Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
– Да, родной.
– Жалко, что дедушка Хуссейн умер, так меня и не увидев. Папа говорил, что он бы мной гордился.
– Да, милый. – Анжела отвечала автоматически. Это всё потрясло её до глубины души, особенно слово «концлагерь». Ещё было живо поколение людей, переживших это проявление зверства человеческого. На каждый День Победы они всей семьёй после парада посещали кладбище, где покоились однополчане папы и погибшие родственники. А перед праздничным застольем они поминали восемь человек из их семьи, зверски измученных и погибших в лагерях смерти. Михаилу Яковлевичу чудом удалось тогда остаться в живых. Но он прочувствовал дыхание смерти и прожил бок о бок с ней пятьдесят три дня перед победой. И говорить об этом не любил, упоминал только, что подобное не могло быть делом рук человеческих. Это нелюди творили своё зло! Казалось, история должна была научить чему-нибудь человечество, особенно ту его часть, которая была более всех угнетаема в прошлой войне. И теперь новый концлагерь, спустя тридцать семь лет после войны, дело рук израильтян!
– Георгий, поехали к Ахмеду сразу! Не завози нас домой, мы там подождём.
– Мам, а папа приедет потом?
– Мы будем его ждать.
Они подъезжали к зданию, где должен был дежурить Ахмед. Точнее, это был комплекс, обнесённый могучим, высоким забором. Забор был цельный, и сквозь него не просматривалось внутреннее обустройство, но сверху выглядывали верхушки таких же могучих зданий. Над забором натянута колючая проволока и, судя по значкам, под напряжением. Всё было окрашено в серый цвет и только на воротах были красные звёзды. Вид мощный и устрашающий.
Ахмеда не было видно.
– Ну что, подождёте в машине, а я пойду, поищу его? – спросил Георгий паркуясь.
– Нет, давай уж вместе. Имад, ты обещаешь вести себя тихо? Или будем сидеть в машине?
– Да, обещаю, пошли быстрее. Там настоящие военные? Настоящие герои?
Ахмеда нашли на пропускном пункте. Он пытался объяснить солдатам караула, что уже давно ожидает прихода нескольких человек, фамилии которых отмечены на его листке. Но не видел никого входящим или выходящим через этот пункт, только проезжающие машины со шторками на стёклах. И как ему узнать, нужные ему люди внутри или уже уехали? Так он может простоять до утра.
Солдаты стояли неподвижно, как сфинксы, и на все его вопросы отвечали стандартными фразами, повторяемыми на каждую реплику:
– Проход на территорию военного обьекта запрещён! Передача информации с военного обьекта запрещена! Нахождение иностранных граждан в непосредственной близости от военного объекта запрещено!
Опоздай Георгий немного, дело бы закончилось арестом. Уставший и отчаявшийся Ахмед переходил на крик и был не в состоянии контролировать себя. Георгий оттянул друга от караула и отвел в машину.
– Георгий, он иностранец, конечно, у него ничего не могло получиться. Было глупо оставлять его тут одного. – сетовала Анжела. – Надо пойти нам с тобой попробовать.
Она забрала список имен у Ахмеда и с Георгием двинулась к проходной. Объяснив вкратце ситуацию, они предъявили советские паспорта и попросили встречи с дежурным, чтобы задать несколько вопросов. Но получили тот же ответ, что и Ахмед, кроме части про иностранцев. Георгий пустился в объяснения, старался быть убедительным, нервно махал руками, но безрезультатно – ответ всё тот же. Разозлившись окончательно, он потребовал кого-нибудь, кто умеет говорить ещё что-либо кроме этих двух фраз.
Один из охранников, потеряв терпение, покинул пост, подошёл к нему вплотную, нарушив устав, и с нескрываемой злостью сказал:
– Позвать? Поговорить? Я тебя сейчас пристрелю за попытку проникновения на военный объект, понял? Так что вали на свой базар помидоры продавать, пока живой! И чурку своего прихвати! Быстро! – и пихнул Георгия со всей силы так, что тот, потеряв равновесие, упал на асфальт. – И повторять не буду!
– Пошли, Георгий! – сказала Анжела, помогая ему подняться. – Пошли. Бесполезно.
Георгий, не проронив ни слова, повернулся и побрёл за ней. Он бы ему в челюсть заехал за «вали на базар» и объяснил, что надо с уважением относиться к людям изначально, пока они не заставят изменить своё мнение. Презумпция невиновности называется! Он пятнадцать лет в Москве добросовестно и высококачественно лечит москвичей, получил учёную степень по оперативной стоматологии, перечитал всех русских классиков и всё равно – «вали на базар»!
– Не расстраивайся, он прав, это игры с огнём! Действительно, могли застрелить. Не под трибунал же им идти из-за нас.
Ахмед наблюдал эту сцену со стороны. Он уже отчётливо понимал, что никто ему тут не поможет по доброте душевной или из сочувствия.
– Это была единственная возможность, и она провалилась.
– Я не знаю, Ахмед, к кому пойти с просьбой о помощи, правда. – ответил Георгий. Он был очень подавлен произошедшим и весь его оптимизм и жизнелюбие разбились об это жестокое оскорбление.
– Давайте быстро на телеграф или главпочтамт! – внезапно скомандовала Анжела, – Я позвоню папе, у него было много пациентов, приезжавших из Москвы. Из самой верхушки власти. Для себя бы он просить не стал, но если объяснить ему всё, думаю, он тебе не откажет. А там посмотрим. Я помню, он какому-то полковнику КГБ по своей уникальной методике зрение сохранил. Даже в Москве в ведомственной больнице не справились, а папа сделал. Он нас до сих пор со всеми праздниками поздравляет.
Альтернативных предложений не последовало, поэтому поспешили на ближайший телеграф. Благо разговор не международный, не обязательно на центральный ехать.
Имад, видя, что дело плохо, нервничал. Пытался вникнуть в разговор. Но когда заговорили о дедушке, успокоился. Он умный, он всё решит.
– Папа, а ты надолго уедешь? – переживал ребёнок о своём.
– Я ещё не знаю, уеду ли.
– Ну, а если уедешь? Надолго?
– Возможно, сынок. Там у твоей бабушки много проблем и тёте с дядей нужна помощь. Вот всем помогу и вернусь.
– А ты их сюда привози, им дедушка поможет.
– Ты не волнуйся, сынок. Обязательно помогу всем и приеду.
– Вам бы расписаться лучше. – подумав, сказал Георгий, и в ответ на их удивлённые взгляды пояснил. – Не в свадьбе дело, но если ты задержишься и студенческая виза просрочится, то кто тебя впустит? И они к тебе выехать не смогут.
– Да, Анжела, и правда, надо. Да? – Ахмед вопросительно посмотрел на неё. Она молча кивнула. – Но как я сейчас смогу получить из Ливана документы, что не женат там? Это просто невозможно. Они должны быть заверены там.
Анжела молчала. Совсем не так она представляла себе предложение руки и сердца от своего любимого. Да и не надо было бы ей для себя этого штампа в паспорте. Максимальную волну сплетен она пережила. А кто и что говорит сейчас, ей уже неважно. Только котята нравятся всем! Но вот для Имада это крайне важно, тем более если это поможет ему в будущем беспрепятственно видеться с отцом. Да, это разумно.
На телеграфе в этот поздний час было пусто. Разговор с Михаилом Яковлевичем затянулся, надо было описать подробно всю ситуацию, чтобы профессор понял её сложность. Только тогда он согласиться обращаться с просьбой к «сильным мира сего». Михаил Яковлевич проникся, посочувствовал Ахмеду всем сердцем и, обещая сделать всё возможное, попросил позвонить ему завтра утром.
– Если есть хоть малейший шанс, то папа его использует. – выходя из кабинки сообщила Анжела. – Надо поехать отдохнуть, утро вечера мудренее.
– Подожди, я еще консулу позвоню.
– Посольство закрыто.
– Он мне свой домашний телефон дал.
Ахмед узнал у консула, что учитывая военную обстановку, возможно, сойдёт и заверенная посольством справка. Но только в случае, если свадьба должна быть срочной по причине беременности невесты на последних месяцах. Справку он даст, а в центральном ЗАГСе им придётся договариваться самим. Он сочувствовал, что неудачей закончилась их попытка попасть в Сирию, но, опять-таки, помочь ничем не мог. Георгий сказал, что договариваться – это его стихия и справку об Анжелиной беременности он найдет. И вообще, он организует всё что угодно, но только к военным больше не подойдёт!
Утренний звонок в Минск порадовал всех. Благодарный пациент Михаила Яковлевича ждал сегодня Ахмеда на приём и обещал помочь. На встрече он всё время просил передать поклон профессору, и прямо на месте вызвонил нужных людей. Самолёт вылетал через два дня. Это был специальный рейс, и полковнику пришлось приложить много усилий, чтобы получить разрешение для Ахмеда. Очень много. Он обещал, что пошлёт сопровождающих проводить его на рейс, чтобы не возникло проблем.
Ахмед возвращался с облегчением и грустью одновременно. Он уедет и сможет помочь своим родным. Но получится ли вернуться? Анжела, всё обдумав, категорически отказалась проворачивать афёру с замужеством накануне отъезда. Тем более что даже в случае успеха для заверения документов в посольстве понадобилось бы какое-то время и за два дня всё могли бы не успеть. Есть вещи приоритетнее. В итоге договорились, что он постарается найти возможность приехать в течение срока действия визы со всеми документами и они спокойно зарегистрируются. И не стоит устраивать этот истерический «пир во время чумы». На кафедре стараниями Георгия устроили перенос начала второго года обучения на неопределённый срок.
