Юрий Холин - Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн
Очередь двигалась медленно, время тянулось нудно, человеку в шляпе явно было не до общения. Он стоял, погруженный в свои далеко не легкие мысли и механически продвигался к двери, держась впередистоящего.
Наконец, он вошел по приглашению в комнату, сняв шляпу и вытерев подошвы старых ботинок о несуществующий половик. Дверь за ним захлопнулась, и сердце мое забилось в трепетном ожидании неизвестного.
Прошло время. Тишина коридора и напряженное ожидание стали невыносимыми.
Вдруг, к своему величайшему изумлению, я почувствовал, как моя правая рука начала выползать из кармана пальто и медленно двигаться в направлении дверной ручки. Я стоял, озираясь по сторонам, как вор, собиравшийся разрезать дамский ридикюль. Но самое удивительное было то, что рука действовала сама по себе, как киплинговская кошка, не желая повиноваться приказам рассудка. Она незаметно для чужих глаз мягко легла на ручку дверей и чуть толкнула их вперед. Из образовавшейся щели были слышны голоса: «Но позвольте», – это был голос мужчины в фетровой шляпе, – «У меня заказы, сроки. Мастерская моя зарегистрирована – вот документы, а вот лицензия на деятельность. В конце концов, я почетный академик Королевской академии живописи и скульптуры в Париже; мои работы выставляются на престижных выставках за рубежом, а некоторые и в нашей республике. Ну, поймите же – это разные вещи – изобразительное искусство и малярные работы…»
«Не знаю, не знаю! Вы – маститый художник, а не можете просто покрасить забор?» – оборвал его также знакомый мне мужской голос. «Давайте порассуждаем логически», – продолжил этот же голос. «Вы человек образованный и должны понять, о чем идет речь. Итак, основными орудиями Вашего производства являются кисти и краски, не так ли? Не так ли?! Я Вас спрашиваю!» – голос приобрел раздраженные нотки.
«Да, так», – выдавил из себя художник.
«Тогда, если Вы в состоянии, используя множество красок и, как я понял после визита к Вам, далеко не одну кисть, создавать многокрасочные поверхности, Ваше так называемое неумение покрывать одной краской с использованием лишь одной кисти стены, заборы и другие общественно полезные поверхности мы вправе расценивать как явный саботаж. А по нашему уголовному праву, если вы не знаете, это приравнивается к умышленному вредительству».
Очевидно, у художника наступил момент абсолютного коллапса, как при отравлении или большой потере крови, и, скорее всего, его жалкий и испуганный вид смягчил тон начальственного голоса.
«Вот и ладненько, я вижу, Вы осознали меру своего заблуждения и готовы исполнять гражданский долг, как и все сознательные трудящиеся. Тем более, что Вас не заставляют красить самому, а просят возглавить бригаду маляров, ценя Ваши заслуги и звания. Рисовать же картины будете в свободное от работы время. В общем – точка! Художник – крась, и не иначе. Каждый обязан заниматься своим делом в полном объеме и с полной отдачей сил, и тогда нам любые свершения будут по плечу. Возьмите направление и с завтрашнего утра начинайте трудовую жизнь. Всего хорошего».
Через секунду дверь отворилась, и перед моим носом возникло печальное лицо несчастного художника, ставшего в одночасье начальником – бригадиром малярной бригады…
«Следующий», – прогремело, как гром среди ясного неба. Я чуть не упал в обморок, осознавая, что настал мой черед заходить для получения «путевки в жизнь».
Войдя в довольно просторную комнату с высоким потолком и двумя огромными окнами, я увидел знакомого кожаного мужчину, сидящего за большим письменным столом. По бокам от него только теперь уже сидели знакомые с утра фуфаечки с теперь уже стоявшими меж колен трехлинейками.
Рядом, за маленьким столиком, сидела под стать столику маленькая дама, одетая соответственно времени строго и, не отрываясь, строчила что-то на казенных бланках.
«Очень рад, что сразу отреагировали на наше уведомление, ибо в подобных случаях промедление может быть смерти подобно», – рассмеялся удачной с его точки зрения шутке кожаный человек. «Буду предельно краток, чтобы не задерживать ни Вас, ни других. Вы – доктор, как я понял, исходя из материалов Вашего дела. А потому без промедления, не дожидаясь завтра, идите с направлением в госпиталь и приступайте к работе. Это особо важное поручение, так как больных граждан и раненных ополченцев с каждым днем становится все больше и больше».
«Разрешите объяснить», – заблеял я. – «Я доктор биологических наук. Моя специальность – орнитология. Это, как Вам известно, раздел зоологии, изучающий птиц…»
«Вы, наверное, считаете, уважаемый доктор, что я совершеннейший идиот и не знаю, что Вы, как биолог, должны были изучать и самостоятельные разделы анатомии человека и, в частности, патологической анатомии.
Так вот, доктор – лечи! А птички – в нерабочее время!»
«Но у меня же нет ни общих, ни специальных медицинских знаний, не говоря уже о навыках. Как же я могу без этого отвечать за чужую человеческую жизнь?»
«Вы не инженер, не архитектор или, скажем, художник, и в любом случае разбираетесь в человеке лучше представителей подобных профессий. В конце концов, мы не заставляем Вас самого оперировать или заниматься терапией, но возглавите какое-либо отделение в госпитале. И хватит попусту тратить драгоценное время! Вам хорошо известно, что у нас нехватка руководящих кадров! Возьмите направление и приступайте к делу…»
В глазах у меня все поплыло, в голове закружилось, и я погрузился в мягкую, теплую неопределенность. Исчезло все: и республика, и родной город, и улица, и дом № 58, и комната № 17 с ее обитателями, и даже я сам…
Комната заполнена холодным декабрьским утром. Свинцовая полутьма не способствует бодрому подъему и включению в обычную программу дня. Лежу, закутавшись в одеяло, сетуя на ночь, одарившую меня жутким сновидением…
Вдруг, в дверь прихожей «беспрекословно» постучали…
На пороге стояла троица…
Ю. Х.
If you do not get it from yourself,
where will you go for it?
Allan Watts
…иных богов не надо славить.
О. МандельштамДОЧЕРИ
Иных богов не надо славить,
но можно помнить и любить.
Не надо чувства хоронить,
коль невозможно их оставить.
Когда в душе твоей порой
зияющая скрыта бездна
уместно ли уйти в запой,
покончить ли с собой уместно?
«Облокотиться на косяк»,
«сесть на иглу» – ума не надо.
Когда в душе родник иссяк —
порой довольно только взгляда,
чтобы вернуться, полюбить,
расслабиться, пусть на мгновенье,
чтобы внезапно ощутить
своё духовное рожденье;
чтобы тоску свою забыть
и с легким сердцем возродиться.
Иных богов может не быть,
но от себя тебе не скрыться!
С. К.
КОАН
Долгие годы я копал землю в поисках голубого неба, проходя слой за слоем посредственности.
Однажды ночью порыв ветра сорвал черепичную крышу.
Кости пустоты разложились сами по себе.
МусоМне часто снится один и тот же сон:
Я убегаю от огромного слона,
Который всегда настигает меня
И расплющивает в лепешку,
Произнося такую фразу:
«Только спящий может умереть во сне!»
Всякий раз, просыпаясь от страшного сна,
Я помню его весь до мелочей,
Но не помню лишь фразу,
Молвленную слоном.
Я способен понять себя во сне,
Убиенного слоном.
Я способен понять себя того,
Кто, просыпаясь, не помнит слов слона.
Но кто тогда я, который знает, что сказал слон?!
Этого себя познать – не дано.
Логикой ума его не схватишь.
Нужно лишь знать, что именно он
Не даст мне умереть во сне,
Потому что никогда не засыпает.
Ю. Х.
ВРАГ
Верните в ладони ушедшее чувство покоя.
В горах осыпаются скалы, влача за собой
траву и лишайник, и старые корни каштанов.
И в нашей душе тоже может случиться такое,
и оползни веры страшнее бывают, чем войны.
Как жаль, что боимся мы встретиться с ними на взлёте,
Как жаль, что порою мы больше боимся обвалов,
чем зыбкого счастья, прилипшего к нашим подошвам.
Мы можем воскликнуть, что нам заменяет сраженья
сознание прошлых заслуг и, может быть, более чем
двоякое чувство свободы, нам нравятся наши квартиры,
и мебель, что так благосклонно снимает образчики с тел.
Так пусть же встречают нас липкие сети кварталов
и дутые догмы, подобные мыльным шарам.
Так пусть нам подарят витринные краски соблазнов
слепые букеты в наручниках чопорных ваз.
Мы день изо дня тестируем привкус тревоги, —
при долгой ходьбе – ощущаем усталость в ногах.
И только одно остаётся признать нам в итоге,
что наши иллюзии – вечный, достойный нас враг.
С. К.
