Жан-Люк Утерс - Путешествие с Люком
Мы уложили Люка в нашей спальне и долго глядели на него. Наконец, он уснул, лежа на спине, сжимая кулачки и громко дыша приоткрытым ртом. Не помню, сколько времени простояли мы над раскладушкой, чутко вслушиваясь в ритм его дыхания. Страшно было подумать, что этот малыш — самое дорогое, что было у нас в жизни, — едва не погиб из-за нашего преступного легкомыслия. На чем же держится человеческое существование? — раздумывали мы оба, не сговариваясь. Судя по всему, на одной тоненькой нити, как нам только что доказал этот ужасный опыт.
Было уже позднее утро, а мы еще крепко спали, когда нас внезапно вырвал из забытья звонок у входной двери. Этот пронзительный звонок, который я еще вчера собирался отключить, разнесся по всему дому. Сначала мы подумали: это наверняка Дрюмоны. Кто же еще знает о нашем пребывании в этих местах? И кому придет в голову беспокоить нас в такое раннее время? Мы облачились в хозяйские халаты, точно в боевые доспехи. За дверью ждали двое полицейских в безупречных синих мундирах. С револьверами и наручниками у пояса. Это зрелище могло бы вызвать во мне священный трепет, если бы не общеизвестная изысканная репутация местных служителей закона, весьма толерантных к гомосексуалистам, которые в Сан-Франциско — и это все знают — могут целоваться взасос прямо посреди улицы, на глазах у копов, не опасаясь задержания.
Они начали с требования предъявить паспорт и документы на машину. Задав стандартные вопросы о цели нашего путешествия и спросив, на каких основаниях мы заняли дом Бастенов в их отсутствие, они перешли к тому, что назвали «событиями минувшей ночи». И начали формулировать, одно за другим, свои обвинения: отсутствие надлежащего надзора за ребенком, пренебрежение родительскими обязанностями, и прочее, и прочее, смысл которых мы улавливали с трудом, понимая только одно: все они далеко небезобидны. Мы мысленно проклинали Дрюмонов, которые нас заложили. Я счел за лучшее сразу покаяться, но при этом намекнул на смягчающие обстоятельства. Собравшись с духом, я предложил копам сесть и пустился в описание наших странствий через пустыни, в трейлере без кондиционера, с ребенком на грани обезвоживания, спавшим на кушетке под крышей трейлера, который стал для него родным домом. Прибыв в Сан-Франциско совершенно без сил, мы не нашли в себе достаточной решимости — что правда, то правда, этот упрек вполне справедлив! — заставить Люка провести ночь с нами в доме. Копы слушали мою историю, как приключенческий роман, изумленно разинув рты; еще немного, и они расплакались бы от жалости. Один из них что-то записывал в блокноте. Второй время от времени задавал вопросы, в полном ужасе от нашего легкомыслия. В конце концов, первый — похоже, старший по званию — вынул визитку и вручил ее нам с настоятельной просьбой вызывать полицию Сан-Франциско, если возникнет хоть какая-то, пусть даже мелкая проблема. «И главное, — настойчиво повторил он, — делайте это сразу, пока не поздно. Безопасность — дело серьезное, не стоит рисковать понапрасну».
Мы еще минутку постояли на пороге дома, после того как полицейские отбыли, отвергнув мое предложение пропустить стаканчик. «На службе — никогда!» — дружно ответили они и уехали, пожелав нам удачного путешествия. Тут я заметил чету Дрюмонов, которые исподтишка наблюдали за этой сценой из своего окна, наверняка проклиная городскую полицию, оставившую на свободе злодеев (никак не меньше!), застигнутых на месте преступления.
Мы осмотрели Сан-Франциско, хотя настроение наше было изрядно подпорчено. Зато Люк быстро обретал утраченный вкус к жизни. Сидя в трамвае на коленях у Жюли, он хлопал в ладоши всякий раз, как чернокожий водитель дергал за ручку звонка перед тем, как подняться вверх по Пауэлл-стрит, а потом ухнуть вниз, точно на американских горках. Маленькие дети обладают свойством легко переворачивать страницу, которое мы, взрослые, с годами утрачиваем. Едва осушив слезы, они вновь готовы весело улыбаться и вступать в схватку с жизнью. Вот и еще одно свидетельство того, что из всех категорий времени им знакомо только настоящее.
Мы ели жареную рыбу на террасе портового ресторана. Да-да, в Сан-Франциско имелись рестораны с открытыми террасами, где можно было выпить вина из настоящего бокала. Вот чудеса-то! Нам хотелось кричать об этом на весь свет. Вы только представьте себе: на карте Соединенных Штатов есть крошечная точка, обозначающая город, где картонные или пластиковые стаканчики не имеют права на существование! Сев на катерок, мы посетили Алькатрас — тюрьму на острове в окружении морских волн, где некогда томились всеми забытые узники. А нынче ее камеры превращены в музей тюремной архитектуры.
Затем мы прогулялись по набережной вдоль бухты и увидели маяк на вершине дюны, как будто нарочно созданный для кисти Эдварда Хоппера [43], если только его не построили по мотивам одной из его картин. Мы полюбовались разноцветными деревянными домиками на сваях в тихом уголке бухты. Жизнь на воде: кто из нас не мечтал об этом?! При одном виде этой деревушки Жюли снова затосковала о Венеции. Побродили мы и по Чайна-тауну. Здесь все было яркое, пестрое; над дверями ресторанов висели изображения драконов и лакированных уток. А вот японский квартал был далеко не так весел, там главенствовали всего два цвета — черный и белый.
Но стоило нам вернуться к вечеру домой, как стало сильно не по себе от ощущения, что за нами неотступно следят две пары зорких глаз и что о каждом нашем жесте, о каждом шаге соседи регулярно докладывают полиции. Кто знает, может, они занимались слежкой, даже когда мы ездили по городу? Это ведь характерно для тоталитарных режимов — шпионить за соседями и заниматься взаимным доносительством. В результате любые подозрительные действия тут же становятся известны секретным службам. Постоянно жить под таким «колпаком» — поистине невиданное дело в стране, которую мы доселе считали оплотом свободы!
Вот почему мы приняли решение, которое напрашивалось само собой: пробыв всего два дня в этом городе, который нам так понравился, сбежать отсюда как можно скорее и встретиться с нашими друзьями на лоне природы, вдали от чужих глаз. Нам даже в голову не пришло отдавать Дрюмонам ключи от дома. А ведь они наверняка ждали этого, затаившись у своего окна и не упуская ни одной подробности наших приготовлений к отъезду. Интересно, записывали ли они все до мелочей? И составят ли подробный рапорт для полиции?
Люк пришел в восторг, снова услышав знакомый убаюкивающий рокот мотора нашего «фольксвагена», под который было так приятно засыпать. Не успели мы миновать Золотые ворота, как он уже задремал, тогда как над нами витал призрак Ким Новак в «Головокружении» [44], повергнув меня и Жюли в мечтательную задумчивость.
Огромные размеры Йосемитского национального парка бросались в глаза при первом же взгляде на карту. Казалось, эта гористая, заросшая лесами местность куда больше любой из бельгийских провинций. И разыскать кого-то в назначенном месте этого парка — задачка не из легких. Согласно указаниям Жоржа, мы должны были въехать в парк через западный вход, Big Oak flat entrance[45]. Оттуда недалеко до Hodgdon Meadow[46], где находится их стоянка. Путь к ней укажут стрелки. Там они и будут нас ждать.
Жорж был заядлым спортсменом: зимой — горные лыжи, летом — альпинизм, а теннис круглый год. И в каждом виде спорта он достигал безупречного владения техникой. На теннисном корте его «свечи» приводили противника в отчаяние, на горных трассах он не знал себе равных в слаломе. Люди из окружения Жоржа давно уже не надеялись его превзойти. Жюли боялась, что он и нас потащит в свои опасные походы. «Во всяком случае, на меня не рассчитывай! — предупредила она. — Я с Жоржем ни в какие горы не пойду». И напомнила мне, что нужно соблюдать осторожность, главным образом в отношении Люка: он уже получил свою долю бурных переживаний. Проштудировав путеводитель, Жюли сообщила мне, что в Йосемитском национальном парке полно медведей, «отнюдь не таких добродушных, как диснеевские медвежата». Туристам рекомендовалось не оставлять никаких продуктов возле стоянок, особенно на ночь, ибо прожорливость здешних медведей уже вошла в поговорку. Также им советовали приобрести bear cans — герметические контейнеры для пищи, открывавшиеся только с помощью отвертки, на что даже очень голодный медведь никак не способен. Вообще наш путеводитель по США изобиловал всевозможными советами и предостережениями, большинство из которых относилось к животным.
Ходждонский луг, скрытый от глаз пышными кронами сосен, оказался на холме, над долиной реки Мерсед. Надин и Жорж устроили стоянку на лесной опушке. Надин сидела и чистила овощи, как вдруг увидела нас. Я до сих пор помню ее изумленный, недоверчивый взгляд. Миг спустя она вскочила, молча подбежала к нам и бросилась в объятия Жюли, а потом и в мои. «Не может быть, не может быть!» — твердила она со слезами на глазах, схватив на руки нашего Люка, очаровашку Люка, которого никогда еще не видела. Затем подозвала двух своих дочек, игравших неподалеку, и велела им поздороваться. Шестилетняя Жюстина не забыла нас. А четырехлетняя Мари совсем ничего не помнила, даже наше прощание в аэропорту Завентам, где мы два года назад провожали их в Америку. Девочки тут же завладели Люком и потащили его к трейлеру.
