Вильям Козлов - Приходи в воскресенье
Обедал я здесь уже много раз и пока понял одно: заведующий виноват меньше всего. Во-первых, блюда стоят дешево, рабочий может за полтинник взять обед из трех блюд. Во-вторых, приходят сюда рабочие в спецовках и робах, так что о стерильной чистоте и мечтать не приходится. В-третьих, шеф-повар и его помощники зарабатывают в заводской столовой гораздо меньше, чем их коллеги в фирменных столовых или ресторанах. Так что надеяться заполучить сюда высококвалифицированного повара — чистейшая утопия.
Я допивал компот, когда в зал вошла довольно рослая девушка в джинсах и короткой нейлоновой курточке. Темно-русые с блеском длинные волосы небрежно спускались на спину. Девушка мельком бросила на меня безразличный взгляд и подошла к буфету. У нее была великолепная гибкая фигура, и туго обтягивающие джинсы лишь подчеркивали это. Девушка стояла ко мне спиной и что-то говорила буфетчице. Я слышал, как звякнула о прилавок мелочь, девушка взяла бутылку молока, открыла ее и тут же у буфета, запрокинув голову, стала пить. Поставив порожнюю бутылку, она повернулась, и я снова встретился глазами с девушкой. И что-то дрогнуло во мне, я чуть не выронил стакан: эта незнакомая девушка вдруг напомнила мне Рысь… Нет, она не была похожа на девчонку с острова Дятлинка. Эта старше, выше ростом, настоящая цветущая девушка. Рысь всегда больше походила на мальчишку-подростка, чем на девушку. Но в фигуре, взгляде, повороте головы что-то было от Рыси. Какого цвета у этой девушки глаза, я не разглядел.
Я сидел с недопитым стаканом компота и смотрел на дверь, в которую вышла девушка, напомнившая мне Рысь… Странно, ведь я Рысь впервые увидел в брюках, хотя тогда еще не было у девчонок моды носить брюки. В брюках и тельняшке. Приехав в город, я первые дни бродил по улицам, жадно вглядываясь в лица прохожих. Теперь я понимаю, я бессознательно искал среди этих лиц единственно дорогое мне лицо… Потом, узнав о ее смерти, я перестал искать в толпе это далекое, неуловимое лицо. И вот сегодня высокая стройная девушка опять напомнила мне о Рыси… Неужели так до конца дней своих я и буду в каждой встречной девушке искать ту, которую безвозвратно потерял?..
Я ушел из столовой, позабыв рассчитаться. Уже в коридоре спохватился и, вернувшись, заплатил улыбающейся официантке за обед.
— Заплатили бы в другой раз, — заметила она.
— Кто эта девушка… Ну, высокая, молоко пила? — спросил я.
Я видел, официантка удивилась. Узенькие подбритые брови ее полезли вверх, она, по-видимому, хотела ответить шутливо, но, встретившись со мной глазами, согнала уже было появившуюся на крашеных губах улыбку и равнодушным голосом сообщила:
— Так это ж Юлька. Крановщица из первого цеха. Ее все на заводе знают…
Я как-то не придал значения этим словам. Кстати, истолковать их можно было как угодно. Гораздо позже сам убедился, что Юлька действительно популярная личность на заводе…
Я присел на широкий подоконник и задумался, глядя в окно. Батареи парового отопления еще не включили, и в кабинете было прохладно. Солнце бледным круглым пятном проглядывало сквозь пелену облаков и снова исчезало. Из окна я видел железнодорожную ветку, подведенную к заводу. Небольшой тепловоз толкал перед собой несколько платформ, нагруженных железобетонными плитами. Немного в стороне короткими очередями полыхала электросварка. Там из тавровых балок варили формы для заливки бетона. В луже буксовал порожний грузовик. Я подумал, что весной обязательно надо будет заасфальтировать дорогу. Это тоже недоделки строителей. Впрочем, они и будут асфальтировать, я об этом уже толковал в горкоме…
Мои мысли снова вернулись к Рыси. Я уже в который раз отчетливо, как на экране, увидел нашу последнюю встречу перед разлукой. Она мне врезалась в память на всю жизнь. Это было в начале лета. Я заехал на мотоцикле за ней, и мы укатили за город. Был жаркий безоблачный день, асфальт плавился, а я все жал и жал на газ. Я любил быструю езду. Наконец Рысь не выдержала и замолотила по спине кулаками.
— Я тоже хочу! — кричала она мне в ухо. — Остановись, Максим!
Я притормозил у белой березы, одиноко стоявшей на обочине, и выключил мотор. Береза была такая белая, что глазам больно смотреть на нее. И хотя еще был день, над ней жужжали майские жуки. И тишина. Благословенная тишина после шума и ветра в ушах и тягучего треска мотоцикла.
Мне хотелось постоять под березой и послушать тишину, но Рысь завела мотоцикл, оседлала его и поехала, а я остался один. Я не боялся за Динку: она научилась ездить не хуже меня. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что она не хотела останавливаться. Уж если села за руль, то готова была ехать по прямой, пока бензин не кончится. Поэтому я не пошел за ней, а остался под березой, надеясь, что в ней заговорит совесть и она далеко не уедет. Рысь слилась с мотоциклом и быстро удалялась в сторону Невеля. Она была в трикотажных спортивных брюках и выпущенной поверх тельняшке. Желтым пламенем трепыхались ее густые, растрепанные ветром волосы. Вот она взлетела на пригорок, и мотоцикл, оставив клубок синего дыма, исчез из глаз. Я долго стоял под березой, ожидая ее, потом мне это надоело, и я зашагал по шоссе. Я прошел вперед, наверное, с километр, когда услышал приближающийся треск мотоцикла. Но вот треск оборвался, и стало тихо. Поднявшись на холм, я увидел одиноко стоявший у поворота на проселок мотоцикл, а Рыси нигде не было видно. Когда я подошел к мотоциклу — слышно было, как что-то потрескивало в остывающих цилиндрах, — раздался голос Рыси:
— Максим! Иди-и сюда-а!
Я ее не видел, но голос доносился из березовой рощи.
Я нашел Рысь на берегу озера. Она сидела на поваленной молнией сосне, макушка которой купалась в воде, и смотрела на камыши. И взгляд ее был какой-то отрешенный.
— Там ветер свистит в ушах, — сказала она. — А здесь тихо и рыбы в воде плавают… Как ты думаешь, они умеют разговаривать? Ну, вот одна рыбка понравится другой, как-то они должны об этом сказать друг другу?
— Ты же изучала ботанику, — заметил я.
— Ботаника — это про растения, — серьезно поправила она меня. — А про животных…
— Зоология, — ввернул я, чтобы не показаться ей совсем необразованным.
— В учебниках про это ничего не написано, — сказала она. — Там написано, что самки весной мечут икру, а самцы поливают ее молоками… — и, повернувшись, посмотрела на меня ясными большими глазами. — По-моему, это очень скучно. Вот у животных и людей совсем по-другому… Почему, Максим, природа так обидела бедных рыбок?
Я заерзал на сосне, не зная, что ей ответить. В воду посыпались ошметки коричневой коры, и мелкие рыбешки сначала испуганно стреканули в разные стороны, потом снова собрались у нас под ногами, хватая медленно опускающиеся на дно комочки и тут же их выплевывая.
