Ребекка Миллер - Семь женщин
Милт был в амбаре, откуда доносились звуки радио. Брайна подошла к деревянному забору и крикнула:
— Милт!
Ответа не последовало.
— Милт!
Она немного подождала. Было жарко. Брайна чувствовала на себе взгляд старухи, глядящей в окно.
— МИЛТ!!!
Милт не вышел, и Брайна немного рассерженно толкнула калитку. Калитка, прошуршав по сухой траве, неохотно открылась. Брайна подошла к амбару и робко заглянула внутрь. Изогнулась всем телом, но порог не переступила. Милт чистил стойло серого жеребца. Он скреб вилами по земле позади могучего крупа. Музыка звучала оглушительно громко. «Персики, персики, хватит вам расти. Пора уж это дерево давно мне отрясти…» Он даже внимания не обращал на то, что слушал.
— Милт!
Не слыша голоса жены, Милтон продолжал трудиться. Брайна не собиралась заходить в амбар. Ни за что. Только не в амбар! Сначала она боялась, что конь ее лягнет, а потом стала бояться самого амбара.
— МИЛТОН!
На этот раз муж ее услышал и выключил радио.
— Мне нужно к Штейнам. Я почти опаздываю.
Милт вытер руки о синий комбинезон, запер стойло и молча взял у жены ключи. Они перешли дорогу и сели в кабину грузовичка.
Дождя не было уже шесть недель. Трава стала сухой, как кукурузные хлопья. Коровам негде было пастись, корм для них приходилось покупать. Вода в колодце опустилась на сорок футов, а у соседей колодцы совсем пересохли. Брайна кожей чувствовала тревогу мужа. Они уже приютили у себя соседских лошадей. Долго ли они продержатся? Она взглянула на большие руки мужа, лежавшие на руле. Кожа на руках высохла и потрескалась. Его глаза были голубые — бледно-голубые, как застиранные джинсы. А ресницы светлые.
Брайна отвела взгляд, посмотрела в окно. На небе ни облачка. Еще один жестокий день.
Они свернули к подъездной дорожке у дома Штейнов. Милт остановил машину у ворот. Выходить не стал. Ему не хотелось разговаривать с этими людьми, а они вечно пытались затащить его к себе. Местный, так сказать, колорит.
— Вернусь к обеду, — сказала Брайна.
— Пока, — сказал Милт.
Брайна пошла по дорожке. Дом прятался за небрежно подстриженной живой изгородью. Обойдя чудесное дерево магнолии, Брайна увидела Джо Штейна, знаменитого поэта и романиста. Он стоял спиной к Брайне, перед кустом у крыльца, и что-то громко читал вслух, как бы обращаясь к этому кусту.
— Доктор, доктор, доктор, — рокочущим голосом произнес мистер Штейн. — Возьми дитя обратно.
Брайна шла вперед, опустив голову и гадая, поздороваться или просто войти в дом, словно мистера Штейна тут нет. Но тут она услышала ровный, громкий шелест струи, бьющей в землю. Брайна замерла, затаив дыхание. Не могла же она пройти мимо мистера Штейна в то время, как тот мочится… И назад попятиться нельзя, ведь под ее ногой мог хрустнуть сучок. Она была совсем рядом, он мог ощутить ее дыхание на затылке. Ей оставалось только надеяться, что он не обернется. А мистер Штейн продолжал мочиться.
— Я хочу к дистрофикам, в общую палату.
Мистер Штейн был высоким и сутулым, кожа сморщенная, как у носорога. Он был почти лысый и при этом четырежды был женат на красотках. Что же ей сказать, если он обернется? Еще подумает, что она за ним подглядывает.
Брайна почувствовала, как над верхней губой выступили капельки испарины.
— Я через страданья снова стану сильным…
Наконец шелест струи утих.
— Только не хочу быть белым и стерильным.
Мистер Штейн застегнул молнию, сделал два шага к дому и вдруг, резко обернувшись, налетел на Брайну.
— Миссис Дойл!
Она его напугала.
— Ой, здрасте, мистер Штейн. А я к вам иду, — проговорила Брайна сдавленным голосом (вообще-то голос у нее был зычный).
— Хорошо, что вы не подошли минуту назад. Я тут… помочился в кустиках… мы все так делаем… Знаете, воду экономим, — криво улыбаясь, сообщил мистер Штейн.
Брайна шагнула в сторону. Ей хотелось поскорее войти в дом.
— Как Милт думает, дождь скоро будет? — спросил мистер Штейн.
— Да… да, он говорит, что скоро будет.
— Ну, будем надеяться, что ваш муж не ошибается! — сказал мистер Штейн и скрылся за кустами.
Брайна знала, что он направляется в мастерскую — неказистый маленький домик в лесу. Слава богу, он никогда не просил ее там прибраться. Брайна почему-то думала, что там полно пауков. И вообще, мистер Штейн заставлял ее нервничать.
Войдя в кухню, Брайна сразу принялась мыть посуду. Малышка Дейзи оставила в раковине несколько грязных тарелок. (Миссис Штейн всегда успевала вымыть посуду до прихода Брайны, чтобы та могла заняться уборкой.) На кухонной стойке ее, как всегда, ждал маленький яблочный пирожок, накрытый бумажной салфеткой, а рядом лежал конверт персикового цвета с жалованьем за неделю.
В кухню босиком вбежала Дейзи, восьмилетняя дочка Штейнов.
— Здравствуйте, миссис Дойл, — пробормотала она, открыла холодильник и довольно долго смотрела внутрь. Казалось, она ждет, что то, чего ей хочется, вдруг само материализуется на полочке. Потом девочка захлопнула дверцу и выбежала из кухни.
Брайна пылесосила дорожку на лестнице, когда из спальни вышла миссис Штейн в красивом длинном китайском халате.
— Добрый день, миссис Дойл, — сказала она. — Как поживаете?
У Брайны ком к горлу подкатил — почему, она сама не знала. Опустив глаза, она уставилась на пылесос.
— Хорошо…
— Вы сможете зайти сегодня вечером, помочь мне принять гостей? Ничего не изменилось?
— Смогу, приду, — коротко ответила Брайна.
Миссис Штейн спустилась вниз, оставив Брайну в облаке аромата чайной розы. Брайна ни за что бы не угадала, сколько лет миссис Штейн, если бы не видела ее водительские права. Ей сорок один — они с Брайной почти ровесницы! Но миссис Штейн выглядела так молодо… У нее были волнистые каштановые волосы и светло-карие глаза. Всегда казалось, что она только что вышла из бассейна. Днем она занималась какой-то работой, запираясь в маленьком кабинете рядом с хозяйской спальней. Брайне нравилось выбрасывать мусор из ведерка для бумаг, стоявшего в этом кабинете. В ведерке всегда лежали обрывки листков бумаги с напечатанными буквами, поперек которых сиреневыми чернилами от руки были написаны слова вроде «дрянь» или «гадость». Брайна никогда не пыталась соединить обрывки друг с другом — это было бы вторжением в частную жизнь. Но ей нравилось читать слова, написанные чернилами. В них была интимная, тайная, сладкая жизнь. Когда Брайна читала романы, она почти всегда представляла героинь в образе миссис Штейн.
— Дом Штейнов. У телефона миссис Дойл.
Брайна всегда так отвечала на звонки. Она считала, что это гораздо лучше, чем «алло», ведь она здесь не жила, а «дом Штейнов» — в этом не было ничего личного.
— Нельзя ли позвать к телефону Джулианну Коэн? — с акцентом спросил мужчина.
Брайна, помолчав несколько секунд, ответила:
— Миссис Штейн не может подойти.
Она только что видела, как ее работодательница с полотенцем на плече направилась к бассейну.
— Не могли бы вы передать ей, что звонит Питер Штонштрем? Это очень важно.
— Хорошо, — холодно проговорила Брайна. — Пожалуйста, подождите.
Она вышла из дома и спустилась с холма к бассейну. Миссис Штейн плыла на спине голышом. Ее руки рассекали воду резкими и ровными движениями, груди то появлялись над водой, то исчезали.
— Миссис Штейн! — окликнула ее Брайна, стараясь держаться как можно дальше от воды.
Миссис Штейн ее не услышала.
— Миссис Штейн!
Никакого толка.
— Миссис Штейн! Миссис Штейн! Миссис Штейн!
Брайна побежала вдоль бассейна, размахивая руками. Она была похожа на громадную толстую птицу, пытающуюся взлететь.
Миссис Штейн наконец заметила ее и остановилась.
— Что случилось? — спросила она.
— Вас к телефону. Мистер… Стоунмэн. Говорит, что-то срочное.
Миссис Штейн, улыбаясь, подплыла к бортику бассейна, подтянулась и вылезла из воды. Тело у нее было красивое, крепкое и блестящее. Она была похожа на скульптуру из отполированного мрамора. Брайна взяла со скамейки желтое махровое полотенце и, потупившись, протянула ей. Миссис Штейн словно бы не замечала собственной наготы.
— Спасибо огромное, миссис Дойл, — сказала она, завернулась в полотенце и трусцой побежала к дому.
Брайна проводила ее взглядом. Она с трудом верила, что кто-то может быть настолько красив.
Когда Брайна подошла к грузовичку, Милт ждал ее уже пятнадцать минут. А когда она вошла в свою кухню, старуха одарила ее таким взглядом, словно невестка только что подожгла ковер. Часы показывали без четверти час. Обедали обычно в двенадцать тридцать. Брайна не сказала ни слова. Она вытащила из холодильника ветчину и сделала сэндвич для матери Милта. Старуха жадно набросилась на сэндвич. Все трое какое-то время молча жевали.
