Александр Сегень - Поп
– Что поделать, – вздохнул Фрайгаузен. – Сейчас все силы германской нации брошены на овладение Москвой и Ленинградом. Мы не имеем средств для обеспечения военнопленных. К тому же Сталин не подписал конвенцию, по которой международный Красный Крест мог бы содействовать в этом вопросе. Сталин считает всех пленных предателями и не оставляет им права на жизнь.
– Но мы считаем их людьми! – голос батюшки надорвался. – И хотим, чтобы они жили. – Отец Александр помолчал, собираясь с силами. – Мы и не просим от вас помощи несчастным узникам. Отдайте концлагерь в Сырой низине в наше попечение, и мы будем отапливать бараки, подкармливать пленников, обеспечивать их тёплой одеждой. И более ничего. Люди будут сохранены и… смогут работать… на благо вашего рейха.
– Отец Александр, возьмите бумагу и напишите ходатайство, – откликнулся митрополит, протягивая священнику лист и карандаш.
– Но вы должны внушать военнопленным, что отныне они подданные самого лучшего государства в мире, великой Германии! – хмуро произнёс Лейббрандт по-русски.
34
Морозы всё усиливались. Никогда еще в этих местах во второй половине ноября не ударяла столь свирепая стужа!
– Как там в лагере! – сокрушался отец Александр. – Совсем перемрут!.. Один плюс – на фронте мороз нам выгоден. Наши как-нибудь перетерпят, им привычно, а немцу это будет смерть под Москвой.
– Ты только подобное – нигде, – ворчала матушка Алевтина.
35
В начале декабря концлагерное начальство дало батюшке добро на сбор тёплых вещей, дров и продовольствия для военнопленных. Не только в Закатах, но и во всех окрестных деревнях и сёлах отец Александр поднял жителей на спасение несчастных узников.
Вскоре в Сырую низину прибыли первые подводы.
Отец Александр вместе с Торопцевым распоряжались разгрузкой. И вдруг появившийся, как черт из табакерки, комендант лагеря приказал дрова разгружать, а вещи и продовольствие не трогать. Немцы отогнали русских от подвод, а сами сели на козлы и отправились в сторону Пскова.
В эту минуту отец Александр согрешил – впал в отчаянье.
Но зная, что никто за него не исполнит его долг, быстро и страстно взмолился к Богу и кинулся к коменданту – добиваться правды, волоча за собой перепуганную личную свою переводчицу Алевтину Андреевну. Комендант сурово выслушал стенания священника и, подойдя к батюшке, похлопал его по плечу. Матушка переводила:
– Он говорит, что доблестная немецкая армия испытывает нехватку в тёплых вещах и продовольствии. Что под Москвой битва не кончилась. Что немецкий народ весьма признателен тебе, отец Александр, и окрестным жителям за оказанную помощь. И что дрова будут использованы для обогревания бараков.
– А продовольствие? А вещи? Там одних только шерстяных носков – на каждого узника хватило бы! – воскликнул батюшка.
– Отец Александр, ну как ты не понял, – тяжко вздохнула Алевтина Андреевна. – Это они забрали для себя. Повезут во Псков, а оттуда переправят в армию, воюющую под Москвой.
– Как в армию? В немецкую армию?
– Ну не в Красную же!
Домой отец Александр возвращался в полном унынии. Лишь то, что дрова всё-таки достанутся баракам, согревало его. А когда показались первые закатовские избы, другая утешительная мысль разгорелась в печке батюшкиной души.
– Послушай-ка, матушка! – произнёс он оживлённо. – Я вот что думаю… Раз в немецкой армии носков да жратвы не хватает, стало быть, у них там дело швах. Напрасно они бренчат на своих тимпанах и гуслях! Под Москвой им нету победы. Не получилось блицкрика! Давай, дедушка Мороз, поднажми, сердечный!
– Ты, Саша, воистину как ребёнок. Только что сидел умирал от печали, а вот уже и готов спрыгнуть с саней и скакать от радости!
– И ничего плохого в том не вижу, – улыбаясь, отмахнулся батюшка. – Ибо и Христос говорил: «Будьте как дети!»
36
Дети у священника Ионина, слава Богу, не болели. Были они умеренно сыты и довольно веселы, хотя, конечно, каждого из них время от времени посещали печальные воспоминания о родных отце и матери, навеки утраченных.
Однажды Саша спросил:
– Батюшка, а почему нашу маму убили?
– Э, милый тёзка! – Отец Александр обнял его и посадил к себе на колени. – Вон ты о чём запечалился. Так вот, что я тебе, Сан Саныч, скажу. Твоя мама была самая лучшая у нас в селе женщина. Господь Бог видел это и очень хотел сделать её святою. Не мог он без неё больше на небе. Понимаешь? Тут как раз злой человек рабу Божью Таисию застрелил. И душа её отправилась к Боженьке.
– А как же мы с Мишкой?
– А вас Господь определил ко мне.
– А если Он и тебя захочет взять?
– Останется матушка.
– А если и матушку?
– Так есть ведь Торопцевы. Да мало ли добрых людей на свете! Не пропадёте, Сашунька! Так и братику своему передай, если он тоже станет вопросы задавать. Не будешь больше тужить?
– Не буду, – сказал Саша.
Но тут же заплакал и уткнулся батюшке под бороду.
37
Лютые морозы выжгли партизан из окрестных лесов. Тайком пробрались они кто куда. У кого-то в здешних краях были отчие дома, родители да родственники, разбрелись мужики по своим – как будто мирные хлебопашцы, и оружия сроду в руках не держали.
Некоторые из партизан укрывались и под куполами Псково-Печерского монастыря. И уже не роптали: мол, под поповским крылом не станем прятаться…
Зазимовал в родном селе и Алексей Луготинцев. А в сарае под сеном он сделал укрытие для товарища Климова. Лишь однажды немцы приходили поглядеть, что да как, из винтовки пальнули разок, «для орднунга», в сеновал, но, к счастью, в того, кто там сидел, не попали.
Время от времени Алексей докладывал товарищу Климову обстановку:
– Немцев в селе осталось совсем немного. Гонят ихнего брата на восток. Стало быть, война развивается для нас успешно. А поп здешний немцам продолжает и так и сяк прислуживать. Организовал по окрестным селениям сбор продовольствия и тёплых вещей. И всё это отправлено к немцам на фронт!
– Гадина долгополая! – возмущался товарищ Климов.
– Убью его!
– Погоди, Лёша, сейчас нам активные акции нельзя проводить. Немцы озлоблены: казнишь попа, вызовешь их на провокацию: основательно возьмутся за проверки и всех наших, кто, как я, вынужден нынче прятаться, из нор выудят. Погоди, по весне вернёмся в леса, тогда и учиним над предателями справедливый суд!
38
К концу года немцы стали невесёлые. Однажды после богослужения отец Александр и Торопцевы вышли из храма, а навстречу пятеро немцев, морды у всех злые. А тут ещё Костик Торопцев – сделал вид, что стреляет в немца из деревянного самодельного пистолета: