Фабио Воло - Скажи любви «нет»
Наконец, мы переспали. Впервые. Три раза подряд. Мне казалось, что я всю жизнь ждал этого. Так, верно, и было на самом деле.
Моя любовь не знала предела. Она стала моей первой девушкой, а я был ее парнем. Я чувствовал себя Богом. Великим и могучим. Мне впервые в жизни довелось испытать пленительное ощущение ее и себя, как единого целого: она была моей девушкой, я безраздельно принадлежал ей.
Мир на время перестал быть безжалостным и несправедливым ко мне. По утрам меня уже не бросало в дрожь, когда я вспоминал об ожидавших меня заморочках. «Да плевал я на них, не велика беда! Все равно я потом увижусь с ней и забуду про все», – такие мысли теперь проносились в моей голове. Я послал весь мир куда подальше. С Лючией мне было хорошо. Мы вместе гуляли, болтали, занимались любовью. Мы часами лежали, обнявшись, в постели и выводили взглядами на потолке обещания в вечной любви.
По утрам я писал на салфетке «я тебя люблю» и опускал записку в ее пакет с бриошами, прятал в нем бутон цветка, клал шоколадку. С каждым днем я любил ее все сильнее и каждый раз поражался, как это возможно. Никто в ее офисе не догадывался о наших встречах. Она была частицей вселенной, отгороженной от всего и ото всех, даже от моих родителей, моей самой желанной частью мира. Но я не мечтал завладеть этой частью вселенной и сделать ее своей. Потому что, отрекаясь от своей жизни, я становился лучше.
Однажды мне пришлось долго ждать, когда Лючия выйдет из дома. Как только она села в машину, я понял, что она плакала.
– Что случилось?
– Ничего, давай поедем.
Я стал настаивать, и в конце концов она призналась, что ее мать не хотела отпускать ее со мной, потому что я бросил школу, не учился в университете, а работал в баре. В ту минуту я очнулся от долгого сна. Я посмотрел на свои колени, мне показалось, что на мне был мой рабочий фартук.
Мать Лючии безумно боялась, что ее дочь может оказаться за кассой в дешевом баре, и, собрав все свои силы, она решила объявить мне войну. Я не мог больше звонить Лючии домой, и она не могла позвонить мне. Тогда еще у всех стояли домашние телефоны с диском, и ее мать повесила на диск маленький замочек, так же, как мы это делали в баре. Теперь я провожал ее домой, прощался, и у меня не оставалось больше никакой возможности связаться с ней. Каждый раз, когда я заезжал за ней, она задерживалась, и я понимал, что ей опять пришлось ссориться с матерью.
– Хочешь, я с ней поговорю? Она тогда увидит, что со мной все в порядке, и, быть может, успокоится. Я встаю в шесть утра и работаю весь день. Я вполне нормальный парень.
– Нет, это бесполезно. Я неделю назад написала ей письмо, так она его порвала и сказала, что мне ее никогда не переубедить.
Младшая сестра Лючии была помолвлена с молодым человеком из очень приличной семьи. У его отца было свое предприятие по обработке металлов. Выбор младшей дочери мать одобрила с радостью. Она постоянно отчитывала Лючию, если та в будни возвращалась домой около полуночи, но ни слова не говорила ее младшей сестре, которая приходила еще позже.
Однажды в воскресенье, когда мы с Лючией сидели в моей комнатенке, ее мать позвонила к нам домой, спросила дочь и сказала, что ее сестра с женихом собрались на бал в Ротари и зовут Лючию пойти вместе с ними. «Приходи домой, по крайней мере, переоденешься в платье, снимешь наконец свои джинсы, нельзя же вечно в них ходить».
Когда Лючия передала мне слова матери, я ей сразу даже не поверил, не знал, что и сказать. Но, в любом случае, это была ее мать, мне не хотелось осуждать ее в присутствии дочери.
– Мне, наверное, лучше пойти туда, – сказала Лючия, – иначе она меня на неделю запрет дома.
– Хорошо, я отвезу тебя домой.
Я повез ее домой переодеться и молчал всю дорогу. На бал она отправилась без меня. Я вернулся домой, надел наушники и поставил альбом PearlДженис Джоплин. Мне хотелось погрузиться в ее наполненный болью голос.
Я думал о Лючии. О том, что она, возможно, встретит кого-то и оставит меня. В ту минуту я узнал, что такое ревность.
Как-то утром в баре зазвонил телефон, и, к счастью, я снял трубку.
– Алло.
– Это мама Лючии.
– Здравствуйте, синьора. Я Лоренцо.
– Позови своих родителей, мне надо поговорить с ними.
– Синьора, я уже совершеннолетний, если вы хотите что-то сказать, то говорите со мной.
– Хорошо, тогда я скажу это тебе. Я не хочу, чтобы ты приходил к нам домой и уводил с собой Лючию. Я не хочу, чтобы она бывала у тебя дома. Прекрати встречаться с ней и не звони нам больше. Забудь ее и оставь нас в покое. Тебе все ясно?
– Извините, синьора, но я не понимаю, почему…
В трубке раздались короткие гудки. Она бросила трубку, не дав мне договорить.
Я пошел в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Мне стало жалко себя и обидно за свою жизнь.
С Лючией моя жизнь становилась осмысленной и заслуживала право на существование.
Я все никак не мог понять, почему жизнь поворачивается ко мне спиной. Почему именно ко мне? Я был прилежным, воспитанным мальчишкой, грубого слова никому не сказал, упорно трудился. Больше других своих сверстников, больше своих друзей. Если они в школе заваливали экзамены, родители отправляли их в частные лицеи, где за плату они за год проходили два курса, и их переводили в следующий класс. Они катались на мотоциклах, о которых я только бредил; они носили одежду, о которой я мечтал; жили в домах, в которых мне хотелось жить; отдыхали на каникулах в таких местах, которые мне могли только сниться. А меня постоянно унижали, я работал с утра до вечера и не мог купить себе ничего из того, что хотел. Я уже стал думать, что мир отвернулся от меня, а, возможно, и сам Бог. Однако в «Обрученных» я прочел, что «Бог никогда не потревожит счастья своих детей, если только не готовит их к еще большему счастью». Видно, в книгах не всегда пишут правду. Я не просил награды за перенесенные лишения, я просто хотел знать, почему все, что я ни делал в жизни, никто так ни разу и не оценил по достоинству.
Возможно, кое в чем ее мать была и права. Многое в моей жизни оставалось для Лючии загадкой, она не знала, как я носился с неоплаченными векселями, какие неприятности поджидали меня в банках. Я никогда ничего ей не рассказывал. О чем-то она догадывалась, но, казалось, не придавала этому особого значения.
Я помню, как в субботу отец спросил, нет ли у меня свободных денег, ему было нужно срочно расплатиться с поставщиком. Он сказал, что вечером я смогу взять эти деньги из кассы. Я тогда ответил ему, что точно не знаю и должен подумать. На самом деле деньги у меня были, но я в тот день собирался пригласить Лючию в кино и ресторан. В конце концов я дал ему деньги. Вечером, перед закрытием бара, пришел другой поставщик, которому отец просто никак не мог отказать. Он уже три раза просил его зайти в следующий раз. Короче, в тот вечер денег у меня не оказалось. Я сказал отцу, что он обещал их вернуть. В ответ я услышал только:
– Мне жаль. Я отдам их тебе в понедельник.
Я отправился домой и заперся в своей комнате. Я расплакался, потом позвонил Лючии и сказал ей, что заболел.
Наверное, ее мать была права, стараясь разлучить ее со мной.
Но я любил ее. Я любил.
Я потом рассказал Лючии о разговоре с матерью. Она заплакала, стала извиняться за нее. Мы продолжали встречаться, надеясь, что рано или поздно ее мать перестанет воевать со мной.
Но, однажды, когда я ждал Лючию под окнами, на балкон вышла ее мать и заорала мне:
– Я что, плохо тебе объяснила, или ты думаешь, что я шучу? Я же тебе сказала, чтобы ты прекратил встречаться с моей дочерью… Теперь тебе все понятно?
Я ей ничего не ответил.
Через неделю раздался еще один звонок. На этот раз она была еще более решительной:
– Мой брат работает в налоговом управлении и я уже говорила с ним. Если ты не перестанешь волочиться за Лючией, я заставлю твоего отца закрыть бар. Я не шучу. Прекрати встречаться с моей дочерью и не смей говорить ей, что я тебе звонила и предупредила тебя. Иначе я немедленно позвоню брату.
Она снова не дала мне ни слова сказать. На этот раз она взяла верх. Она нашла мое слабое место и целилась прямо туда. Через несколько минут после этого разговора я убежал в туалет, меня рвало.
Я сдался, как только дело коснулось моей семьи. К тому же я убедился, что Лючия была мне не по зубам, и ее мать, не считая угроз, оказалась права.
Я оставил Лючию в слезах, так ничего и не объяснив ей. После того дня, когда мне приходилось относить заказы в их офис, я входил в комнату, потупив голову и избегая ее взгляда. Она заходила в бар, искала встречи со мной, требовала объяснений, настаивала, чтобы я одумался и вернулся к ней.
Я избегал встреч с Лючией, и постепенно в груди у меня все отмерло. Я больше ничего не чувствовал и ничего не боялся. Мне ни с кем больше не хотелось общаться. Но по ночам мне стало трудно засыпать, а утром подниматься. Я стал мало есть, иногда вообще ничего не ел. Я быстро худел. Ходил весь бледный.
