Михаил Веллер - Бомж
Вот тот подбитый доходит до нас, качаясь, и начинает падать буквально Феде на руки. Ну — подхватили. По прихватам — свой брат бич: драный, тертый, обтерханый. Общий вид — будто нищий на свадьбу собрался: что-то брито, что-то мыто, что-то застегнуто, и все с помойки. Интеллигент сэконд-хэнд.
Мы его приволокли к себе, уложили. На затылок мокрый компресс положили, поясницу шалью обвязали. (Он потом долго кровью ссал, но прошло.) Он оклемался — и включил свою разрушительную деятельность:
— Садистские наклонности! Русское зверство! Холопье семя, рабы и потомки рабов! Кровавое чека! Испепелить все дотла!
Мы сразу успокоились — значит, труп ночью никуда тащить не надо. Злой — значит жилец. Но этот просто отборный какой-то оказался, элитный. Его на цепь сажать можно и к пограничному столбу привязывать — хрен кто в Россию въедет, все передумают. Никакой нелегальной миграции.
— Жлобы, жлобский народ! Пока их угнетают — они плачут, а дадут дышать — они тут же угнетают других! Все дерьмо всплывает наверх, все золото тонет внизу! Чаадаев, великий Чаадаев — гений, вот наш великий национальный гений!
Ишь ты. Чаадаев. Ученый. Иван Иваныч. Ну, пусть поживет. С такими интересно.
Мы ему сначала пить не давали. С отбитыми почками нельзя. После закрытия на рынке, ящики всегда свалены у ворот, бананчик не сильно темный ему искали — лучшая диетическая пища, хорошо что их теперь до фига ввозят. А уж он развлекал!
Если по его рассказам составить биографию — это просто революционная фабрика Клары Цеткин. Он сидел на мордовской зоне за распространение свободной антисоветской литературы. Потом в 91-м стоял в толпе у Белого Дома. (Народ мрет, но защитников Белого Дома все прибавляется.) Потом был в демократической партии, точное название которой всегда путал. Руководил чем-то, писал в газеты и выступал по радио.
— А когда пришел этот кровавый гэбист, мне Лера сразу сказала: «Пусть сдохнет этот проклятый народ, если он не способен воспользоваться демократией и голосует за палачей!»
— Какая Лера?
— Какая? Новодворская. Валерия. Слышал, я думаю?
— Н-ну… Это такая, еще показывали…
— Ну толстая такая, в очках, всем в глаза правду резала! Да она когда-то из телевизора не вылезала.
— Парень, она не вылезала, а мы туда не влезали.
— Так а ты с ней чего… знал, что ли?
— Знал?.. Да мы с ней и с Костей Боровым все либеральное движение в девяностые годы создали!
Борового я помнил. Он на бирже гениально подпрыгнул. И русский флаг километровый создал — по улицам несли. Но этот тут — нормально свистит; ладно. Кайф сломал человеку — все равно что в душу плюнул.
— Я Гайдару еще в девяносто третьем говорил: Егор, ты че воротишь? Народ же обнищает! А он — как же, из номенклатурной семьи, че он в жизни видел. Вот и раздали страну бандитам за чиновничьи взятки.
Этот тезис у нас встречает понимание во всех слоях общества. У всех все отобрать и поделить. Но Седой чем отличается? Ему все поперек. Он оппозиционер по жизни. Если завтра объявят коммунизм — он тут же окажется убежденным борцом за капитализм. В системе сдержек и противовесов он противовес всему.
— Хотел Явлинский укоротить монополистов, чтоб у всех людей была собственность — так сын на рояле играл, его похитили и пальцы переломали, один отрезали и Грише с запиской: «Не уйдешь из политики — пришлем голову». Ну что — он и ушел из политики.
— И че?
— Вернули. И сыновей он в Лондон отправил подальше. И затихарился.
— Кто это сделал, интересно?
— Кто. Фашисты!
— А на хрен нашим фашистам Явлинский?
— А ты вообще где живешь?
— Где и ты. Здесь я живу.
— Ты живешь в фашистском государстве!
— Ну, эт-ты все же загнул. Менты, олигархи, да. А фашистов власть сама гоняет, ну, иногда, так их и не видно.
— Дурашки вы бедные… Не видно ему. ФСБ тебе кто?
— Мне лично ФСБ никто.
— Ошибаешься. Это ты ей никто.
И тут наш Седой впервые (при нас) оседлал своего конька, конька-горбунка, сивку-бурку, клячу с живодерни:
— Сразу после Октябрьской революции — тут же! — создали ЧК: чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. И Железный Феликс взялся за врагов революции. Не выполняешь приказы этих самозванцев? — расстрел. Не сдаешь все сбережения их власти? — расстрел. Не сдал оружие? — расстрел. А главное: социально чуждый? — расстрел! Офицеры, все образованные люди, студенты, да машинистки даже, не говоря о священниках, — врагами были объявлены! А Ленин — телеграммы: «И побольше расстреливать без этой дугацкой волокиты!».
Крестьян расстреливали за несдачу хлеба — всего, задаром, власть объявила продналог. В одном только Крыму расстреляли шестьдесят тысяч человек — всех сдавшихся офицеров, юнкеров, студентов. Одесская ЧК — десятки тысяч трупов. Расказачивание — миллион человек уничтожили. Всю Гражданскую войну никто не сосчитает — может, пятнадцать миллионов погибло, но не меньше пяти точно.
Голод в Поволжье — сдыхай на месте, в города не пускали. Минимум полтора миллиона человек. Голодомор на Украине и в Казахстане — минимум миллионов семь. А раскулачивание!! Сталин назвал Черчиллю цифру десять миллионов человек, а Молотов в старости журналистам — двадцать!
В одном только тридцать седьмом расстреляли семьсот тысяч. На одной только Колыме погибли в лагерях семьсот тысяч. А Дубровлаг, Норильск, Воркута Особстрой, Главслюда? Это ж сколько миллионов — десятков миллионов своих граждан, ни в чем не повинных людей, уничтожило наше родное ЧК — ГПУ — НКВД — КГБ? А ФСБ им наследует — те же здания, те же архивы, те же кадры опыт передавали. Да никакое гестапо, никакие фашисты не уничтожили столько своих — своих, родных, собственных, ни в чем не повинных людей.
— А «Семнадцать мгновений весны»? «Щит и меч»?
— ПГУ, разведка — святое, любое государство обязано. Так же, как «девятка» — охранять высших лиц государства должны везде. Но главное-то назначение, для чего создавали, чего больше всего наворотили — это уничтожение своих. В СС тоже, знаешь, не все службы расстрелами и концлагерями занимались. Так нацистские организации объявили преступными, массу людей судили. А у нас — хоть одного палача, хоть одного расстрельщика судили? Хрен тебе!
Да на чекисте больше крови, чем на гестаповце! А он свой праздник по телевизору отмечает!
— Ты погоди, Сталин когда умер?
— В пятьдесят третьем, и что?
— Так с тех пор ведь ни расстрелов, ни лагерей. Ну, политических. Так чего ты пургу метешь. Мы что, выходит, фашисты, что ли? Все расстрельщики давно перемерли.
— Ага, на заслуженном отдыхе с почетными пенсиями. Странные вы ребята. Символика осталась, гордость сотрудников своей конторой осталась, и никто не стыдится называть себя чекистом — гордятся! Вот этого я не понимаю. Расстрелами священников и офицеров гордятся? Арестами ученых гордятся? Значит, гордятся фашистской конторой.
