Игорь Черницкий - Ай эм эн экта!
— Ну, у вас тоже есть свой «рыжий», еще похлеще, — захихикала «байковая».
— Да, тоже… — согласился «блейзер». — Это уж точно. Да что там «у вас», «у нас» — все они наши, общее наше ярмо.
Опять ненадолго замолчали. Вроде подвели итоги, пришли к историческому российско-украинскому консенсусу. Думал, сейчас погасят тусклый свет и будем спать. Ан нет, «байковая» с чувством всколыхнувшегося превосходства вдруг заметила:
— Зато у нас в Киеве людей из танков не расстреливали. И Верховную Раду нашу еще не расстреливали.
— Вот именно «еще», — буркнул «блейзер», не желая ни с чем соглашаться.
Но «байковая» туже запахнула халат и, опять скрестив руки на груди, вкрадчиво проговорила:
— Вот я вам лучше, так и быть, расскажу, что сама знаю точно. Слушайте, в газетках такое не прочитаете. Был у мужа моего друг, Саша. Тоже офицер, тоже в отставке, вместе они свое дело начинали. Парень хоть куда, красавец, высокий такой, статный… Жена у него так себе, пигалица, худюсенькая такая, а он… Я даже была в него влюблена. Но так, без всяких там. Он, может, и не знал даже: ну, друзья и друзья. И вот все его на подвиги тянуло. Вдруг исчез. Оказывается, в Приднестровье поехал, когда там эта заваруха началась. Вернулся — живой, слава Богу. Дово-о-ольный: мы, говорит, народ защищали. «Какой народ!» — муж говорит. А он так резко: «Советский!» Ну, поспорили ладно. Дочка у них с Любкой наконец родилась. Думаем, все, теперь он на привязи. Правда, он счастлив был: купать донечку свою — так только он. Ну а тут «Белый дом» этот ваш, будь он проклят, Бориска решил черным сделать: колючей проволокой его оплел…
— Спираль Бруно, — вставил «блейзер». — Она запрещена международным правом: тело режет. Вот зацепись только…
— Да наплевать, — махнула на него рукой «байковая». — Я ж не про то. Короче, опять он сорвался — и в Москву. На этот раз, чувствовал он, что ли, с женой попрощался. Она к нам в слезах прибежала, но уж поздно: уж он усвистал. Ну и там началось. По телеку-то все показывали, как танки в окна стреляют… Муж еще говорит: «Что ж это там у них в „Белом доме“ орудия, что ли, противотанковые стоят, что Бориска свои танки прикатил?» А с той-то стороны «Белого дома» что творилось, с которой нам не показывали! Людей и пулеметами косили, и бронетранспортерами давили… Ну ужас, бойня прямо! Там же палатки стояли…
— Чечню репетировали, — опять вставил свой пятак «блейзер». — Приказ о роспуске Верховного Совета Ельцин издал двадцать первого сентября, а номер его тысяча четыреста. Разделите эту цифру на первую, получатся сплошные шестерки — число зверя, знак сатаны.
— Не знаю я, что там на что делить, — закатила глаза «байковая», — но только Сашку нашего мы по телеку увидели. Мелькнул быстро так, в куртке камуфляжной, и куда-то его омоновец толкнул. И все. Но точно он, потому что крупно на экране был. И пропал. Был — и пропал. И все уж успокоилось, и дом уж ремонтируют, а его нет и нет. И никто, и ничего… Пропал без вести. Любка с ума сходит. Ты, говорит, с дочкой останься, я- в Москву поеду. Ну, мы, ясно, ее не пустили. А тут нам, — «байковая» погладила спящего сынишку, подоткнула одеяло, — в этот центр детей-церебральников в первый раз надо было ехать. Полгода мы в Москве пробыли. Ну и стала я, по наивности конечно, Сашку искать. Думаю, ну что ж такое, как это так пропал человек? Такой видный хлопец, и на тебе. Пошла к «Белому дому», вот с той стороны, которую нам по телеку-то не показывали. А та-а-ам… Кладбище! Вот прямо могилы на газонах. И свечи горят, и венки, и оградки. Кресты на могилках. Только вот покойников-то под ними нет: хоронить-то не дали, увезли куда-то, и все. Это уж потом люди устроили на месте раздавленных палаток да где смерть по газонам топталась… Чтоб родным было куда приходить. Вот и наслушалась я там. Стадион там есть, знаете?
— Знаю, — коротко ответил «блейзер».
— И знаете, что на нем расстреливали всю ночь?
— Знаю.
— Хм, а я сначала не поверила. Как это так, думаю, парнишка-москвич какой-нибудь, например, на этом стадионе в кроссовочках бегал, а тут его взяли да на нем же расстреляли без суда и следствия, и вообще невесть по чьей злой воле?
— Почему это? Известно, по чьей злой воле.
— Ну, это сейчас, может, известно, а тогда… Смотрю, на заборе красные тряпочки. И на деревьях… Будто все кровью кругом забрызгано. А мне говорят: «Всех, кого в камуфляже схватили, всех прямо тут и добивали, и били, и убивали, и всю ночь в самом центре Москвы тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та!» На стадионе! Как в Чили, нам в школе рассказывали…
— Так по одному же рецепту, — тихо сказал «блейзер».
— Я все туда ходила, все надеялась Сашку найти. На портреты смотрела. Там много на стендах наклеено. Погибших. И лица всё такие… Ну, чистые, что ли. У меня прямо слезы текут. А эти, ну, чиновники из «Белого дома», идут так себе преспокойненько с работы вечерком, болтают что-то, друг другу, наверное, анекдоты рассказывают, смеются. Так и хотелось крикнуть: здесь кладбище, здесь убиенных души! Рядом женщины в черном стоят, и глаза у них… Ой, мама, моя мама! А я ж упрямая: стала по домам, которые вокруг стадиона, ходить, расспрашивать. А люди рассказывать боятся. Одна бабка, которой уж терять нечего, сказала: было, говорит, все было, только ты, милая, не ищи, а то худо тебе будет и деткам твоим. И ушла я. И всё. И нет больше Сашки. Чего он туда поехал, спрашивается? С кем воевать? Кого защищать?
— Родину свою, наверное, — очень тихо сказал «блейзер».
— Ага, того самого «огромного медведя», как вы говорите. А я так скажу, — «байковая» ударила себя ребром ладони по колену, — нечего туда было соваться, в эту Москву!
— Но вы же суетесь.
— При чем тут? У меня сын — церебральник. Вы тоже суетесь к нам в Ивано-Франковск.
— У меня там мать.
— Ну вот. А из Москвы — все беды. И всегда так было. Сколько Сталин загубил?..
— Сталин хоть строил, — вздохнул «блейзер» и поднялся разбирать свою постель. — А эти же всё разрушили.
— Ага, строил… На костях. — «Байковая» откинулась назад в тень верхней полки и вновь скрестила руки на груди. — Я так и знала, вы сталинист.
— Да бросьте вы! «Коммунист», «сталинист»… Одинаковые мы с вами «исты». Люди сейчас делятся только на тех, кто выжимает, и на тех, кто выживает, вот и все. А нам с вами одинаково мозги компостируют. Быдло мы и есть быдло, и заслужили эту скотскую жизнь своим всеобщим предательством. Каждый предавал свою великую родину как мог, каждый, от Горбачева до последнего дворника. Каждый называл свою цену, в меру собственного рвачества. Вот вы помните, в начале девяностых в центре Киева, на Майдане нэзалэжности, в ту пору еще площади Октябрьской революции, студенты голодали: палатки ставили, раскладушки с одеялами, лбы себе белыми тряпками перевязывали — независимость требовали. Ну, понятное дело, журналисты, телевизионщики там всякие шум подняли на весь мир: молодежь готова умереть за свободу Украины. Так вот, эта самая молодежь, во всяком случае ее лидеры, за это голодное шоу получили потом возможность за границей учиться — в Канаде, Германии, Штатах… А? Каково? Как на ваш взгляд, не прогадали?
— Откуда вы все это взяли? Все это неправда!
— Да уж очень похоже на правду. Не это, допустим, себе выторговали, так что-нибудь другое: продвижение, карьеру, теплые местечки, синекуры различные, кресла депутатские. А мы все дружно скоро встанем к стенке, мы свои девять грамм получим. У этой жизни трупный запах, и от нас всех трупом тянет.
— Что это вы? — всполошилась «байковая». — Империя развалилась, так она и должна была развалиться.
— Да что вы все заладили?! — едва сдерживаясь, проскулил «блейзер». Талдычат и талдычат эту телекривду. Что должно было? Страну должны были отменить, как концерт, как собрание? Брат в брата должен был стрелять? Мальчишки — друг в друга? Мальчишки, которые вчера только в одну школу бегали, футбол вместе гоняли. Мне удивительно, как это вы, человек, уже немало слез в этой жизни проливший, легко усваиваете эти заморские враки. Мне удивительно, как это быстро мы привыкли к таможенникам в Брянске и хуторе Михайловском, к милиции с автоматами в центре Москвы, к тому, что учиться и лечиться могут только избранные, а остальные должны — «должны», как вы говорите, — подыхать с голоду! Погодите, эти политические банкроты еще войну затеют между Украиной и Россией. Вот втянут Украину в НАТО, и… тогда вообще хана славянскому миру! Вот тогда устроят массовые расстрелы, ритуальные, похлеще эсэсовских, а может, новым способом будут на тот свет быдло отправлять, каким-нибудь психотропным оружием.
— Ну что вы кликушествуете! — возмутилась «байковая». — Кто знает, что будет? В Украине пока кровь не пролита, а що там робыться за кордоном, нас нэ дуже турбуе.
Это окончательно завело неудачливого бизнесмена. Они сцепились и громким шепотом стали доказывать, кто хуже да где хуже.
