Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи
— Нет, измена — это для слабых, это не для меня: я не могу быть сукой только из-за того, что ты меня хочешь, — улыбнулась она игриво.
— Я? — от неожиданности кашлянул, но потом уловил иронию в ее словах и отыграл. — Нет, ты не сука, потому что я тебя не хочу.
— Будь у меня любимый, разве стала бы я спать с кем-то еще.
— Не знаю, думаю, да, — увернулся я от ее ладошки, которая хотела приударить меня легонько сверху по куполу.
От этого движения пепел слетел с ее сигареты и рассыпался в прах.
— Надо же как-то набираться опыта, — приручил я ее руку с сигаретой, схватив за запястье. Рука была холодной, да и сама она уже не вызывала той симпатии, что вначале. Всего несколько откровенных предложений, ее как и след простыл. Доступность способна убить все сексуальные порывы.
— Знаешь, со временем мечты тоже обретают опыт, даже мечты о самом насущном. Если раньше я непременно хотела большой любви, то сейчас готова ограничиться большой отдельной квартирой с видом на припаркованную внизу личную машинку.
— С открытым верхом? — отпустил я ее руку на свободу.
— Боюсь передозировки.
— Не бойся. Вот влюбленные же не боятся, что им сорвет крышу.
— Я бы сказала, мечтают.
— Знаешь, чего еще не хватает твоему очаровательному силуэту? Малыша, который семенил бы рядом, держась за руку, — решил я одушевить ее мечты.
— Я бы не отказалась и от Карлсона, чтобы летать время от времени. Тебе вот не скучно летать все время с одной?
— С чего ты решила, что только с одной?
— Я решилась, а ты нет. Так чем она тебя так заинтересовала?
— Только тем, что любима.
— И давно ты с ней?
— Уже четыре года.
— Дети есть?
— Пока одни мурашки.
— У меня и таких нет.
— То, что ты одинока, только подчеркивает, что не можешь кого-то забыть.
— То, что в прошлом, — второстепенно, — затушила она окурок в пепельнице.
— По прошествии времени все становится второстепенным.
— Постепенно оно и стало фоном моей жизни.
— Что же тогда является главным? — снова отдался я белоснежному пейзажу.
— Я могла бы тебя накормить тривиальным: муж, семья, дети, что, несомненно, важно, но всякую женщину больше волнует, как бы не состариться раньше времени.
В этот момент у Мэри заистерил телефон, она извинилась и ответила на звонок. По ее интонации я понял, что звонила какая-то подруга. Пока она разговаривала, я повторно поздоровался с холодильником, в надежде найти в нем что-нибудь привлекательное. Достал пару яиц, нашел в шкафу сковороду и поставил на плиту.
— Как его звали? — спрашивала Мэри, одобрительно качая головой. — Какое сексуальное имя, — ответила она и, отведя трубку от губ, спросила меня:
— Это минут на двадцать. Ты не заскучаешь без меня?
— Очень, — искал я масло, чтобы смазать сковороду.
Она кивнула и включила громкую связь.
— Подумаешь, не звонит. Не принимай близко к сердцу.
— Поздно: уже приняла ближе некуда. Любовь, как марихуана, — дыхнул в кухню травой голос из трубки.
— Влюбилась?
— Нет, хочется попробовать, но боюсь подсесть.
— Везет же тебе, я не могу позволить себе такой роскоши: переспать с первым встречным, — отвернулась от меня к окну Мэри, пряча эту ложь.
— Не можешь позволить себе — позволь ему.
— У него то же самое. Он тоже не может себе позволить.
— Тяжелый случай.
— И не говори. Вина хочешь? — попыталась Мэри увести разговор в другое русло, взяв в руки закупоренную бутылку, стоявшую на подоконнике, как это обычно бывает, когда одна рука занята телефоном, а вторая из зависти тоже хочет внимания и не знает, чем занять себя.
— Нет, вина не хочу, после него тянет спать, — ответил нам высокий дрожащий голос.
— А в чем проблема?
— Не с кем.
— А как же этот, как его? Педро?
— Исчез.
— Ты забыла! Чтобы держать мужчину на коротком поводке, женщина ни в коем случае не должна подавать виду, что без ума от него.
— Я и не подавала.
— Ты уверена?
— Разве что кофе в постель.
— Понятно. Только давай вырежем постельную сцену из нашего разговора, — взглянула на меня с кокетством Мэри.
— Хорошо. Он накрыл меня теплым морским закатом. Я барахталась в его объятиях, пока он въедался губами в мою кожу. Но оказывается, и Педро бывают одноразовые. Теперь вот сижу в номере и думаю: выплюнуть столько красивых слов ради одной только ночи. Чувствую себя разбитой шлюпкой, брошенной на берегу моря.
— Шлюхой? — переспросила Мэри подругу.
— Шлюпкой.
— Извини, плохо слышно. Да пошли ты его.
— Я послала, так он, мерзавец, сердце мое прихватил.
— Ну что я могу тебе сказать? Педро твой — типичный ловелас. Чего же ты ждала?
— От него?
— Нет, в смысле надо было первой распрощаться. Ладно, забей, сегодня же Новый год. Расскажи, где отметила?
— Не помню, помню, что было много мужчин.
— Ну! Как ты себя чувствовала среди мужчин?
— Как в ателье у портного, где каждый снимает свои мерки, но не каждый готов сшить свадебное платье. В общем, я разочарована…
— Перестань! Разочарование — это всего лишь проявление эгоизма: когда ты долго была кем-то очарована, а тобою — так и не захотели.
— Просто очень обидно, кругом все как назло замуж выходят.
— Кто все? — переложила Мэри трубку в другую руку.
— Сестра моя младшая.
— Барбара? И что она?
— Думает еще: быт или не быт.
— Какая правильная постановка вопроса! У нее, в отличие от нас, еще есть время подумать, — ответила, улыбнувшись мне, Мэри и больше не беспокоила мой слух женской болтовней. Я продолжил с яйцами, которые уже раздраженно целовались с тефлоном. После того как Мэри отключила громкую связь, я слышал лишь отдельные реплики: «влюбись для начала в себя…», «придет не только Педро…», «он не сможет пропустить этот спектакль». Только я выложил глазунью на тарелку и поставил на стол, как Мэри закончила треп.
— Кристина. У меня нет подруги лучше, — положила телефон на подоконник Мэри.
— А разве подруги могут быть лучше?
— Лучше меня нет, конечно, — ухмыльнулась она. — Она хорошая, но как-то все не везет, странные вещи происходят в ее жизни. В прошлом году она собиралась покончить с собой.
— И что ее остановило? — цинично поинтересовался я.
— Только Кристина распахнула окно, взобралась на подоконник, глянула вниз на маленькие машинки, которые спешили с одинаковой скоростью и в ту, и в другую сторону, на дрейфующее многоточие людей, как голова ее закружилась, она вскрикнула. Однако не страх высоты был причиной ее крика, а иголки кактуса, которые впились в ногу. От внезапной боли она пришла в себя и посмотрела на ногу. Вцепившись зубами, на ноге висел кактус, будто хотел ее удержать.
