Ариэль Бюто - Козлы
Шарль заказал столик в ресторане «Жюль Верн», на смотровой площадке Эйфелевой башни. Город медленно уходит из-под моих ног, сгущаются сумерки. Я опаздываю, а лифт, как назло, еле тащится.
Завидев меня, Шарль встает. Одет он довольно небрежно, отчего настроение слегка портится. Я-то ради праздника вырядилась — черное платье в обтяжку, туфли на шпильках.
На столе, справа от моей тарелки, лежит пакет. Приглядываюсь, но логотипов известных фирм различить не могу.
— Только бы тебе понравилось! — беспокоится Шарль, пододвигая пакет ближе ко мне.
Вечно он так! Не может обойтись без вступительной речи. Когда луну будет дарить, и тогда найдет что сказать. Шарль — как те девушки, что упорно доказывают всем, какие они некрасивые, с единственной целью — услыхать пылкие опровержения. Прием беспроигрышный!
— Ты же знаешь, я без ума от твоих подарков!
— Для меня главный подарок — жить с тобой, Каролина!
Мило, не правда ли? Стоит нам оказаться на людях, как мы превращаемся в нежных влюбленных, такую сладкую парочку, что хоть торт нами украшай. А дома завтракаем, глотая растворимый кофе, как в забегаловке; обеды и ужины вовсе не в счет, потому что завтрак — единственная совместная трапеза. Зато мы всегда желаем друг другу приятного аппетита по телефону. И почему же мы такие хорошие? Да потому, что Шарль умеет украсить нашу жизнь подарками и маленькими знаками внимания. Кому придет в голову дуться на человека, который исполняет любые твои желания еще до того, как ты их сформулируешь? Мне иногда кажется, что я вышла замуж за Деда Мороза.
С месяц назад я завела любовника, и он еще ничего мне не подарил. У бедняги ни гроша за душой. Он безработный, свободного времени хоть отбавляй, вот он и развлекает меня, пока Шарль пашет, зарабатывая на мои удовольствия. Анри я люблю не так, как Шарля, но с ним весело. Влечение между нами скорее физическое, чем духовное. Он от меня балдеет, и мне это нравится. Я работаю на полставки и раньше по утрам не знала, куда себя деть, теперь же в утренние часы я создаю произведения искусства на материале собственного тела. Зарядка, антицеллюлитный крем, крем для загара, укладка, маникюр, увлажняющая маска по четным дням и очищающая по нечетным — тружусь как проклятая. Счастье еще, что не надо удалять волосы каждую неделю, потому что Анри обожает светлый пушок на моем теле, «ангельский», как он выражается. Шарль не замечает, как я зарастаю шерстью.
— О чем ты думаешь, любимая?
Да ни о чем, любимый! Ты же знаешь, голова моя пуста, не голова — свистулька, в одно ухо влетает, а из другого вылетает со свистом.
— Думаю о том, как я люблю тебя и как я счастлива, что этот вечер мы проведем с тобой вдвоем.
Глажу его руку, мягкую и мохнатую, как лапка у зверька.
Нет, не надо про мех! Иначе я рискую провести годовщину свадьбы в мечтах об Анри. Улыбаюсь Шарлю, я — сама невинность. Мы не только похожи на обезумевших от любви молодоженов, в какой-то степени таковыми и являемся. Шарль… Он невероятно вежливый, никогда не поцелует, не испросив предварительно разрешения. И невероятно деликатный — никогда не снимет пижаму, не погасив свет. Но ни за что не станет открывать для меня дверцу машины — наверное, таким способом он выдавливает из себя буржуа.
— Ты прекрасна, Каролина!
Я вздрагиваю. Не далее как сегодня утром Анри сказал мне ровно то же самое и почти с той же интонацией. Сую мужу свитер: необходимо срочно рассеять призрак адюльтера, нависший над нашим юбилейным ужином.
— Отличная вещь! И дорогая! Ты с ума сошла!
— Пока еще нет. Примеришь?
— Здесь? Сейчас? А почему бы и нет! Какие могут быть церемонии между нами!
Шарль поднимает руки, под мышками у него едва заметные темные пятна. Свитер великоват, я перепутала размер, но Шарль говорит, что все замечательно. Я не спорю: поскольку он питается в ресторанах, непременно рано или поздно растолстеет, а кашемир — подарок на всю оставшуюся жизнь.
— Теперь твоя очередь! Откроешь?
Я не спеша развязываю ленту. Шарль, наблюдая, краснеет как рак.
— О-хо-хо!.. Только бы тебе понравилось! Это немного смело с моей стороны, но какие между нами церемонии…
Минуты не прошло, а он уже дважды намекнул: мы потихоньку превращаемся в скучную степенную пару!
На коробке название крупного производителя электробытовой техники. Перед моими глазами проносятся утюги и кухонные комбайны, и я начинаю закипать.
— В последнее время ты очень увлеклась всеми этими делами. Впрочем, я не жалуюсь.
Господи, о чем это он? Неужто догадался!
— И потом, церемонии нам уже ни к чему, правда, Каролина?
Название этой дьявольской штуковины написано на голландском, осталось только открыть коробку — и я узнаю, под каким именно соусом хочет съесть меня мой муж.
— Ого!
Вот это я понимаю.
— А я так боялся тебе не угодить!
Похоже, сильно боялся, настолько, что теперь в его голосе сквозит мальчишеское облегчение — удалось выдать идиотский поступок за героизм.
Роюсь в картонной коробке и выкладываю на тарелку «Мечту Венеры», электрический эпилятор для чувствительной кожи — последний писк. То-то Анри обрадуется…
13. Местное время
Самолет еще не оторвался от земли, а Николя уже знал: поездка обойдется ему ох как дорого. Конечно, он отыскал в Интернете выгодный тариф «все включено»: авиабилеты, проживание в четырехзвездочном отеле, питание, выпивка и даже неограниченный доступ в дискоклуб. Но прогулка с Карлой в теплые края вряд ли отразится на семейном бюджете: Николя только что получил премию, о чем не собирался сообщать жене. Флоранс никогда не вникала в банковские расчеты.
Под горделивым взглядом Карлы он развернул газету. Его спутница уже успела занять очередь, чтобы подняться в самолет одной из первых, и вид ее не предвещал ничего хорошего. Николя нехотя встал за Карлой, стараясь не смотреть на нее. Кой черт его дернул? Зачем он пригласил ее провести вместе несколько дней отпуска? Приглашение она приняла не колеблясь, как нечто само собой разумеющееся, а ведь между ними почти ничего и не было. Ну, поцеловались в машине, когда он отвозил ее домой, да еще эта дурацкая сцена, разыгравшаяся несколькими днями позже на ковре в гостиной. Неожиданное возвращение Флоранс не позволило супружеской измене стать безоговорочным фактом. Николя испытал огромное облегчение, а Флоранс ничего не заподозрила. У Карлы же хватило присутствия духа спрятаться за диваном, чтобы привести в порядок одежду.
А вот сегодня одежды на ней практически не было. Девушка экипировалась как заправская туристка, наплевав на хороший вкус и правила приличия, действующие в обычной жизни. Что-то вроде набедренной повязки, отороченной светло-голубой бахромой и повязанной очень низко, кислотно-розовый свитерок, не доходивший до пупка, и в довершение белые кожаные сандалии на оранжевых от крема для загара ногах. Николя был в сером костюме и полосатом галстуке: повседневная одежда, которую он надел, чтобы проводить Флоранс с детьми на вокзал, откуда он якобы должен был отправиться на работу.
— Как бы мне хотелось поехать с вами! — сказал он Флоранс перед отходом поезда.
— Знаю, милый. Мы будем все время думать о тебе. А ты не сиди в одиночестве. Сходи куда-нибудь, развлекись, воспользуйся своим холостяцким положением!
Жена ни капли не иронизировала. С ее стороны это была лишь ненавязчивая заботливость, которая так нравилась Николя.
— Жалко, — добавила Флоранс, — что Карла не составит мне компанию. Боюсь, эти двое сорванцов замучают меня зимними видами спорта. Не столько отдохну, сколько устану.
И опять сказано просто, никаких намеков или коварства. Флоранс всей душой сочувствовала бедной Карле, которой пришлось срочно выехать к заболевшей матери.
Стоя в очереди, Карла сильно сжала руку Николя. От нее уже веяло югом и солнцем. И это в Париже, в марте месяце! Николя повеселел. Все идет как задумано. Он отправляется развлекаться с няней собственных детей, что отнюдь не превращает его в монстра. Любой из его коллег мужского пола мог похвастаться такого рода историей. В нашем низменном мире случаются преступления и похлеще. Николя, по крайней мере, продержался семь лет, прежде чем подчиниться универсальному закону полигамии.
В самолете Карла первым делом закатила небольшой скандальчик, требуя, чтобы ее посадили в бизнес-классе, но стюардесса осталась непреклонной. Пунцовый Николя потащил свою спутницу по проходу к местам, указанным в билетах, и уступил ей кресло у иллюминатора.
— Но мы же как раз над крылом! Отсюда ничего не видно! — возмущалась Карла.
Идиотка! Спрашивается, ради чего он отказался от поездки с Флоранс и детьми в горы? Ради того, чтобы возиться с этой дурно воспитанной девчонкой?
