Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки
– Я могу вам помочь, мисс?
Женщина с длинным острым носом отозвалась:
– Да, молодой человек, я желаю говорить с владельцем станции. Сообщите, что уполномоченная медсестра Дороти Фрэйкс прибыла с инспекцией уборных.
– Хорошо, мэм, – ответил он и помчался на зады станции за папулей.
Выглянув в окно на втором этаже, Гертруд Мэй тоже увидела, что происходит.
– Ох ты ж, – сказала она и рванула вниз за сестрой-близняшкой Тулой Джун и за мамулей.
Когда мамуля высунулась из кухонного окна, женщина уже вышла из машины и папуля с ней беседовал. Мамуля никогда прежде не волновалась, но, увидев, насколько та женщина официально держится – форменное платье, планшет подмышкой, – вдруг запаниковала.
– О милая благословенная Матерь Божья, – сказала она. – Чья очередь мыть была последняя?
– Фрици, – ответила младшая, Софи Мари, и Фрици готова была ее за это убить.
– Ох, ну нет! – Теперь мамуля испугалась не на шутку. Фрици мыла из рук вон плохо. Мамуля схватила ее за плечи: – Фрици, посмотри на меня. Про мыло не забыла?
– Не забыла, конечно.
– Раковину терла?
– Да, но там все равно было чисто.
Мамуля выглянула. Папуля все еще стоял и кивал как заводной. Что он говорил ей? И тут вдруг медсестра резко развернулась на каблуках и направилась в дамскую уборную, воздев планшет, будто изготовившись к бою.
В окнах дома пятеро не сводили глаз с двери, ожидая появления медсестры, но минуты тянулись, а та не выходила. Мамуля мяла фартук.
– Что ж она там так долго?
Тула Джун предположила:
– Может, ей в туалет надо было, ну или как-то.
Прошла еще минута, и они заметили, как медсестра нырнула из дамской уборной в мужскую. Мамуля проговорила:
– Софи Мари, ну-ка неси мои четки. Нервы в клочья.
Чуть погодя мамуля по-прежнему смотрела на заправку и перебирала четки – и тут медсестра вышла из мужского туалета и заговорила с папулей. Тот опять принялся усиленно кивать – и то и дело оборачивался и показывал на их дом.
– Ох ты ж… что он такое делает… господи боже мой, – сказала мамуля.
Медсестра направилась к дому, взошла по ступенькам и постучала в дверь. Софи спросила:
– Она у двери, мамуля, нам прятаться?
– Нет-нет, будьте здесь, девочки, – ответила та, стаскивая фартук и приглаживая волосы. Затем глубоко вдохнула и открыла медсестре.
– Вы миссис Юрдабралински?
– Да, я.
– Здравствуйте, я медсестра Дороти Фрэйкс, из «Филлипс Петролеум». Поздравляю: вы набрали 100 очков – у вас чистейшая уборная из всех, что я имела удовольствие проверять. Да у вас с пола в туалетах есть можно, миссис Юрдабралински, и потому – в порядке исключения – я желаю лично вручить вам официальную эмблему «Аттестованных уборных».
Мамуля так переволновалась, что аж расплакалась, а Фрици зачирикала:
– Сто баллов. Я тебе говорила. Ха-ха-ха. И почему мне люди не верят.
С того дня уполномоченная медсестра Дороти Фрэйкс стала просто Дотти, и вся семья обожала ее визиты. Она уже больше не проверяла их уборные. Ей просто нравилось заходить в дом, укладывать ноги повыше, курить, отдыхать, болтать с мамулей, спрашивать, как дела у Винка и дочек, и ехать дальше по маршруту инспекции.
– Я тебе вот что скажу, Ленка, – призналась она как-то раз, – знамо дело, филлипсовская «хозяйка трасс» многим кажется престижной работой, но временами ужас как однообразно. Повидала одну уборную – знаешь их все. И если б не такие милые люди, как вы, я бы уже завтра сдала экипировку.
На следующий день
Суббота, 11 июня 2005 года
Сьюки решила закрыть все ставни, запереть все двери, сидеть у себя и спускаться, только чтобы покормить Ку-ку Нервы у нее были натянуты до такой степени, что при каждом телефонном звонке сердце начинало колотиться – особенно если высвечивался номер Ленор, – и потому она просто сняла с рычага трубку.
Примерно в половине первого она спустилась. У Ленор с полудня до часу встреча общества Дочерей Американской революции[16], и теперь Сьюки ничто не угрожало. Но стоило ей собраться наверх, как в дверь зазвонили. Она услышала, как кто-то зовет ее по имени, и то была не Ленор. Марвэлин. О господи… только этого не хватало – гостей.
Сьюки открыла дверь:
– Привет, Марвэлин.
– А, вот и ты. Я уже собралась уходить. Еду на йогу и подумала, а вдруг ты дома. – Тут Марвэлин взглянула на нее пристально и спросила: – Сьюки, а ты колонотерапию делаешь?
– Что?
– Колонотерапию.
– Нет… и не знаю, что это.
– Это как мощная клизма.
Сьюки скривилась:
– О господи…
– Зря ты так! – отозвалась Марвэлин. – У меня уже было шесть, и я себя чувствую отменно. Эдна Иорба Зорбра говорит: чтобы продвинуться в эмоциональном исцелении, совершенно необходима чистота толстой кишки. В том числе и так мы учимся освобождаться от старой негативности, за которую цепляемся.
– Вон что.
– В общем, я хожу к этой чудесной девчонке в Мобиле. – Марвэлин открыла сумочку. – Сейчас дам ее визитку. Я всем говорю, что знаю ее. Когда будешь звонить, скажи обязательно, что от меня. Она всем моим друзьям делает скидку в десять процентов, а за серию из десяти процедур – пятьдесят. А тебе надо десять. Слушай, можем вместе как-нибудь съездить?.. А потом пообедаем. Позвони.
– Хорошо, Марвэлин. Непременно. – Взяв карточку, Сьюки проводила подругу, однако представить, что может быть менее сообразным, чем колонотерапия и последующий обед с Марвэлин, так и не сумела. Лучше уж на ночь по традиции две столовые ложки метамуцила без сахара и со вкусом апельсина.
Марвэлин всегда была в некотором роде духовным искателем – и искала она по сей день. Десять лет назад она уговорила Сьюки ходить в женскую группу изучения Библии, и Сьюки пережила недолгую стадию «заново рожденной». Ходила счастливая, а Ленор была в ужасе.
– О небо, Сьюки… верь себе в Бога, но совершенно незачем рассказывать об этом всем в городе! Семью позоришь. Того и гляди начнешь укрощать змей и говорить языками!
В конце концов Сьюки сказала Марвэлин и остальной группе, что больше не появится. В церковь она по-прежнему наведывалась и во что-то верила, хотя сама толком не понимала во что.
А уж теперь-то она вообще ничего не понимала. Жизнь человека, полагала она, где-то спланирована, есть кто-то главный, и он за всем следит. Но чем больше обо всем этом Сьюки думала, тем больше осознавала, насколько все в ее жизни случайно. А в ее особом случае – прямо-таки пугающе шатко!
