Барбара Константин - А вот и Полетта
Она составила отчет о своем дежурстве, уложившись в несколько фраз: Гортензия приняла все лекарства, выпила настойку, сделала ингаляцию, не слишком ворча, и даже позволила помассировать себе ноги, чтобы избежать пролежней. Температура немного спала, что было хорошим знаком. Сейчас она спит. Можно спокойно досмотреть сериал – только без наушников, да, Симона? – а потом у нее, возможно, останется время даже порешать кроссворд или какой-нибудь судоку шестого уровня – пусть пошевелит своими бедными нейронами, а то они совсем застоялись от стольких переживаний. Симона хихикнула, не отрывая глаз от экрана.
Время поджимало. Марселина оделась потеплее, натянула плащ и боты. Корнелиус пребывал на другом конце огорода. Услышав ее призыв, он прискакал галопом, потоптав по дороге последний порей Фердинанда. Она впрягла его в повозку, ворча, что совершенно не одобряет его поведения, просто стыд, честно говоря: испортить столько отличных овощей. Он покачал головой, но ее это нисколько не развеселило. Тогда он потерся мордой о ее плечо, и тут она улыбнулась. Как только он был готов, Берта запрыгнула к ней под бок, и они тронулись со всей возможной скоростью, практически рванув с места.
Мирей ждала ее у школы. Она собрала целую сумку на колесиках с одеждой, игрушками, книгами и таким количеством еды, которое позволяло выдержать осаду. Людо и Малыш Лю были очень возбуждены. Они протянули Корнелиусу огрызок яблока, оставшийся от школьного завтрака, и тот, не дожидаясь вопросов, утвердительно закивал. Это смутило Малыша Лю. Но раз Людо не нашел в этом ничего странного, то и он отбросил сомнения.
– Похоже, ты просто обожаешь яблоки, да, Корнелиус? Ты рад нас видеть, да? И с удовольствием отвезешь нас на повозке? Только у нас еще большая сумка, и ранцы, и мы сами. Тебе тяжело не будет?
Ответ последовал с размеренностью гильотины.
– Ой, ты видел, Людо, он говорит, что ему будет слишком тяжело.
– Да нет же, гляди. Корнелиус, ты ведь пошутил, так?.. Ага, видишь.
И Малыш Лю облегченно выдохнул.
Перецеловав их и дав все указания: сделать уроки, не говорить плохих слов, чистить зубы утром и вечером, и, кстати, никаких конфет все выходные, договорились?.. попросить Марселину помочь с сольфеджио: извините, я забыла вас предупредить, вам не трудно будет? Это очень любезно! – Мирей умчалась, ее ждала куча дел в ресторане. И Марселина тронулась с места. Но вовсе не по дороге на ферму. Она остановилась у большого дома и объяснила детям, что ей нужно кое с кем поговорить, только еще не знает с кем, предстоит выбрать, но это будет совсем недолго. Малыш Лю первым заметил припаркованную чуть дальше большую машину, в которой сидели Ги и Фердинанд. Ох и смешно они подскочили, когда дети с воплем: У-У-У! – забарабанили им в стекло.
Но времени объяснить, как они здесь оказались, не осталось, потому что почти сразу двери здания распахнулись и оттуда высыпала толпа студентов, с криками растекаясь по улице. Людо сразу узнал Мюриэль и Луизу, девушек, которые пришли в ресторан поработать в день банкета. Они были очень милые, и симпатичные, и пахли замечательно, так что ему обязательно нужно было с ними поздороваться. Марселина и Фердинанд пошли за ним следом. Увидев, как они приближаются, Луиза захохотала.
– Ой, посмотри, Мюриэль, это же сын той хозяйки ресторана! И что ты здесь делаешь? Поджидаешь, когда кончатся занятия в школе медсестер, чтобы присмотреть себе невесту? Да ты маленький проказник.
Людо опустил голову, пробормотав: Вот дура! – но тут вмешалась Мюриэль:
– Не обращай внимания, у нее с головой неладно, но она не виновата – ждет пересадки мозга! И уже первая в списке!
Они прыснули обе, и Людо, разозлившись и обидевшись, убежал обратно к машине, оставив Марселину и Фердинанда в окружении молодых людей. Каждый из них в этот момент подумал про себя, что, возможно, пришедшая им в голову мысль была не такой уж блестящей и действовать, наверное, придется по-другому, короче, нет смысла сейчас говорить об этом с остальными. В тот момент, когда они присоединились к Ги и детям и уже собирались уезжать, Мюриэль остановилась рядом, чтобы ответить на звонок по мобильному. И они услышали ее разговор: ой, этот год куда тяжелее, но да, да, она старается, нет, еще не переехала, кстати, это ее просто достало, она боится, что так ничего и не подвернется и тогда придется уезжать, менять школу, вообще все бросить… Тут ее голос сорвался. Но она быстро взяла себя в руки. Зато кое-что хорошее: ей позвонили и предложили работу в ресторане, на один день, но уже неплохо, и поест вволю, а потом… потом что-нибудь придумает, а как же иначе, ладно, у нее батарейка садится, и надо идти, созвонимся в другой раз, целую, ба, и не переживай ты так, все устроится, обещаю. Она нажала отбой, села на бортик тротуара, свесила голову и заплакала. Берта, поскуливая, подошла к ней, ткнулась мордой в волосы, в шею, начала покусывать ухо. Удивленная Мюриэль подняла глаза. Перед ней стояла собака, а еще Людо и Малыш Лю, которые с сокрушенным видом протягивали ей конфеты, а позади трое стариков глядели на нее с улыбкой. Вот так и произошла встреча с Мюриэль.
На вопрос «Умеете ли вы делать уколы?» она ответила «да», разумеется, не уточнив, что пока еще не сделала ни одного. Затем, пробы ради, они набросали без всяких прикрас портрет старой Гортензии. Рассказали о состоянии ее здоровья, о прописанных процедурах, о ее боязни уколов, о перепадах настроения, о провалах в памяти… Она выслушала не дрогнув. У них сложилось впечатление, что это ее не напугало – именно то, что требовалось: они искали кого-нибудь не робкого десятка. Она их покорила. Тогда они изложили свой план, который каждый придумал, даже не поделившись с остальными: в обмен на час-другой работы в день, по обстоятельствам, они предлагают жилье, еду и прачечную. Она только глаза вытаращила. Если бы все зависело только от них, договор был бы заключен немедленно. Но сначала ей придется сдать экзамен Гортензии, а это не абы что. Мюриэль согласилась попробовать, и ее усадили в машину.
42
Первый укол
Приготовив шприц, Мюриэль тщательно помыла руки. Потом натянула перчатки. Затем пропитала ватный диск антисептической жидкостью, протерла верхнюю четверть ягодичного отдела пациентки круговыми движениями: от центра к периферии, чтобы удалить микробы из зоны укола… Пока что все шло хорошо. Хотя руки у нее слегка дрожали. Она сосредоточилась, сделала глубокий вдох и склонилась к Гортензии. С загадочным видом она прошептала ей на ухо, что в этом доме в воздухе витает нечто странное. Вроде как стены напевают, вы не чувствуете, мадам Люмьер? Гортензия вытаращила глаза и без всяких церемоний заорала, что та совсем свихнулась и ей лечиться надо, бедолаге! Симона! Не оставляй меня одну с этой придурочной девицей! Она считает себя Жанной д’Арк и слышит голоса! Но Мюриэль не сдавала позиций. Она придвинулась еще ближе. Ну прислушайтесь же, они как бы поют, эти стены, уверяю вас. Еще «р» такое раскатистое и голоса дребезжащие…
Вы слышите мелодии?
Чарующие звуки?
То дивные кораблики
Цветов полны плывут…
Там парочки влюбленные,
Сплетая крепко руки…
Там парочки, клянясь в любви,
Танцуют и поют…
Глаза Гортензии прояснились. И она самым естественным образом подхватила припев:
Китайские ночи
Жаркие очень,
Ночи любви,
Безумные ночи…[7]
Она вспомнила все слова, от начала и до конца. Пока она распевала, Мюриэль воспользовалась моментом и сделала укол. Первый ее укол. Можно сказать, крещение. Гортензия не остановилась, даже когда игла вошла ей под кожу. На этот раз ни криков, ни плача, ни синяков на ягодице. Безупречно. И когда все закончилось, Симона зааплодировала. Настоящий триумф.
Сразу после этого Людо и Малыш Лю повели Мюриэль осматривать ферму. Без колебаний она выбрала комнату в другом крыле, ту, которая пустовала после смерти родителей Фердинанда уже лет двадцать. Спальня была маленькая и поблекшая, но напоминала ей дом прадедушки и прабабушки, где она проводила каникулы, когда была маленькой. Та же атмосфера, тот же запах. Смесь пыли, влажности и… мышиной мочи! Дети захохотали, когда она так сказала. Фердинанду и Марселине смешно не показалось. Они знали, что это означает. Тоскливо понюхали воздух, их взгляды встретились. Без сомнений, придется заставить Мо-же и Шамало заняться делом, а потом вымыть пол жидким мылом, протереть светлым уксусом и еще содой… В надежде, что этого будет достаточно, разумеется. Мюриэль продолжила осмотр. Открыв один за другим ящики буфета, она обнаружила целую коллекцию брелоков для ключей, пробок – в некоторые из них были воткнуты иголки для выковыривания моллюсков из раковинок, – старых, наполовину оплавленных свечей для именинного торта, кучу маленьких пожелтевших черно-белых фотографий с резными краями. Но больше всего поразили сувенирные открытки, приклеенные к стеклам на дверцах буфета. Неужели те же, что у ее прадедушки и прабабушки? Виды мест, куда они, по ее глубокому убеждению, никогда в жизни и ногой не ступали. И однако им хотелось бы увидеть Биарриц, и элегантных купальщиц, позирующих на пляже Миледи[8], и гору Сен-Мишель в тумане, и Английский променад[9] в Ницце, ее карнавал, пальмы и такое синее море, и замки Луары…
