Сара Груэн - Воды слонам!
Еще раз покосившись на Марлену, я устанавливаю разделитель и помогаю завести в вагон остальных лошадей.
Алмазный Джо не ошибся: перегон оказался длинным. Поезд останавливается только вечером.
С отъезда из Саратоги-Спрингз мы с Кинко и словом не перемолвились. Сомнений нет никаких: он меня ненавидит. Не то чтоб я его обвинял — тут уж Август постарался за нас обоих, но, по-моему, объяснить это Кинко все равно не получится.
Чтобы не мешаться у него под ногами, я провожу время с лошадьми. Кроме того, меня беспокоит, что там, в западне, за этими животными весом под тысячу фунтов каждое, осталась Марлена.
Когда поезд тормозит, она легко перебирается через лошадиные спины и спрыгивает на пол. Из козлиного загончика выходит Кинко, глаза его тревожно вспыхивают, но он тут же с напускным безразличием переводит взгляд на дверь.
Мы с Питом и Отисом выводим и поим лошадей, верблюдов и лам. Алмазный Джо и Клайв вместе с рабочими зверинца отправляются ко второй части поезда, чтобы заняться обитателями клеток. Августа нигде не видно.
Когда мы загружаем животных обратно, я забираюсь в вагон и заглядываю в нашу комнатушку.
Кинко сидит на раскладушке, положив ногу на ногу. Дамка обнюхивает постель, которую мне принесли вместо заплесневелой попоны. Скатанная в рулон постель увенчана аккуратно сложенным красным пледом и подушкой в мягкой белой наволочке. На подушке лежит квадратная картинка. Когда я за ней наклоняюсь, Дамка отпрыгивает, словно ошпаренная.
«Мистер и миссис Розенблют имеют честь пригласить вас тотчас же в купе номер 3, вагон 48, на коктейль, за которым последует ужин.»
Я удивленно поднимаю глаза. Кинко смотрит на меня в упор.
— Что, подлиза, не тратил времени даром?
ГЛАВА 7
Номера на вагонах расставлены в полнейшем беспорядке, так что найти вагон номер 48 мне удается далеко не сразу. Он выкрашен темно-бордовой краской, и во всю длину вагона золотыми буквами в фут вышиной значится: «БРАТЬЯ БЕНЗИНИ: САМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЦИРК НА ЗЕМЛЕ». А под ними сквозь свежую краску едва заметно проступает другое название: «Цирк братьев Кристи».
— Якоб! — доносится из окна голос Марлены, и миг спустя она уже появляется в конце вагона и свешивается через перила так резко, что юбка закручивается вокруг ног. — Якоб! Как я рада, что ты пришел. Заходи скорее!
— Спасибо, — говорю я, оглядываясь. Взобравшись на подножку, я прохожу вслед за ней по длинному коридору до еще одной двери.
Купе номер 3 просто грандиозно, а вот номер на нем явно неправильный: оно занимает половину вагона, а внутри есть еще как минимум одна комнатка, отгороженная плотной бархатной шторой. Само купе отделано ореховым деревом и обставлено мягкой мебелью.
Еще в нем есть обеденный уголок и встроенная в нишу кухня.
— Чувствуй себя как дома, — говорит Марлена, указывая мне на один из стульев. — Август подойдет через минуту-другую.
— Спасибо, — отвечаю я и сажусь.
Марлена усаживается напротив.
— Ох, — восклицает она и снова вскакивает, — и никудышная же из меня хозяйка! Хочешь пива?
— Спасибо, — говорю я. — Это было бы просто шикарно.
Она проносится мимо меня к рефрижератору.
— Миссис Розенблют, можно вас спросить?
— Пожалуйста, зови меня просто Марленой, — просит она, открывая бутылку. Достав высокий бокал, она медленно наливает пиво по стеночке, чтобы не было пены. — И спрашивай, конечно же. — Протянув мне бокал, она возвращается еще за одним.
— Откуда у всех в этом поезде столько спиртного?
— Обычно мы начинаем сезон с Канады, — отвечает она и снова присаживается. — А у канадцев куда как более цивилизованные законы. Твое здоровье, — добавляет она, поднимая бокал.
Мы сдвигаем бокалы, и я делаю глоток. Какое чудесное прохладное светлое пиво.
— А что, пограничники не проверяют?
— А мы прячем выпивку у верблюдов.
— Простите, не понял, — признаюсь я.
— Верблюды плюются.
У меня чуть пиво через нос не выливается. Она тоже прыскает и, смутившись, прикрывает рот ладонью, а потом вздыхает и отставляет бокал в сторону.
— Якоб!
— Да?
— Август рассказал мне, что случилось сегодня утром.
Я смотрю на свою пораненную руку.
— Он так расстроился. Ты ему нравишься. Честное слово. Это всего лишь… ну, не так просто объяснить, — она опускает глаза и краснеет.
— Да ладно, — отвечаю я. — И думать забудьте.
— Якоб! — раздается из-за моей спины голос Августа. — Дружище, дорогой! Как славно, что ты смог выбраться к нам на ужин. Я погляжу, Марлена уже налила тебе выпить. А в костюмерную водила?
— В костюмерную?
— Марлена, — говорит он, печально качая головой и укоризненно грозя ей пальцем. — Ай-яй-яй, как нехорошо, дорогая.
— Ой, — подскакивает она, — совсем забыла!
Август подходит к бархатной шторе и отдергивает ее.
— Алле-оп!
На кровати разложены бок о бок три наряда. Два фрака, причем к каждому полагается пара туфель, и чудесное платье из розового шелка с обшитыми стеклярусом горловиной и подолом.
Марлена вскрикивает, хлопая от радости в ладоши. Схватив с кровати платье, она прикладывает его к себе и принимается кружиться по купе.
Я поворачиваюсь к Августу:
— Но ведь это же не от веревочника, так?…
— Фрак — на веревке? Не смеши меня, Якоб. В работе главного управляющего зверинца и конного цирка есть свои плюсы. Можешь переодеться там, — говорит он, указывая на полированную деревянную дверь. — А мы с Марленой — прямо тут. Такого у нас еще не было, да, дорогая?
Она хватает розовую туфельку и ласково тычет ею Августа.
Последнее, что я вижу, закрывая за собой дверь в ванную, — переплетенные ноги, опрокидывающиеся на постель.
Когда я возвращаюсь, Марлена и Август являют собой саму благопристойность, а за спиной у них, вокруг столика на колесах, уставленного блюдами с серебряными крышками, суетятся три официанта в белых перчатках.
Платье Марлены едва прикрывает плечи, из-под него торчат ключицы и тоненькая лямка лифчика. Перехватив мой взгляд, она поправляет лямку и снова краснеет.
Ужин просто великолепен. Сперва нам подают суп-пюре из устриц, потом — говядину, вареную картошку и спаржу в сливочном соусе, за которой следует салат из омаров. Когда приносят десерт — английский сливовый пудинг под коньячным соусом, мне кажется, что в меня не влезет больше ни кусочка. Однако не проходит и минуты, как я уже выскребаю тарелку ложкой.
— А ведь Якоб-то у нас не наелся, — нарочито медленно произносит Август.
Я замираю с ложкой в руке.
Тогда они с Марленой начинают хихикать, и я в ужасе опускаю ложку.
— Ну, что ты, мальчик мой, я же пошутил — неужели непонятно? — фыркает Август и похлопывает меня по руке. — Ешь, если нравится. Вот, возьми еще.
— Да нет, я больше не могу.
— Ну, тогда выпей еще вина, — говорит он и, не дождавшись ответа, вновь наполняет мой бокал.
Август до того любезен, обаятелен и шаловлив, а наши вечерние наряды так прекрасны, что мне начинает казаться, будто бы происшествие с Рексом было не более чем неудачной шуткой. Когда он принимается рассказывать мне, как ухаживал за Марленой, лицо его лоснится от вина и сентиментальности. Он вспоминает, как сразу распознал ее талант дрессировщицы, едва она вошла в зверинец три года тому назад. Почувствовал, как ее приняли лошади. И, к вящему неудовольствию Дядюшки Эла, отказался сниматься с места до тех пор, пока не покорил ее и не взял в жены.
— Да, пришлось потрудиться, — объясняет Август, выливая остатки шампанского из бутылки в мой бокал и открывая следующую бутылку. — Марлена — это тебе не какая-нибудь кокотка, к тому же она была почти что помолвлена. Но быть женой богатенького банкира — ведь это же так скучно, правда, дорогая? Так или иначе, ее призвание — именно цирк. Не каждому дается работать с лошадками. Это же дар божий, шестое чувство, если пожелаешь. Эта девочка говорит с лошадьми — и, представь себе, они слушают.
Четыре часа и шесть бутылок спустя Август с Марленой танцуют под песню «Может, это луна», а я отдыхаю в мягком кресле, закинув правую ногу на подлокотник. Август кружит Марлену и останавливается, держа ее на вытянутой руке. Его качает, волосы у него взъерошены, галстук-бабочка съехал набок, а несколько верхних пуговок на рубашке расстегнулись. Он сверлит Марлену до того пристальным взглядом, что даже не похож на самого себя.
— В чем дело? — спрашивает Марлена. — Агги, ты в порядке?
Не отводя от нее глаз, он оценивающе поводит головой. Губы его кривятся, и он начинает медленно, размеренно кивать.
У Марлены расширяются глаза. Она пытается отступить назад, но он перехватывает ее за подбородок.
Я приподнимаюсь в кресле, готовый броситься на помощь.
