Татьяна Соломатина - Психоз
«Всё дело в виски и в обезличенном оргазме на голодный желудок. У оргазма всегда должно быть мужское имя».
Просто Вове чего-то не хватало. Чего-то не хватало профессору-бизнесмену. Они оба были просто сортами говорящих бананов. Даже дальнобойщик был куда более похож на homo sapiens. Хотя бы тем, что он понял, что с ним она не будет. И понял это совершенно по-человечески, а не по-бананьему.
«Как? Как звали львовского профессора-бизнесмена? Ты помнишь имя дальнобойщика, с которым выпила пару рюмок коньяка. И не помнишь имени того, с кем провела всю ночь в одной постели. Что нам скажет психология?.. Ничего не скажет. Ну, хоть фамилию?.. Каминский? Зелинский? Стравинский? Нет. Просто. Инский. Весь день проводишь с человеком, он оплачивает тебе оперу, ресторан и удаление двух зубов мудрости. Занимаешься с ним любовью всю ночь. Он водит тебя по незнакомому городу с экскурсией. Поит кофе, учит играть в бильярд. Провожает на вокзал. И от всего этого тебе остаётся обломок его фамилии. Забавно. Живой мужчина, превратившийся в шесть букв. У оргазма опять нет мужского имени. И ты заранее знала, что биг-мак не так хорош, как на картинке. Врите себе на здоровье!»
С живыми мужчинами сложно. Куда сложнее, чем с бананами или с картинками биг-маков. И куда как неспокойнее.
С покойниками, безусловно, безопаснее, чем с живыми. Мужчинами. И даже бананами.
– Василий Пименович, я принесла коньяк! – салютовала Сашка с балкона бутылкой в сторону кладбища. – Он хороший, в меру тёплый и с холодным лимоном, вот!
Она вынесла на балкон вторую табуретку, поставила на неё два пузатых коньячных бокала, блюдечко с тонко нарезанным лимоном, розетку маслин, пепельницу, зажигалку и пачку сигарет. Что ещё нужно Василию Пименовичу и Александре Александровне в столь поздний час? Только хорошая задушевная беседа.
Степенно разлив по ёмкостям равные дозы, Сашка подняла их и соприкоснула:
– Ваше здоровье, Василий Пименович! – пискляво сподобострастничала она.
– Да уж какое там, дружочек, здоровье! Всё бы вам, Александрушка Александровна, шутки шутить, старика задирать! – размеренно пробасила она же.
Ночь была тёплой. Чудесной. Спокойная, красивая даже посреди индустриального пейзажа с видом на кладбище августовская ночь. По шоссе ездили машины, улицу освещали фонари и вывеска универсама.
– Василий Пименович, пока я доставала коньяк, у меня написалось стихотворение. Помните, вы говорили мне, что нельзя зря тратить столько слов? Мол, Сашенька, это ужасно – беспричинные траты себя? А вот и не беспричинные! Я же посмотрела на фонарь! И не надо напоминать мне, друг мой, про аптеку и улицу! Я всего лишь о беспричинности своей «околофонарности»… Свеж и тих вечерок,
В нём витает печаль.
Выйду к ним за порог,
Посмотрю на фонарь —
Обуян, одинок,
Вырывает в ночи…
Не вещает поэт
Никогда
Без причин…
Ну не умница ли я, господин Филимонов?! Я жду ваших похвал!
Василий Пименович был чудесным собеседником. Галантным, остроумным, знал массу стихов. И с удовольствием выслушивал Сашкины опусы, не зевая, не перебивая и понимая самою суть. И кадя фимиам. Это ведь так важно для женщины. Куда важнее, чем даже для поэтов.
– Вы – самый лучший мужчина на свете! – не врала Сашка.
– О-хо-хо-хо! – хохотал Василий Пименович. – На этом или на том, Шурочка?
– На всём! – уверяла она.
На двоих коньяк пьётся быстрее. Благодаря Василию Пименовичу она уснула, ещё не успев пересечься с рассветом. Если бы они встретились – всё. Ещё ночь минус. А Сашке ох как нужно было наконец-то поспать. Бессонница – это страшно. Не кокетливое «не могу уснуть» – от случая к случаю. А именно беспросветная, выжирающая из черепной коробки всё содержимое, взамен наполняющая её своей гулкой отрыжкой, тупая ненасытная бессонница.
Сашке снилось, как они с Василием Пименовичем прогуливаются по летнему лугу под руку. Ему – сильно за пятьдесят. Ей – восемнадцать. Он заботлив, она – счастлива. Они обсуждают цены на клевер, последний парижский фасон, выписанный Александрой Александровной, и предстоящую поездку «на воды». И он ей точно не папа. Хотя и бог, и мир, и даже плюшевый медведь. И, конечно же, совсем не тот Василий Пименович, похороненный на кладбище, что напротив обшарпанной девятиэтажки с универсамом. Да и Сашка совсем другая – беззаботная, любимая, обласканная, бездумная. Ну, то есть такая, какая она на самом деле – созданная исключительно и только для радости и красоты. И в радость и красоту – после создания – помещённая. Безошибочно доставленная.
– Мало ли кому и что снится! Есть сны. И есть – сновидения. Ты что, Фрейда с Юнгом в школе не читала?
– Читала. Мне вот только интересно, откуда знали правду Фрейд и Юнг? Мало ли что я могу написать. И наговорить. И толпы будут в это верить.
– И где правда?
– О снах?
– Сны – это небывалые комбинации бывалых впечатлений. Это уже великий физиолог Павлов написал. И это, скорее всего, правда. Во всяком случае, такая правда меня устраивает. А то, что Юнг нанёс в мир о сновидениях, извини, меня не устраивает.
– Тогда как ты объяснишь свой повторяющийся сон?
– Я никак не хочу его объяснять. Я просто знаю, что когда он мне снится – мне страшно. Нет. Мне не страшно – меня охватывает первобытный ужас, и это всего лишь метафора. Меня охватывает НИЧТО и ВСЁ. Может, ты объяснишь? Как психолог психологу? Я тебя давно об этом прошу. Единственное более-менее разумное объяснение – филогенетическая память. Но ты же знаешь, я не очень-то верю в то, что её можно извлечь. Если что-то зашифровано – оно не зря зашифровано. И зашифровано, судя по всему, надёжно. Иначе бы процент умалишённых давным-давно превысил бы существующий.
– Нет уж. Ничего я тебе объяснять не буду. Сама, дорогая, сама.
– Может, гипноз?
– Я тебе уже не раз говорила, что ни гипнотизировать тебя, ни гадать тебе, ни что-либо объяснять тебе я не буду. К тому же ты не веришь в гипноз.
– Но ты же сильнее меня. И умнее меня. И почему же не верю? Верю. Как в ещё один способ промывки мозгов. Он ничего не объясняет. Но он работает.
– Сильнее? Вряд ли. Умнее, способнее – да. Сашка, всё, что я могу для тебя сделать – это сварить кофе. Налить рюмку. Прикурить сигаретку. Одолжить денег. Всё остальное – только твоё. Я тебя боюсь.
– Подожди, кто тут у нас потомственная ведьма?
– Я. Поэтому и боюсь. Ты – иное существо.
– Ага. Вампир? Чужой? Тёмный маг Скипидар? Крыса-трансформер? Пятый элемент? Дух сливного бачка?
– Трепло ты несусветное. Иное.
– Дурное существо. Ирка, ну погадай! Что было, что будет, чем сердце успокоится.
