Юрий Коротков - Виллиса (Танцующие призраки)
Она повернулась и побрела обратно.
Юлька ждала у входа в Шереметьево-2, вставала на цыпочки, вглядываясь в людей, выходящих из рейсовых автобусов. Радостно-возбужденные сокурсники носились взад и вперед. Демин нащупал луч фотоэлемента, открывающего двери аэропорта, шутовски кланялся входящим, широко поводил рукой — и двери распахивались.
— Нет? — сочувственно спросила Ия, подходя.
Юлька покачала головой…
— Привет из-за бугра! — махал Демин из-за барьера, обозначающего государственную границу в зале аэропорта.
Круглолицый румяный пограничник пролистал Юлькин паспорт, взглянул на фотографию.
— Повернитесь ко мне, пожалуйста… Девушка!
— Что? — обернулась на мгновение Юлька и снова уставилась на стеклянные двери.
— Счастливого пути! — пограничник отдал ей паспорт. — Следующий.
Юлька пересекла границу, последний раз оглянулась и пошла за своими.
Обратный рейс был с посадкой в Хабаровске — Юльке невероятно, немыслимо повезло.
— Три дня, — сказала Наталья Сергеевна. — Только три дня! Двадцатого в Москве. Поняла? Двадцать пятого «Жизель»…
Через час самолет пронесся по взлетной бетонке за стеклянной стеной аэропорта и ушел на Москву. Юлька осталась в обнимку с огромной сумкой ждать «кукурузника» местной линии.
Три недели гастролей промчались в одно мгновение. Будто кто-то перевел стрелки Юлькиной жизни сразу на три недели вперед, и в памяти осталась только смазанная полоса ярких красок, мелькание лиц, обрывки слов. Дни были расписаны по минутам: репетиция, спектакль, совместный урок в балетной школе с одинаковыми, как куклы, дисциплинированными японскими девочками, переезд, опять репетиция… Несколько раз танцевали на зрителя сцены из «Жизели», и Юлька вдруг заметила, что Наталья Сергеевна, стоящая за кулисами, вздрагивает, мучительно напрягается на каждом ее движении, словно пытается поднять ее в прыжке, подтолкнуть, поддержать, — и устает к концу так же, как она сама. Юлька понимала, что Наталья Сергеевна могла и должна была отменить «Жизель» с уходом Светы, но рискнула и поставила на Юльку — не ради Юльки, конечно, а из-за каких-то закулисных престижных игр большого балета, и из-за этих непонятных игр чужих людей Юлька надрывается до полусмерти, но именно благодаря им танцует Жизель, и только благодаря им получила шанс…
Кроме Юльки в «кукурузнике» на жестких автобусных сиденьях летело человек шесть.
Дверь в кабину была открыта и привязана проволокой. Второй пилот, парень чуть старше Юльки, скучал в правом кресле. Обернулся, подмигнул ей, похлопал ладонью по штурвалу: хочешь порулить? Юлька засмеялась и кивнула, приняв за шутку, но парень поманил ее в кабину и усадил в кресло вместо себя. Понятно было, что самолет ведет первый пилот, седой добродушный мужик в левом кресле, но все равно здорово было держать штурвал и видеть перед собой огромный горизонт.
Юльке продолжало везти — прямо с самолета она успела на старый раздрызганный автобус, два раза в сутки идущий до Рудника.
Все происходило, будто в зыбком, счастливом предутреннем сне. Несколько часов назад Юлька с подругами в окружении репортеров входила в международный аэропорт Токио, а теперь все это: сумасшедшая карусель гастролей, расцвеченные рекламой чужие города, Дворец съездов, зеркальные стены учебных залов, розовые купальники и атласные ленты пуантов, — все осталось в каком-то ином, нереальном мире, а здесь, в настоящем, осязаемом, гнулись под ногами скользкие дощатые мостики, переброшенные через весеннюю бездонную хлябь, неторопливо, по-хозяйски шагали люди в ватниках и резиновых сапогах и возвышался за поселком рыжий дымящийся террикон.
Юлька поднялась на крыльцо. Навстречу ей выскочила Зойка — и с разбегу, как мчалась куда-то по своим делам, так и бросилась на шею.
— Юлька! Ты? Нет, правда, ты? Надолго?
— На три дня, — Юлька расцеловалась с сестрой. — Мать дома?
— Дома… — Зойка вдруг замялась. Юлька шагнула в дом, удивляясь тому, что с каждым приездом он становится все ниже и тесней — усыхает, что ли? — весело, широко распахнула дверь в комнату. И застыла на пороге…
Мать сидела у стола, кормила грудью ребенка.
Вопросы были лишними — большой выпуклый лоб, темно-карие живые глаза, неистребимая азаровская порода. Сколько ему — месяца три? Значит, в прошлогодние Юлькины каникулы мать уже была беременна. Значит, только после родов осторожно написала об отце…
Так они и замерли все — Юлька, Зоя у нее за плечом, Катя, вышедшая из другой комнаты, мать. Даже младенец вдруг затих. И это — пропахший стиркой дом, пеленки, висящие крест-накрест по комнате, осунувшееся от недосыпания лицо матери и ее виноватый взгляд, и красные пятна диатеза на пухлых детских щеках — тоже было из реального, настоящего мира.
Юлька, наконец, очнулась, прошла в комнату, поцеловала мать, кивнула:
— Брат?
— Сестричка, — мать облегченно улыбнулась. — Мария.
Сестры радостно бросились распаковывать Юлькину сумку, доставать подарки.
Две соседки, шумно вытерев ноги на крыльце и чинно постучавшись, заглянули в комнату.
— А мы тут мимо проходили… — начала было одна заготовленную речь и осеклась на полуслове: «проходивших мимо» набился уже полон дом.
— Заходите, заходите, — суетилась Юлькина мать. На плечах у нее был платок с золотыми драконами. — Чаю вот…
— Мам, — чуть слышно сказала Юлька. — Ты что, весь поселок созвала?
— Так они сами, — виновато ответила мать. — На тебя посмотреть.
Юлька неловко себя чувствовала под внимательными взглядами земляков, сидела очень прямо, напряженно. Зоя и Катя, как две капли похожие на старшую сестру, только еще меньше ростом, как семья матрешек, искоса гордо поглядывали на Юльку. Четвертая сестра болтала ногами в своей кроватке, таращилась, ошалев от невиданного наплыва людей.
Мать подставила чашку под носик нового японского термоса, торжественно стоящего посреди стола.
— Поверни к себе, он же вертится, — Юлька повернула термос на подставке, надавила на крышку — из носика полился кипяток.
— А на Фудзияме были? — спросил дед в очках.
— Нет. В программе не было.
— Ну как же! — укоризненно сказал дед. — Все равно, что в Москве быть и Кремль не увидеть…
— Умный ты больно, дед, — заступился за Юльку Виктор, ее бывший одноклассник, а теперь здоровенный усатый мужик, откатчик с рудника. — А на монорельсе катались?
— Нет. Нас же на автобусах везде возили.
— А сад камней видела? — не унимался дед.
— У нас по два спектакля в день, — виновато сказала Юлька.
