Мария Воронова - Клиника одиночества
Родители Вари дали официальное согласие, он позвонил своим.
Мама, конечно, заволновалась, учинила ему настоящий допрос относительно невесты, обещала приехать на свадьбу.
Таким образом формальности были улажены, но Варя почему-то не спешила подавать заявление.
– Что мы тянем? – спросил Стас. – Говорят, в загсах сейчас очередь на полгода, если ты хочешь торжественную регистрацию.
– А ты не хочешь?
– Мне все равно. Единственное, чего мне реально хочется, – чтоб ты выглядела как настоящая невеста. Нарядим тебя в платье с открытыми плечами... – Тут Стасу не к месту вспомнилась Люба. – Портретов твоих сделаем побольше. Это все, чего я хочу от свадебной церемонии.
Варя кивнула:
– Согласна. Только придется немножко подождать. – Она улыбнулась.
– Чего подождать?
– Ты тянул, теперь я потяну.
– Варюша, ну что ты в самом деле? Мы полгода всего встречались. Разве я тянул?
Она посмотрела на него как будто ласково, но взгляд был слишком острым для счастливой невесты.
– Как посмотреть, Стас, как посмотреть... Какие же мои недостатки заставили тебя полгода колебаться?
Ответить на этот вопрос было невозможно. Говорят, хорошая жена всегда сумеет повернуть так, что ты будешь виноват.
– Я не вредничаю, – продолжала Варя. – Но придется подождать, пока я вернусь со стажировки. Да-да, Стасик, не делай круглые глаза, поеду я!
– Понятно.
– Что тебе понятно? – Варя чувствовала свою неправоту и от этого говорила взволнованно и агрессивно. – Ты рад за меня?
Он пожал плечами:
– Конечно. Но ты не думаешь, что, принимая решение уехать в чужую страну на полгода, нужно спросить, как к этому относится твой будущий муж?
– Да? Но, Стас, ты же сам собирался ехать, верно? Мы по-любому расстались бы.
– В принципе да. Варь, а может, ну ее, эту Англию? Останемся оба тут, поженимся, родим кого-нибудь?
Варя инстинктивно отодвинулась.
– Интересный ты, Стас! Как самому ехать, так бегом собираем чемоданы, а как мне, сразу ну ее, эту Англию! Нет уж, дорогой! Ты и так хороший специалист, а для моей карьеры стажировка будет очень полезной. Превратиться в домашнюю курицу я всегда успею.
Стас натянул брюки и вышел на кухню покурить. Бабушкина квартира, в которой им предстояло жить после свадьбы, уже казалась Грабовскому мрачной и чужой. Кухонные стены, выкрашенные масляной краской песочного цвета, допотопная эмалированная раковина с отбитыми краями и бессмысленное окошко в ванную навевали тоску.
Варя права: если бы место стажера досталось ему, он поехал бы без колебаний. Но сейчас он больше жалел не о том, что не поедет сам, а о том, что Вари целых полгода не будет рядом. А вдруг он все это время обманывался, и Варины родители совсем не хотели принять его в семью? А что, очень может быть! Держали за жениха, пока не подвернется кто-нибудь получше, а теперь решили дать задний ход.
Вари не будет полгода. Отпуск во время стажировки не предусмотрен, у Стаса нет денег на билеты. Значит, все это время они не увидятся.
Раз Варя согласилась ехать, значит, не так уж сильно любит. Стас усмехнулся собственной логике. Он ведь сам не отказывался от стажировки, значит, не имеет права обижаться на Варю.
Он вернулся в постель. Варя читала какой-то женский журнал, усердно делая вид, будто не замечает, как его рука скользит по ее плоскому животику.
– Варюша, не дуйся.
Она промолчала, но бросила журнал под кровать и закрыла глаза.
– Хорошо, поезжай. Полгода пролетят быстро. Это действительно важно для карьеры. Вернешься умная, с дипломом. Тебя сразу в частную клинику возьмут работать.
– Ты правда не обиделся? Все-таки папа тебе обещал...
– Я даже не буду спрашивать, сам он нарушил обещание или ты его уговорила. – Стас поцеловал Варю за ушком, вдохнув легкий аромат ее цветочных духов.
– Я уговорила! – заявила она гордо, отползая от него. – А то слишком много у тебя бонусов от брака со мной. И жилье, и стажировка. Вот я хочу знать, кого из нас ты действительно любишь: меня или моего папу? Или тупо квартиру моей бабушки?
– Тебя, конечно. Пусть я бедный идальго и, выходя за меня, ты ничего не получаешь, кроме меня, но зато я никогда с тобой не разведусь. У нас в семье никогда никто не разводился. Так что я до самой смерти останусь с тобой.
– Звучит зловеще.
Грабовский скорчил страшную физиономию, завыл и схватил Варю поперек туловища. Она, смеясь, отбивалась, и в этом смехе Стасу вдруг почудилось что-то искусственное.
Глава 7
Зоя Ивановна сидела в холле приемного отделения возле телефона с несвойственным ей озадаченным видом.
– Представляешь, – сказала она задумчиво, – звоню сейчас в рентген, чтоб они открыли больной дверь и сделали снимок брюшной полости, а попадаю в квартиру.
– Неправильно номер набрали, дело житейское.
– Да, житейское... А если бы тебе в два часа ночи позвонили и сказали: открывайте, сейчас к вам женщина придет, ты бы что сделал?
– Я бы открыл.
Она засмеялась. Потом поднялась из-за стола, взяла Стаса за локоть и повела на крыльцо.
Недавно прошел дождь, и деревья в больничном саду еще шелестели, сбрасывая капли. В лужах отражались редкие фонари, а недавно построенные вокруг больницы дома нависали темными громадами. В окнах не было света, люди спали.
Стас любил таинственное ночное время, которое многим казалось страшным и неуютным, любил и работать по ночам, зная, что самое напряженное время для реаниматолога – три-четыре часа утра, когда оборона человека слабеет и он становится для смерти легкой добычей.
Когда Зоя вызвала его в приемное, Грабовский не спал. Он вообще не ложился на дежурствах, так, кемарил на кривом диванчике сестринского поста, если в реанимации было совсем спокойно.
– Короче, Стас, привезли ребенка пятнадцати лет. Третий день живот болит, папаша думает, сын съел что-нибудь, и не волнуется. А тут папаша поехал на гулянку, и ребенка совсем скрутило. Домработница привезла его сюда. Ну, ты знаешь, как я это ненавижу. Говорят, ничто не сравнится с яростью отвергнутой женщины, так вот я тебе скажу, что ярость врача, которого в два часа ночи будят из-за какой-нибудь фигни, тоже кое-чего стоит. Все они такие! – зло сказала Зоя. – Два дня терпят, думают, что пройдет, и понимание того, что не пройдет, приходит к ним именно в два часа ночи. Ни раньше, ни позже! Почему не в восемь вечера, можешь ты мне объяснить?
– Могу, Зоя Ивановна. Тонус вагуса[10] повышается, и все неполадки в животе чувствуются гораздо острее. Плюс общее ощущение тревоги.
– Да? Ну ладно. Короче, посмотрела я ребенка, а там аппендицит, причем такой, что мама не горюй. Срочно надо брать, пока разлитой перитонит не развился.
