Светлана Викарий - Вот моя деревня
Наташа, дочка, дело другое. Она за мужем поехала на чужбину. И опять же, Надя поняла, что стремление «поближе к Германии, поближе к детям» всего лишь иллюзия, на крючок которой попали многие не только из этой деревни. А часто ли она была в Германии? Два разочка всего. Дети ее живут хорошо, приспособились. Посмотрела, порадовалась. И что ей до немецкой благодати, когда она сидит как пес, привязанный к холодной грязной конуре этой не ее, не родной жизни? Уезжать надо, возвращаться в Анжерку. А Вовка пусть сам решает.
— Ну, так давай, зови ее в Черняховск. Настю эту.
Настя не заставила себя долго ждать — уже через неделю, Вовка встретил ее на автовокзале в Черняховске. Она не спешила выйти из бусика, смотрела в окно на высокого парня, который держал в руке букет. Она знала его лицо по фотографии в интернете. Помнила эти ясные синие глаза. Но то, что она увидела живьем — поразило ее. Вовка был писаным красавцем. Этакий русский Лель. Натуральный блондин с широкой обаятельной улыбкой. Сердце Насти не раз екнула — она не просто себя красавицей не считала, она знала все свои недостатки и ненавидела их. Что же будет? Она постаралась стряхнуть с себя волнение, и мысленно перекрестившись, вышла из автобуса.
Вовка увидел перед собой не то девушку — не то женщину коротышку, фигурка которой была весьма угловата и грозила в будущем превратиться в прямоугольник, напоминающий прикроватную тумбочку. Сама голова и лицо ее были несоразмерно широкими по отношению к этой низкой фигурке. Но совершенно замечательными были длинные зеленые глаза на этом лице, и неожиданная улыбка, приоткрывшая ряд белых крепких зубов с широкой, как у молодой Пугачевой расщелиной посредине.
Ему и в голову не могло придти, что отныне он будет делать все, чтобы не померкло сияние в этих глазах, которое он увидел в первую секунду встречи.
А он-то, он, был уверен в том, что не достоин благодати или чуда!
Они неловко обнялись. При этом в Насте все кричало: это он, он, он! У Насти были сладкие духи, так что у Вовки закружилась голова, он успел также заметить, одета она дорого и модно. Он взял ее нетяжелую сумку.
— Пойдем Дюймовочка!
Они пошли неспешно по дороге, к квартире, которую Вовка снял после разбега со Шмарой. Ему почему-то было ясно, что теперь они с Настей будут идти вот так вдвоем. Всегда. Во всяком случае, долго.
Они пустились в долгий жизненный путь без посоха и сумы, не надев даже сандалий, предохраняющих подошвы от ран, им обоим было глубоко наплевать, что произойдет, случится, возникнет на этом пути. Эх, молодость!.. Сумасшествие.
Сначала Дюймовочка зачастила в Черняховск, потом бросила работу и почти переселилась к Вовке. Ее мать давно уже мечтала няньчить внуков, поэтому не огорчилась. Ее волновала только судьба дочери — этом году Настя перешагнула в бальзаковский возраст.
Семья Насти имела свой собственный бизнес, налаженный еще в годы жизни в Омске, — они торговали запчастями для немецких машин. И небезуспешно.
Настя выходила замуж уже дважды. Ее мужья — русские немцы оба были неплохими ребятами. Но вот завести потомство не успевали. А может, не хотели. Уходили от Насти, ничего не объясняя, вообщем-то культурно. И после ухода поддерживали дружеские, и даже партнерские отношения. Потом мать поняла, что стажировку на ее предприятии бывшие мужья дочери прошли хорошую, потому что оба вскорости, после развода открыли свои точки. Но она не обижалась, что научила ребят работать. Женщина она была добрая, не злопамятная.
Вовка искренне влюбился в Настю, найдя в ней много достоинств. Во-первых, она не пила, а только курила легкие женские сигареты. Во-вторых она прекрасно смешивала коктейли, как настоящая немецкая фрау. А поляну накрывала по-русски щедро. Ее ножка оказалась по — китайски миниатюрной, 33 — его редкого размера. Вовка на всю жизнь запомнил стоящие у двери две пары кроссовок 41 размера — его и Тоньки-Шмары. Тонька не затрудняла себя по утрам, когда с бодуна, торопясь на работу, впихивала свои ножищи в Вовкины кроссовки. А ведь он за ними ухаживал. И особенно любил белые кроссовки. Вовка вообще отличался исключительной чистоплотностью.
Настя и в постели оказалась настоящей мастерицей. И то, что она старше его на пять лет его не смущало. Он не заметил, как Дюймовочка день ото дня подпихивала его своими наманикюренными пальчиками под свой крохотный башмачок. А, кроме того, родители давали за нее немалое приданное — двухкомнатную квартиру, не где-нибудь, а в Кельне, и партнерство в деле. Дело опять же было знакомое до боли — шоферское, автомобильное, любимое. И он не сомневался в том, что справится.
Надины сны
Наде снова приснился этот сон. Каждую его деталь она знала наизусть. Она стояла в сквере клуба шахтеров под цветущей сиренью, в руках ее огромный букет нежно-лилового цвета. Пашка едва не оборвал для нее весь куст. Пожелай она, он бы и на преступление пошел — оборвал все гладиолусы на клумбе у горкома.
На ней было белое, с пояском платьице, с воротником «матросской» и такие же белые модные «балетки», туфельки на плоской подошве. Она смеялась от счастья, от того, что рядом с ней этот симпатичный и веселый Пашка — гроза всех мелких хулиганов. Они неумело целовались, и одинокая ветка сирени ласкала ей пылающую щеку. Больше никогда, никогда в жизни сердце ее не испытывало такой радости, такой жаркой любви.
Сон этот снился ей часто в Анжерке, во время замужества и уже после смерти мужа. Но здесь, в этих прусских курортных местах, он привиделся ей первый раз. В этом сне Пашка говорил ей: «Надюха, дождись меня и все у нас будет. Дом, дети… Я люблю тебя… как ненормальный».
А как детей назовем? — спрашивала она его.
— Девочку обязательно назовем Мариной. Как мою маму.
— А мальчика Вовушкой. — поторопилась сказать Надя. Так она любила своего старшего брата.
Она обещала ждать и писать раз в неделю. А может даже чаще. Но обещания своего не выполнила. Виновата была мать, она настояла на свадьбе с Виктором. Виктор прельстил ее, очаровал своей уверенностью, и добрым нравом, и щедростью. Он был не первой молодости, и знал, как умаслить будущую тещу. На день рождения он подарил ей золотые часы с браслетом. А отец сомневался — стоит ли отдавать юную дочь, человеку на пятнадцать лет старше ее? Мать настояла. И перечить Надя не могла. Все подружки давно вышли замуж, а она ждала солдатика, даже на танцы боялась бегать. Мать посоветовала Виктору скорее увезти Надю в Саратов, шепнула, что солдатик еще тот, бедовый парень.
Когда Надя вернулась в Анжерку, через несколько лет, Пашка был уже женат, работал бригадиром на шахте. У него тоже было двое детей погодков — Марина и Вовка. Удивительно было то, что жену его звали тоже Надей, и она даже похожа была на нее.
Они часто встречались в городе, в воскресные дни, когда гуляли с детьми в парке, но узнавали друг друга только глазами. И ей и ему становилось тоскливо. Надя старалась не думать об этих случайных и волнующих ее встречах. Вот тогда Наде и стал сниться этот сон.
Муж был большой, надежный, как бункер, обустроенный под спасение. Другие женщины такого днем с огнем всю жизнь ищут. А Наде он достался запросто. Спасибо маме. Она всем и подругам, и на работе расхваливала своего Виктора, его было за что хвалить. Так любить детей могут редкие мужчины. Для нее это было удивительно, ведь отец не раз прохаживался по ее спине бичиком, всегда наготове висевшем на стене кухни. А провинности-то были копеешными. Виктор же изнемогал от нежности и любви к ребятишкам, прощая им все.
И все-таки Надя всегда помнила о Пашке, который стал уже Павлом Петровичем, начальником участка, заматерел и поседел. До нее доходили слухи, что Пашкина жена ревновала к ней всю жизнь, чем доводила его до бешенства.
Однажды, она возвращалась на работу с обеда — ездила проверить у Вовки домашнюю работу. Стоял весенний майский день. Солнечным и чистым было синее небо, высокое в этих местах до бесконечности. Уже несколько дней запах сирени дурманил голову, настигал каждого прохожего, просачивался сквозь открытые форточки. Надя невольно вспомнила заветную весну своей юности, огромный букет сирени и неумелые Пашкины поцелуи.
Вдруг за поворотом возникли пронзительные звуки печальной мелодии. Она моментально узнала ее — это был похоронный марш. Надя подумала о том, что брат ее Вовушка сейчас идет в этом скорбном оркестре — последние годы он подрабатывал на похоронах. Вовушка пил запойно, пальцев лишился, и теперь культей указательного, и оставшимися большими пальцами мог держать только барабанные палочки.
Процессия вывернула из-за поворота. Двое парней несли парадный портрет с траурной ленточкой. На плечах больших сильных мужчин словно плыл в воздухе богатый гроб. Народу было много, много венков и цветов. Прохожие остановились, давая процессии пройти. И Надя остановилась.
