Михаил Задорнов - Бандиты и бабы
Я был взбешён тем, что Коржику засадить в темечко у меня духу хватило, а этому рыжему человеку-обмороку — нет! Сынтеллигентничал. У меня всегда в жизни портилось настроение, когда я чувствовал, что спасовал.
Если б не просьба «консула» и не его доля в телебизнесе, я бы весь этот телешабаш, безусловно, разогнал пинками под их продвинутые задницы. Но бизнес «консула» — дело святое! Всё-таки он вчера принимал участие в операции по спасению «волшебника» и «учительницы» от Хлястика с Коржиком.
Лучший способ избавиться от нервности — это перевести всё в шутку. Как объект для насмешек я выбрал Машиного шефа и сказал Маше, что более ценного подарка, нежели от него полчаса назад — халявно-пожизненного сертификата на посещение публичного дома, — не получал никогда в жизни. С этим бонусом может сравниться только подаренное мне в прошлом году замминистра МВД России удостоверение ветерана милиции, позволявшее бесплатно заходить в будку к любому гаишнику в любое время суток.
Я думал, что Маша хотя бы улыбнётся моему образному ёрничанью, но она, наоборот, вдруг почти обиделась за своего шефа:
— Ты не прав. У нас не публичный дом! Не говори, чего не знаешь.
— То есть как? А твоя работа?
— Видишь ли, я не знаю, как тебе сказать. Но у нас там, в нашем клубе, всё не так, как ты думаешь.
— А как? Я, конечно, понимаю, это элитный клуб! Наверное, суперэлитное бельё у девушек.
— Не опошляй!
— Я опошляю?! И что же у вас такого в клубе происходит, что может быть опошлено элитным бельём?
Маша задумалась, продолжать разговор или нет. Посмотрела на часы, до третьего звонка оставалось восемь минут:
— Шеф просил, чтобы я до завтра тебе ничего о нашем клубе не рассказывала. Он хочет тебе сделать сюрприз! Но, видимо, придётся. Ты ж меня не выдашь?
— Да ладно, колись. Буду нем, как белорусский партизан среди Браславских болот.
— Хорошо. Тогда слушай. И не перебивай! Я вижу, как ты волнуешься, не можешь сейчас с собой справиться. Я помогу тебе! Но то, что ты сейчас узнаешь и почувствуешь, — строго между нами! Это знание не для всех! Но ты ведь не совсем такой, как все. Правильно?
— В каком смысле?
— Ну, например, к женщинам относишься с уважением.
— С чего ты решила?
— Ты не носишь летом под мокасины носки.
— Сильная примета! И что она означает?
— Что ты не козёл!
— Такого комплимента мне ещё никто не говорил! Может, у меня денег на носки не хватает?
— Ты можешь шутить сколько угодно, но те мужики, которые летом ходят в носках, не чувствуют, как для нас, женщин, это несексуально. А то, что несексуально, то противно. Согласись, мужик в носках всегда смешон, а без носков. эротичен! Вот почему ты не козёл — тонко всё чувствуешь. Не то что некоторые. Даже сандалии на носки надевают. Никакого уважения к женскому полу. А как ты с Викой себя повёл? Как истинный рыцарь! Мало того, что не тронул её, но ещё и выгнал. И как красиво выгнал, на лимузине.
— Выгнать — это да. На это только рыцарь способен!
— Вот ты всё шутишь, а я считаю, что ты готов стать настоящим мужчиной.
— Считаешь, пора? А не рано ли?
Я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло далее.
Маша отошла от меня метра на два, прижалась спиной к стене, развернувшись ко мне лицом, раскинула руки крестом ладонями к свету, расставила слегка ноги, скинула туфли, оставшись босиком:
— Закрой дверь, предупреди секьюрити, чтоб никого не пускали, и подойди ко мне!
— Маш, ты чего? Ты зачем меня так заводишь — пять минут осталось.
— Ещё минимум десять все будут рассаживаться. А пока делай, что я говорю, я же. учительница! — от неё шла такая энергия, что я не мог ослушаться, да, честно говоря, и не хотел. Казалось, ожили все загогулины моего организма. Плечи распрямились сами собой. Мне даже показалось, что её платье стало насквозь прозрачным. Я забыл о концерте, о третьем звонке, о Машиной профессии, о её шефе, о Хлястике с Коржиком. и даже о пожизненно-халявном сертификате на посещение элитного клуба. Строго-настрого я приказал охранникам никого не пускать. В особенности Пашу! Охранники мне подмигнули, мол, всё понимаем и уважаем.
Маша продолжила мною командовать, как классная руководительница первоклашкой:
— А теперь, Сашуля, ты тоже разуйся, подойди ко мне как можно ближе, чтоб я чувствовала твоё дыхание, а ты моё.
Все эти дни Маша безусловно мне нравилась, я восхищался её чувством юмора, меня волновали её ноги, изгиб от талии к бёдрам, который она всегда так умело подчёркивала лёгкими платьями. Она не носила брюк! Я ни разу не видел на ней джинсы. Видимо, понимала, что девушки в платьях мужчин волнуют не меньше, чем женщину мужчина без носков:
— Наступи на мои ноги.
Моё сердце забилось, как птица, только что пойманная и посаженная в тесную клетку.
— Раскинь руки, как я, прижми своими ладонями мои к стене. Сильно прижми! По-мужски! Теперь коснись грудью моей груди. И замри! Дыши в одном ритме со мной: короткий вдох, длинный выдох. И не шевелись.
Легко сказать «Замри!». Мне казалось, что Машины пальцы ног то и дело чувственно вздрагивают под моими босыми ступнями. Это заставляло думать совсем не о дыхании. Должен сознаться, в то время я ещё не знал восточной философии, но модное слово «чакра» мне было известно. Правда, все эти умничанья насчёт аур, чакр, нирван и карм я считал полной чушнёй. Новомодные слова, как и «гуру», и «сомати», и «панчакарма», — в то время находились у меня в том же разделе, что и летающие тарелки, которыми управляют по ночам чукотские оленеводы-алкоголики. Именно тогда я впервые почувствовал, что чакры у меня всё-таки есть. Особенно есть нижняя чакра! Именно она и мешала мне сосредоточиться, сбивала с размеренного дыхания, которого требовала Маша.
Но самое неожиданное для меня, человека, который в юности на спор мог пересидеть под водой любого сверстника, оказалось то, что я недотягивал до конца Машиного выдоха. Её вдох был очень короткий, неглубокий, бесшумный, а выдыхала она вечность:
— У тебя не получается, потому что думаешь не о том… Сосредоточься на ударах своего сердца: один удар — вдох, двадцать один — выдох! Как у меня. И не шевелись!
Самыми чувственными местами — ладонями, ступнями и грудью — я касался женщины, от которой шла неведомая мне ранее энергия. Есть такое русское слово «хотелка». Я превратился в одну большую хотелку.
Но я не мог, не имел права проиграть Маше в задержке дыхания. И я справился! Да, да и ещё раз да — я сделал это! По Машиному совету начал считать удары своего сердца. И вдруг, словно в благодарность, что я в кои веки к нему прислушался, оно стало биться значительно реже, и я почувствовал удары Машиного сердца! Оба сердца словно обнялись, как закадычные друзья, узнав друг друга откуда-то из далёких прошлых жизней. Мы дышали как одно целое, как те древние мифические андрогины, наконец-то нашедшие друг друга.
И тут я почувствовал, как из каких-то закромов моего тела начинает освобождаться энергия гораздо сильнее и острее обычной сексуальной. В какой-то момент почудилось, что тело потеряло вес, но возбуждение продолжало нарастать — хотя, казалось, более некуда. Дожив почти до 40, я не знал, что возбуждение может быть бесконечным.
Два наших тела, как два оголённых провода, несоединённых, но находящихся близко друг от друга, всё сильнее искрили. Я почувствовал, как напряглись Машины ступни ног, она задрожала всем телом, и «шаровая молния» ворвалась в мой организм, ещё немного и, наверное, случился бы взрыв. И тут Маша резко оттолкнула меня:
— А теперь быстро вдыхай, вдыхай! А выдыхай медленно, через плотно сжатые губы. Низ живота в себя, резко! Чтобы он аж прилип к крестцу. Держи, держи на выдохе, терпи, сколько можешь.
Вот когда мне пригодилось моё увлечение сидеть под водой на спор за деньги. Я никогда раньше не ощущал такого сладостного чувства. Я вообще не знал, что ТАКОЕ может быть. ЭТО было сильнее всего, что я испытывал в жизни с женщинами раньше. Сначала запертая выдохом «шаровая молния» металась, пытаясь найти выход по всем загогулинам организма, а потом медленно начала растворяться по всем его клеточкам, мышцы наполнились богатырской силой, а голова прояснилась, словно невидимый огонь выжег из неё накопившийся годами мусор.
Я почувствовал, как помолодел на все сто!
Маша продолжала вдыхать и выдыхать, пытаясь успокоиться. Видать, «учителку» тоже крепко цепануло.
— Что это было, Маша?!
— Завтра, обо всём завтра. Обувайся, у тебя, между прочим, концерт.
— Что у меня? Ах, да — концерт… Третий звонок был? Сколько времени прошло?
— Не знаю, спроси у охраны.
— Ты где этому научилась?
— Шеф тебе завтра обо всём расскажет.
— Так значит… ваш клуб…
— Я же тебе не раз намекала. Только ты меня не выдавай! Не говори ему о том, что сейчас было, да?
