Курт Брахарц - Страсть Исава. Гастрософский дневник
С. рассказала мне, что ее любовник к новогоднему вечеру изготовил лосося в соусе с шампанским, провозился весь день до вечера. Мне кажется, в двадцать лет можно найти в новогодний вечер занятие поинтереснее.
Энгельс, Маркс, Ницше. Я бы с удовольствием понаблюдал, как они едят лапшу.
Цюрихский «Коронный зал»: благородное заведение, но совсем не чопорное – сочетание, как раз типичное для швейцарцев. Там, с обычной, швейцарской патриотической непосредственностью, к французской кухне предлагалось обычное «рошти». Мы заказали баранью спинку – великолепную. В меню, между прочим, значились и «особые немецкие колбаски» за 14,5 франка (также с «рошти»).
Выражение «нормально чувствующий потребитель» в книге по групповому катализу напомнило мне «здоровое народное чувство» 50-х.
Даль,[127] Эллин,[128] Гомбрович,[129] Зенна Хендерсон[130]и так далее: почти все сюжеты, где фигурирует еда, так или иначе касаются каннибализма. Похвальные исключения: Вилье де Лиль Адан[131] («Чудеснейший обед»), Чарльз Лэм, возможно, Пол – Корнблат.[132]
Наевшись по горло «старорежимного барахла», К. Г., типичный, как мне кажется, пост-хиппи, дитя земляничных 60-х, предложил пойти в турецкую забегаловку на Квелленштрассе, где «хорошо, дешево и вообще классно». Разумеется, это не более чем очередной современный миф – считать, что пресловутый шиш-кебаб плох и дорог. Меня больше взволновало отнюдь не это, а то, что, пока мы ждали (а мы ждали свой кебаб довольно долго), двое турок по соседству поедали мозг прямо из раскроенной пополам бараньей головы. Честно говоря, меня это зрелище распалило.
Время кушать спаржу.
Как приятно обонять,
Струи мощно испускать
После спаржи…
Замечательно пообедал в «Реале». На первое была утиная печенка, настоящий деликатес, изысканный вкус, – кажется, просто тает на языке, никакого сравнения с липкой, жирной гусиной. Потом ел филе форели.
В «Цолле» все по-старому: еда превосходна, обстановка кошмарна. В сад не выйти: с моста так шумят машины, так воняет выхлопными газами, что выходишь практически не к зелени, а к обочине автострады. Но про турнедо,[133] кроличьи спинки и шербет из ревеня ничего плохого сказать совершенно невозможно.
С тех пор как моя «Страсть Исава» вступила в фазу блужданий по издательствам, у меня объявился конкурент – «Психодиета»[134] Пирсона с массой полезных сведений по психологии пищепринятия. О существовании этой книги я до сих пор не имел никакого понятия (вот в качестве утешения абзац из нее: «Питье может быть гораздо более эмоционально значимым, чем еда. Особенно это касается алкогольных напитков. Я не имею в виду алкоголиков, испытывающих физиологическую и психическую потребность пить. Это просто значит, что питье действительно удовлетворяет основополагающую психическую потребность всякого человека»), равно как и о существовании книги Маринетти «Футуристическая кухня»,[135] в которой масса гастрономической мифологии, – а к этому исследователю я отношусь со всей серьезностью.
Гомогенизированное молоко вызывает заболевания сосудов сердца (из-за высвободившегося в нем энзима хантиноксида) и рак печени (из-за афлатоксина, содержащегося в молоке потому, что коровам скармливают содержащий его арахис). Если это неправда, то это великолепный пример того, как массмедиа запугивают народ.
Повторение ошибки: совершенно случайно, и отнюдь не в связи с книгой Маринетти, нашел в автобиографии Бунюэля двойника приведенной выше цитаты: «Поймите меня правильно, я не алкоголик. В моей жизни иногда случаются времена, сквозь которые я не могу пройти, не напившись до потери сознания. Однако, как правило, принятие алкоголя у меня – изощренный ритуал; совершая его, я не напиваюсь, я ввожу себя в состояние легкой эйфории, спокойной радости – состояние, которое, возможно, дает какой-нибудь легкий наркотик. Это помогает мне жить и работать. Если меня спросят, могу ли я представить хотя бы один день, когда какие-либо неприятные обстоятельства вынудили б меня отказаться от алкоголя, я бы ответил: скорее всего нет. Я всегда принимаю меры, чтобы избежать подобных обстоятельств».
Вчера мы обедали в «Сент-Герольде», очень хорошая, «благопристойно бюргерская кухня». После салата, ожидая свою форель, я принялся разглядывать картину, висящую на дальней стене. Она изображала мертвую, ощипанную, с задранными вверх ногами курицу и показалась мне смутно, тревожно-религиозной. Картина меня так озадачила, что я даже подошел поближе, но и при ближайшем рассмотрении на картине оказалась именно распятая вверх ногами курица. Более того, и справа, и слева от нее были еще два изображения круцифицированных кур, и тоже повешенных так, что изображенное можно было принять за экспрессионистски-сатанистское распятие. Честно говоря, я так и не отделался от богохульной мысли о том, что художник, рисуя этих кур, имел в виду и нарисовал только кур, и ничего более. Впрочем, у других подобных мыслей скорее всего не возникает. К примеру, когда я обратил внимание И. на картину, тот увидел на ней всего лишь курицу.
«Пинья колада»:[136] сладкое молоко кокоса, мы пьем тебя утром, мы пьем тебя вечером… я тебя больше не буду пить. Третье, и заключительное, замечание об алкоголе: пьянство упрощает меня. Не стоит этим пренебрегать.
Сельдерейный крюшон: напиток по рецепту тех, кто надеялся пережить мировую войну. Вкус неплохой, однако для вина он слишком отдает сельдереем. Хотя, возможно, что-нибудь дельное и получится, если для следующего эксперимента взять вино посуше и полегче.
«Бруклинский мост»[137] либо алкогольное слабоумие?
Пламенный интерес к пище и выделению, замкнутому, таинственному циклу, физиологическому святилищу, в недрах которого съеденное и выпитое производит горячую, едкую мочу, возможность заразиться сифилисом при «злостной фелляции либо волосовздыбливающем куннилингусе», размышления об извращениях и религии, чтение, за которым попусту проходит жизнь, неспособность объединить разрозненные части в единое целое, – можно подумать, что это я сам пишу под псевдонимом Гвидо Черонетти. Если бы я прочел его книгу «Молчание тела» три года назад, моя «Страсть Исава» так и не была бы написана. Хорошо, что эта книга только теперь вышла на немецком языке, это дает мне право на ответный ход, на дополнение ее и полемику с ней. Сейчас дневники следует публиковать без дат. С датами дневник уж слишком напоминает документ, а публика не любит документы. Мирится она разве только с обрывками, клочками, которые можно прочесть в туалете и после использовать по назначению.
Научные книги обычно снабжают списком цитированной литературы. По-моему, прочим разновидностям книг тоже не помешало бы описание источников, поленьев в костре вдохновения, эти книги родивших. Например, данный параграф произошел от бутыли «Шато де Питрэй бордо-супериор» урожая 1979 года. Ему я обязан если не вдохновением, так осознанием необходимости написать что-нибудь. Кстати, написанное под влиянием виски довольно сильно отличается от написанного под влиянием вина – разница, происходящая как от различия ритуалов питья тех и других напитков, так и разной химии их. Данная книга в этом смысле однородна, поскольку написана главным образом под влиянием вина.
В книге Черонетти очень ярок садомазохизм, – садомазохизм с большой «С» и очень маленькой «м». Черонетти отчаянно пытается придать своим суждениям обо всем и всяком возвышенный, чуть ли не религиозный оттенок. Показателен следующий отрывок о куннилингусе: «Главная опасность куннилингуса прежде всего в том, что практикующий его чрезвычайно легко может забыться, – настолько полно акт куннилингуса погружает его в чистое, необъятное наслаждение, в бессмертное лоно Великой Матери, в безграничную влагу женственного. Погруженный в символ, жадно поглощающий женственную влагу, он ни на что не обращает внимания. И если он в оргиастическом самозабвении позволит своему телу эгоистично, слепо достигнуть физиологической разрядки (а женщина сразу это ощутит), то это будет оскорблением его возлюбленной. Чем больше длится акт, тем больше опасность. Даже может быть, что, если акт куннилингуса продлится достаточно долго, он почувствует себя в чуждой Вселенной (как Нарада, извлекающий для Вишну влагу), он забудет, где он, кто он, почему он, забудет об именах и обличьях, забудет, сколько времени длилось его сладкое забвение».
Эта цитата – настоящий манифест лакомок-лизунов. Впрочем, мне кажется, что Черонетти, несмотря на свою позу, на самом деле вполне католичен. Меня удивляет, что, обильно цитируя Кроули,[138] он не привел его мнения о куннилингусе как о духовной практике. Но самая примечательная фраза из «Молчания тела» вот эта: «Я насытил книгу ученостью и чувственностью ради того, чтобы желающий развлечься, взяв меня в руки, развлекся и увлекся – но одновременно и обогатился бы знаниями». Да уж, действительно, увлечение этой книгой способно сильно обогатить ночное времяпрепровождение.
