Пер Энквист - Книга о Бланш и Мари
— Что он за человек? — спросила Бланш, хотя и знала, о ком идет речь.
— Будущее покажет, — ответила Мари.
Бланш отметила ее невероятное спокойствие.
— Будущее покажет, — снова повторила Мари, но на лице у нее было написано такое спокойствие, что в этих словах нельзя было услышать или уловить ничего другого. Она почти всю жизнь ждала возможности произнести их: не о страхе или границах, не о самом запретном или смертельном искушении, а о чем-то более простом и внушающем куда больший страх: Мари! Мари! Вот и понеслось!
4Что же он был за человек?
Можно в нескольких словах передать, возможно, и не правду, но существовавшее в Париже общественное мнение о нем и о ситуации вокруг них с Мари, сложившейся, например, осенью 1910 года, и ничего не преувеличивая, а просто объективно резюмируя публиковавшееся в прессе, сказать, что его звали Поль Ланжевен, что он был уважаемым французским исследователем и отцом четверых детей, чей брак и счастливая французская семья оказались разрушенными женщиной-иностранкой с девичьей фамилией Склодовская и, возможно, еврейского происхождения! еврейского! что следовало рассматривать как еще одну атаку на французские устои после трагического национального поражения в борьбе против еврея Дрейфуса и победы его защитников!
Да, она наверняка еврейка! Откуда бы иначе взялось ее второе имя Саломея?
Женщина-иностранка, возможно еврейка, но в таком случае скрывавшая и отрицавшая свое еврейское происхождение, вполне вероятно, по сути своей, как позднее будет утверждать одна из газет, была человеком столь же преступным в области морали, сколь Дрейфус в военной!!! и, как и он, наверняка была виновна.
Но, во всяком случае, — полячка.
И совершенно ясно, что эта иностранка Склодовская, заполучившая путем замужества французскую фамилию Кюри, была не просто женщиной, а еще и богохульствующей интеллектуалкой со связями в эмансипированных кругах, например, в Англии! где она общалась с печально известными суфражистками; женщиной, пытавшейся, когда ее скандальное поведение разоблачили, скрыться от общественного мнения, но под конец все-таки выставленной прессой и общественностью на заслуженный публичный позор, чему позднее способствовало, например, «скандальное присуждение ей еще и второй Нобелевской премии» — премии, которую она не заслужила и которая по-своему положила конец ее связи с невиновным, по сути дела, Полем Ланжевеном.
Приблизительно так.
Что же он был за человек?
В 1907 году Поль внес свой главный и самый уникальный вклад в развитие физики: им стало применение электронной теории магнетизма; по существу это было объяснение экспериментов с магнетизмом, проведенных Пьером Кюри в 1895 году.
Он с успехом обобщал и пояснял опыты Томсона и Кюри, принадлежа к типу людей, умеющих увидеть взаимосвязь, но не способных находить корень необъяснимого; поэтому Мари за него всегда очень переживала. Он соединял отдельные звенья цепи, но к нему относились с известным пренебрежением, поскольку ему самому никак не удавалось создать что-нибудь уникальное, получить уникальный результат.
Полю, говорила Мари друзьям со слезами на глазах, никогда не воздают по заслугам, ведь ему дано только обобщать.
Сам Поль вполне довольствовался своим жребием, не проливая по этому поводу слез.
Постепенно он все-таки добился широкого признания.
Во время Первой мировой войны работа Поля Ланжевена над феноменом пьезоэлектричества (для генерации ультраакустических колебаний) предопределила возможность с помощью эхолотов обнаруживать подводные лодки противника и тем самым внесла значительный вклад в успех военных действий. Он отнюдь не предполагал в себе способности любить, но его сразила болезнь под названием Мари Кюри, которая, как он понимал, лечению не поддавалась. Между тем уже в 1895 году он получил докторантскую стипендию и работал в Кавендишской лаборатории вместе с Эрнстом Резерфордом; этот самый Резерфорд и шел на три шага позади Мари и Пьера в парижском саду ночью 1903 года, когда наполовину покрытая сульфидом цинка и содержащая раствор радия трубка ярко светилась в темноте и Мари, внезапно обернувшись к Полю, увидела, что у него живые глаза, это был великолепный финал незабываемого дня.
Но Поль увидал Мари значительно раньше.
Пьер Кюри был учителем Поля Ланжевена в Школе индустриальной физики и химии еще в 1888 году, Полю тогда было семнадцать лет. С Мари он встречается в 1895 году, сразу после ее свадьбы с Пьером. Пьер вызывает у него восхищение. Поль преклоняется перед ним: Пьер всего достиг, ему принадлежит и такая уникальная собственность, как Священный Грааль — тело Мари. Она — Священный Грааль.
Поль знает, что коснувшийся Священного Грааля должен умереть — в этом таинство и глубинная движущая сила любви.
Он уверен в справедливости теории философов-просветителей, утверждающих, что поиски счастья являются уникальной привилегией человека, но, поскольку единственным возможным для себя счастьем он считает Мари, а поиск этого счастья для него исключен, теория рушится. Он начинает думать об этом как о «неизбежности человеческой трагедии». Легче не становится. Он рассматривает жену своего учителя как символ невозможности любви. Потом Поль становится коллегой Мари, но уже позднее, по прошествии нескольких лет. Она пребывает совсем-совсем рядом с ним. Невозможное преследует его.
Ему кажется, что он съеживается.
Как мучительно, что она так близко. Недостижимое не должно находиться в такой близости, что его можно коснуться. Мари двигается совсем рядом, но на бесконечном расстоянии. По мере того, как возрастает его восхищение Пьером, увеличивается и нечто другое: расстояние? жажда Грааля? или ненависть?
Сперва он разговаривает с Мари почтительно, потом по-дружески, потом чуть ли не гневно. Мари, Мари, чем это кончится, такая красивая, мягкая и недоступная для прикосновений.
«Поль — странный физик-ядерщик, он верит в ионы, как в религию!» — снисходительно говорит его учитель Пьер; разве не следует ненавидеть такую снисходительность и дружелюбие? К тому же Поль — республиканец, критически настроенный к французской системе образования и ненавидящий какие бы то ни было иерархии, в 1898 году он подписал петицию Золя в защиту Дрейфуса, что делает волну возмущения в прессе, связанную со скандалом вокруг Мари Кюри, менее понятной.
Может быть, Поль заслужил свою иностранку? Вероятно, еврейку? Возможно, так все и должно было быть?
Однажды, осенью 1901 года, она накрывает его руку своей. Еще раз — в марте 1903-го. И улыбается!
Дело происходит еще при жизни Пьера: дружеская улыбка. Поль приходит в невероятное возбуждение, долго представляет себе, как эта рука касается его обнаженного тела.
Ее рука! Она ведь деформирована! но он не обращает внимания на следы облучения. Рука заменяет ему ее тело: белоснежное, пышное, абсолютно недоступное тело. Хоть бы раз в жизни излить себя в это тело! — принадлежащее, принадлежащее! — его уважаемому учителю и образцу для подражания. Мари, Мари, чем все это кончится?
Какова химическая формула страсти?
И почему не существует «архивного метра» любви, почему любовь постоянно изменяется, в отличие от эталонного метра — десятимиллионной части парижского меридиана, почему никто не получил премии за атомный вес страсти, установленный для всех, навеки, на все времена?
Полстраницы из «Черной книги». Дальше оторвано. Вопрос: Зачем же как животное тавром?
Начатый ответ: Однажды, когда Поль зашел в гости, Мари в шутку пригласила его на кухне потанцевать и на несколько мгновений так тесно прижалась к нему, хотя у нее в это время и были месячные, что он
Остаток страницы оторван. Она его провоцировала? Сознавала ли она, что он бессонными ночами будет вновь и вновь переживать эти секунды, словно бесконечно пребывая во власти сексуальности, как будто его навсегда пометили, как животное тавром.
К чему эта запись о месячных?
Когда умер Пьер Кюри, лучший и самый обстоятельный некролог написал Поль Ланжевен. Мари очень понравилось. Он сумел все понять.
Поль постарался.
Он пытался разобраться в Мари. Ему казалось, что у нее много лиц. Мари запросто общалась с Полем и его женой Жанной Ланжевен и с их четырьмя детьми. Мари расстраивается, когда Жанна жалуется на резкое обращение мужа. Она возмущается, узнав, что Жанна разбила о его голову бутылку! Она отмечает «ужасные стычки» супругов. Однако ничто не предвещает, что любовь вот-вот разрушит жизнь Мари, она волнуется за него, но он, на первый взгляд, не играет сколько-нибудь существенной роли.
