Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
– У вас не будет конкурентов, – сказал он. – Во всей этой провинции нет ни одного индийского ресторана.
Кроме того, серьезно сказал агент, этот дом является также очень хорошим вложением денег. Вскоре спрос на жилье здесь повысится, и цены на недвижимость пойдут вверх. Он сам слышал в ратуше, что сетевой универмаг «Прэнтан» вот-вот объявит о постройке в промышленной зоне Люмьера своего отделения площадью в 750 000 квадратных метров.
Мы снова вышли во двор. Воздух был розовым, а вершины Альп над покрытой шифером крышей – ослепительно-белыми.
– Что скажешь, Майюр?
Дядя почесал в паху и с задумчивым видом уклончиво уставился куда-то в сторону гор. Так он всегда делал, когда надо было принять какое-то решение.
– Неплохо, да? – продолжал папа. – По мне так и думать не о чем. Вот наш новый дом.
Период траура был официально завершен. Семье Хаджи пора было продолжать жить дальше, начать новую главу, наконец-то оставив позади полное утрат прошлое. И наконец-то мы были при своем деле – в ресторанном бизнесе. К добру или к худу, местом, где мы осели, оказался Люмьер.
Но конечно, ни одна семья не может существовать изолированно, словно остров. Она всегда является частью чего-то большего, – культуры, общины. И вот мы сменили привычную нам Нипиан-Cи-роуд и даже знакомое нам восточное окружение Саутхолла на окружение, совершенно нам незнакомое. Я думаю, в этом-то и состояло желание отца, который всегда хотел начать жизнь заново, как можно дальше от Мумбая и пережитой нами трагедии. Этому требованию Люмьер, безусловно, соответствовал: в конце концов, это была la France profonde – глубокая французская провинция.
Тогда, стоя на лестничной площадке третьего этажа и слушая, как мои братишки и сестренки, вереща, бегают по дому, хлопая дверьми, я впервые и заметил здание, стоявшее через улицу от особняка Дюфура.
Это был такой же элегантный особняк из такого же серебристо-серого камня. Почти весь садик перед ним занимала старая ива, склонявшая свои плакучие ветви над деревянной изгородью и тротуаром, вымощенным плитняком, в изящном поклоне, как какой-нибудь придворный Людовика XIV. Свежие одеяла, набитые гусиным пухом, проветривались, свешиваясь из двух верхних окон, и над их белыми горбами я заметил абажур ночника из зеленого бархата, латунный подсвечник, высохшие веточки сирени в прозрачной вазе. Видавший виды черный «ситроен» стоял на покрытой гравием подъездной аллее перед старой конюшней, которая теперь служила гаражом. Вдоль боковой стены дома мимо альпийской горки потемневшие каменные ступени вели вверх, к полированной дубовой двери. А там, легко покачиваясь на ветру, висела неброская вывеска. «Le Saule Pleurer» – «Плакучая ива» – гостиница, удостоенная нескольких знаков отличия.
Я до сих пор помню ту чудесную минуту, когда впервые увидел «Плакучую иву». Она потрясла меня больше, чем отель «Тадж-Махал» в Бомбее. Дело было не в размере, а в совершенстве ее красоты. Сад с камнями, заросшими лишайником, пышные белые одеяла, старые конюшни с окнами в свинцовых переплетах – все это идеально гармонировало друг с другом и являло собой саму суть неброской европейской элегантности, которая была так чужда той культуре, в которой я вырос.
И чем больше я вспоминаю тот момент, когда впервые взглянул на «Плакучую иву», тем больше уверен, что тогда я увидел также и белое лицо некой особы, мрачно глядевшей на меня из окна мансарды.
Часть третья
Люмьер
Глава пятая
Пожилая женщина, глядевшая на меня из окна дома напротив в день, когда много лет назад мы впервые появились в особняке Дюфура, была мадам Гертруда Маллори. То, что я расскажу вам, – чистейшая правда, хотя я и не был непосредственным свидетелем абсолютно всех событий. Дело в том, что многие подробности моей собственной биографии открылись мне только годы спустя, когда Маллори и другие наконец-то рассказали мне свои версии тех событий.
Мадам Маллори, проживавшая через дорогу от особняка Дюфура, была хозяйкой гостиницы и принадлежала к старинной династии владельцев отелей с берегов Луары. Образ жизни она вела почти монашеский и к моменту нашего прибытия в Люмьер уже тридцать четыре года жила одна в мансарде «Плакучей ивы». Подобно тому как представители династии Бахов один за другим становились музыкантами, члены семьи Маллори поколение за поколением становились хозяевами гостиниц, и Гертруда Маллори не стала исключением.
Когда Маллори было семнадцать, ее отправили для продолжения образования в лучшее учебное заведение Женевы, готовившее специалистов гостиничного дела. Там-то она и полюбила неровную горную гряду, идущую вдоль французско-швейцарской границы. Нескладная язвительная девушка, нелегко сходившаяся с людьми, Маллори проводила свободное время, гуляя по Альпам и всему департаменту Юра, пока как-то в выходные не нашла Люмьер. Вскоре после выпуска из пансиона у Маллори умерла тетка и оставила ей наследство, и юная девушка-повар тут же обратила упавшее к ней с неба состояние в большой дом в этом уединенном горном городке. Люмьер идеально отвечал ее стремлению к аскетической жизни на кухне.
И тут она принялась за работу. Получив первоклассное образование, в течение многих лет Маллори неутомимо применяла на практике свои знания и отдавала все силы, проводя на кухне долгие часы, создавая заведение, которое знатоки в итоге признали одной из лучших провинциальных гостиниц Франции – «Плакучую иву».
И по образованию, и по своей склонности она придерживалась классической школы. Большую часть места в ее комнатах в мансарде занимала уникальная коллекция редких кулинарных книг, располагавшаяся на полках от пола до потолка и разраставшаяся, как грибница, тесня великолепную мебель вроде геридона XVII века или орехового кресла бержер в стиле Людовика XV. Эта библиотека, которую Маллори собирала на протяжении более тридцати лет, пользовалась известностью во всем мире, а между тем мадам просто имела зоркий глаз и, вкладывая весьма скромные суммы, методично обследовала книжные развалы и сельские аукционы по всей стране.
Самой ценной книгой ее коллекции было раннее издание труда «De Re Coquinaria» Апиция, единственной сохранившейся кулинарной книги Древнего Рима. В свободное время Маллори часто сидела одна у себя на чердаке, попивая чай с ромашкой, с этой редкой книгой на коленях, вся погрузившись в прошлое и дивясь разнообразию римской кухни. Как восхищалась она разносторонним талантом Апиция: он мог готовить сонь, фламинго и дикобразов так же легко, как свинину и рыбу!
