Матей Вишнек - Синдром паники в городе огней
Жорж любил примерять на себя шкуру звездных дикторов с самых главных телеканалов. Как могла такая публичная фигура сказать: «Сегодня, знаете ли, у нас нет мертвецов, сегодня мы выдаем вам только новости-софт»? Если публика, эта свора, выдрессированная, чтобы потреблять телевизионное насилие, день-два-три не получит любимый наркотик, она впадет в панику, скажет, что ею манипулируют или даже что ее насилуют.
— Падальщики, вот мы кто, — размышлял Жорж. — Нам нужен привкус смерти. И если бы мы могли каждый день видеть убийства в прямом эфире, мы бросили бы все и только и глазели бы на них.
21
— Я покажу вам дом Бальзака, — сказал мсье Камбреленг после второго тура вокруг Дома радио.
Однако тон его изменился, теперь он обращался как бы сразу и к человеку с бородой, и к Франсуа.
«После Дома радио почему бы не дом Бальзака?» — подумал Франсуа, который больше уже ничему не удивлялся.
— Это единственный дом, оставшийся от бывшего пригорода Пасси, — сказал мсье Камбреленг. — Только подумайте: из своего сада Бальзак видел Сену!
Оказалось, что дом Бальзака располагался в двух минутах езды от Дома радио, но был затерт между буржуазными зданиями 16-го округа.
Дом Бальзака остался оазисом в этой зоне, поскольку при нем сохранился сад.
— Бальзак видел Сену, — мечтательно повторил мсье Камбреленг и резко затормозил у дома, превращенного в музей великого романиста.
Но тут же снова тронулся с места, чтобы показать спутникам крохотную улочку с древней, в несколько веков, мостовой, прямо за домом Бальзака, улочку, которая выглядела до дрожи провинциально, на ней даже сохранился межевой столб, отмечающий границу между бывшим пригородом Пасси и бывшим пригородом Отей. Узкая, освещенная рядом фонарей, змеящаяся между увитыми плющом стен и каменных фасадов, она пахла тайной, и если бы Бальзак собственной персоной вышел им навстречу в цилиндре и сюртуке, никто не удивился бы.
— Это самая красивая улочка в Париже, — заверил нас мсье Камбреленг. — Стоит пройтись по ней пешком…
Но его спутники не проявили расположения выйти из машины, так что мсье Камбреленг снова нажал на газ и выехал на скоростную трассу Жоржа Помпиду на правом берегу Сены, единственную трассу, которая позволяла пересечь Париж, не торча у семафоров на перекрестках.
— Ладно, давайте вернемся, — сказал он.
Франсуа было крайне любопытно узнать, что означает для мсье Камбреленга возвращение. Неужели им придется возвращаться в лес, где безусловно еще продолжался эротический торг между проститутками и моторизованными клиентами?
Но мсье Камбреленг повернул в центр Парижа, к Лувру. Когда проехали под мостом Бир-Хакейм, он не преминул заметить:
— Видите вон то здание слева, с круглым балконом на третьем этаже? Там снимали «Последнее танго в Париже».
Франсуа и человек с бородой дружно повернули головы в направлении, указанном мсье Камбреленгом. Не то чтобы они что-то увидели, но в первый раз с тех пор, как Франсуа сел в машину, их взгляды встретились, и человек с бородой даже произнес фразу с явным доброжелательством:
— Хорошо ездить с гидом, правда?
И в ту же секунду прожекторы, которые освещали Эйфелеву башню, все разом погасли. Франсуа был застигнут врасплох, он никогда не присутствовал при этой церемонии. В принципе он знал, что Эйфелева башня не стоит с огнями всю ночь, что через час или два после полуночи муниципалитет по соображениям экономии гасит освещение. Из грациозного, в феерической подсветке, силуэта, создающего даже ощущение, что он построен из стекла, а не из металла, Эйфелева башня вдруг превратилась в гигантскую тень с двумя-тремя красными огоньками на верхушке, как леса вокруг какой-то высотки, бесполезные, если не опасные в темноте.
Грусть и тоска накатили на Франсуа. Он не знал, куда направляется мсье Камбреленг, не знал, где ему сегодня ночевать, ничего, по сути, не знал про этих двух человек, с которыми сидел в машине, да и не сказать, чтобы ему очень уж нравился Бальзак… Так что он просто смотрел на дорогу, на мосты, под которыми они проезжали, отмечая, что перед Аустерлицким мостом мсье Камбреленг свернул со скоростной магистрали к Итальянской площади и потом — к кварталу Муфтар.
Когда мсье Камбреленг остановился у кафе «Сен-Медар», Франсуа это показалось почти нормальным. Они все втроем вышли из машины и вошли в кафе, которое было еще открыто (нон-стоп, что ли? Не исключено. Франсуа знал одно такое кафе, «Сен-Мишель», рядом с собором Парижской Богоматери).
— Поднимайтесь наверх, я сейчас подойду, — сказал мсье Камбреленг Франсуа и человеку с бородой.
У Франсуа не было никаких причин ослушаться того, кто его спас, поэтому он без малейших колебаний поднялся в салон на втором этаже.
Салон был полон людей всех возрастов и обоего пола, и у всех был такой вид, будто они у себя дома. Кто-то шепотком беседовал, кто-то дремал в одиночестве за отдельным столиком. В одном углу две тени играли в кости, но старались не стучать и бросали кости на сложенное вчетверо полотенце. Наискосок, в кресле на колесиках, сидела женщина с рукой в гипсе. Человек в темных очках — вероятно, слепой — делал вырезки из газет, наваленных перед ним на столе… Помещение было освещено очень слабенько, над дверью горела одна анемичная лампочка и на столиках — несколько свечей. Франсуа глядел во все глаза на это сборище, силясь понять, что тут происходит. От изумления он даже не заметил, как черный таракан, появившийся невесть откуда, зашевелился у него на левом плече.
22
День, когда Жорж превратился в персонажа, начался как всякий другой. В шесть утра Жорж проснулся, протянул руку — потрепать Мадокса по холке, и включил транзистор на прикроватной тумбочке — послушать новости.
Ничего такого особенного не привлекло его внимания: ну, убиты еще несколько человек в Ираке, в Колумбии повстанцы-марксисты похитили еще одного депутата и группу из четырех туристов, в секторе Газа похоронили палестинцев, погибших в стычке между умеренными и радикалами, в Кении была отбита атака повстанцев на столицу, президент одной европейской страны совершил визит в Китай, в Риме имела место большая манифестация антиглобалистов против съезда семи высокоиндустриализованных стран, в Мексике обвалился мост через реку, и множество народа утонуло, генеральный секретарь ООН слетал на вертолете на Северный полюс посмотреть, как происходит таяние льдов, несколько автомобилей было подожжено ночью в Сен-Дени, на севере Парижа…
Все эти известия относились, с точки зрения Жоржа, к категории беспроигрышной информации. Такие «вести» были вполне допустимы в любой день недели, их можно было выдавать и в понедельник, и во вторник, и в четверг, повторять через три-четыре дня точно в такой же форме и в том же порядке, и никто бы не заметил неладного. Короче, новостная жвачка. Жорж чувствовал, что ему, как и всему остальному миру, мягко выражаясь, плевать на все эти псевдоновости, монотонные и бездарные. Их единственная роль заключалась в том, чтобы не дать установиться на земле молчанию. Люди нуждались, особенно по утрам, в этом новостном жужжании, как в подтверждении, что планета все еще вертится.
В 6.15, оставив транзистор на прикроватной тумбочке включенным, Жорж пошел в ванную, где включил другой приемник, забитый на волне для автомобилистов. Чистя зубы, он слушал информацию о трафике вокруг Парижа и на крупных магистралях Франции. Жорж любил начинать день, позиционируя себя в пространстве, другими словами, пытаясь создать ясную картину того, с какой скоростью циркулируют машины по кольцевой дороге вокруг Парижа и где образовались сужения или пробки из-за автокатастроф.
Стоя под душем, Жорж прослушал новости о трафике в долине Роны, о забастовке таксистов в Тулузе и о трудностях из-за тумана на дорогах Нормандии. В какой-то мере новости, связанные с автомобильным движением на карте Франции, были достовернее, чем те, что относились к политическому моменту, они были честнее и в любом случае они были полезны людям за рулем.
Выйдя из ванной, освеженный душем и свежевыбритый, Жорж включил телевизор, чтобы увидеть первые картинки дня. Мадокс кратко тявкнул — но выражая отнюдь не раздражение этим источником шума и света, а, напротив, одобрение инициативы своего хозяина.
Одеваясь под телевизор, где почти все сюжеты были взяты из вечерних и ночных выпусков, Жорж уловил какой-то странный запах. Запах китайской кухни, имбиря и жареного риса… Жорж в сопровождении Мадокса сначала пошел на кухню, проверить, не там ли источник этого запаха, хотя он никогда не готовил у себя наверху и его холодильник обычно пустовал. А внизу, в кафе, его повар готовил на завтрак только французские блюда, и уж никак не с имбирем…
