Ким Су - Чудо-мальчик
В тот день, когда мы с отцом собирались вернуться в Сеул, все еще носившая траурную одежду старуха сказала, что, перебирая и приводя в порядок памятные подарки мужа, она обнаружила подзорную трубу и теперь хочет передать ее отцу. Пока я направлял объектив подзорной трубы вверх и пытался что-нибудь разглядеть, отец, схватив вдову за руку, воскликнул:
— Даже если в конце концов человек исчезает, все в этом мире остается неизменным!
Возвращаясь в Сеул, отец больше ни разу не взглянул на небо. Вместо этого он произнес:
— Твоя мать была действительно светлым человеком. Чистая и светлая, словно та ночь, которую мы вчера видели. — Потом он добавил: — Вчера я был пьян. Я в самом деле был пьян.
«Интересно, — подумал я, — отчего отец мог быть пьяным вчера? Вряд ли он захмелел с макколи». Если вернуться в то мгновение, можно предположить, что он был пьян от света звезд или, быть может, он опьянел от печали. Когда я получил подзорную трубу от хозяина дома, в моей голове развернулась картина той ночи. Она была похожа на последнюю ночь, которую я провел в Институте по развитию талантов. Тогда бесчисленное множество снежинок тоже мерцало надо мной белым светом, напоминавшим сияние звезд той ночью.
Снежинки в ночном небе выглядели, словно звезды, свет которых заполнил черную Вселенную. О чем я думал в тот миг, когда, стоя рядом с плачущим отцом, рассматривал ночное небо, мигавшее тысячью глаз? «Вау!» — вырвалось у меня, когда я поглядел в подзорную трубу: мне в голову пришла мысль, что небосвод похож на гирлянды, развешанные на рождественской елке. А еще я подумал: в конце концов, Земля тоже — всего лишь одно из бесчисленных небесных светил. Еще у меня родилась такая идея: мы с отцом сели на одну из звезд и отправились путешествовать в центр Вселенной.
В то время отец был рядом со мной, но сейчас я остался один. Я был так же одинок, как каждая из этих белых снежинок, плывущих в воздухе. Теперь отец покинул это небесное тело, быть может даже эту Вселенную. Из-за него я стал одиноким. Такое чувство, как одиночество, возникает, когда рядом нет того, кого ты любишь. Действительно, какой смысл в том, что в этой Вселенной, на такой планете, как Земля, ты становишься одиноким путешественником?
Отец, вероятно, знал ответ. Иногда он, как в ту памятную ночь, шагая по дороге, останавливался, смотрел в небо и, размеренно дыша, думал о чем-то. Возможно, он старался представить себе картину, которую невозможно вообразить.
Созданные таким образом картины он обычно сохранял в записной книжке. Когда я спрашивал, что он записывает туда, то слышал такой ответ: «Я записываю события, которые нельзя забывать. Если их не запомнить или не записать, это будет равносильно тому, что все они исчезнут без следа». Он заносил в книжку такие незначительные факты, что порой мне нелегко было догадаться, в чем их ценность и как она проявится в будущем. Каждый день в девять часов утра отец записывал, какая погода стоит за окном, хотя это и так было видно невооруженным взглядом, списывал указанные в газете минимальную и максимальную температуру воздуха, направление и скорость ветра, заголовки новостей всех стран мира, заносил расходы на основные блюда и закуски, которые ел по утрам и в обед, вплоть до одного вона…
Записи, значение которых трудно понять, были подобны мыслям, неоднозначным и не имеющим четких контуров, меняющим форму, словно облака, подгоняемые ветром. Когда отец, замерев на середине дороги, смотрел в небо, в его голове рождались именно такие мысли. Потом он вспоминал их и, какими бы они ни были абсурдными, записывал их в свою книжку. Например, фантазии, которые не имели шансов воплотиться в жизнь; мечты, осуществить которые он страстно хотел; желания, которые можно было описать только словами, никак не связанными с нашей реальностью. Мне было любопытно узнать, почему он заносил в записную книжку такие фантазии, мысли, желания, когда было совершенно ясно, что они не исполнились до сих пор и никогда не исполнятся в будущем.
Однажды отец показал мне статью, вырезанную из научного журнала. Рядом со статьей был рисунок коробки. В статье говорилось, что внутри коробки находится кошка и сосуд с цианистым калием. Отец, довольный, словно одноклассник, добившийся успехов в учебе, объяснил мне, каким сильным ядом является цианистый калий. Он с гордым видом заявил:
— Имея даже один грамм яда, можно сделать многое.
В статье говорилось, что в течение часа сосуд расколется с вероятностью один к одному.
— Если сосуд расколется, кошка обязательно умрет, — добавил отец.
Я подумал, что если яд настолько сильный, как говорит отец, так оно и будет: кошка непременно умрет. Мне стало жалко ее.
— А теперь скажи мне: спустя один час эта кошка будет мертва или жива? — спросил отец.
— Это бессмысленная загадка? — спросил я.
— Нет, — ответил отец, — это по-настоящему серьезный вопрос.
Я поразмыслил и ответил наугад:
— Наверно, жива.
Не было смысла долго мучиться, и если выбирать из двух вариантов ответа, этот нравился мне больше.
— Даже если кто-то отгадает ответ, он будет правильным лишь наполовину, — сказал отец. — Если посмотреть на рисунок, который находится здесь, можно понять почему.
Я думал о том, что мне очень жалко пойманную учеными кошку, которая должна умереть, отравившись цианистым калием. Но в газете оказалась еще одна кошка, которую я жалел даже больше. На рисунке, размещенном в статье, была изображена кошка, половина которой умерла, а другая половина оставалась живой. Мертвая половина кошки лежала на полу, а живая — по-прежнему стояла. Словно разрубленная одним ударом искусного воина, кошка была разделена на половинки.
— Как такое возможно? — спросил я недоуменно.
Отец, выслушав мой вопрос, ответил значительным тоном:
— Такое возможно, потому что это — мир квантовой теории.
Насколько же красиво прозвучали те слова! И что это за мир квантовой теории, где подобное возможно? В том удивительном мире еще до того, как я, открыв коробку, увижу, жива или мертва кошка, она уже существует в таком странном состоянии: наполовину мертвая, наполовину живая.
— «От вашей позиции наблюдателя зависит конечный вывод: считать ее мертвой или живой», — процитировал статью отец.
Эти слова показались мне настолько удивительными, что у меня возникло ощущение, будто на моих глазах рождается чье-то гениальное творение.
Отец продолжил читать статью:
— «Однако еще более удивительная вещь случится после. Событие, которое вполне могло произойти, пока коробка была закрыта, после того как вы откроете коробку и скажете, жива кошка или мертва, станет событием, которое уже не произойдет. Конечно, в принципе свершение этого события возможно, но в реальности этого не случится. Допустим, что Вселенная близка к бесконечности. Это равносильно тому, как если бы выпали все варианты чисел, какие только могут быть. Например, число возможных комбинаций, которые могут выпасть, если бросить кости, составит всего тридцать шесть. Конечно, мы не знаем, выпадут ли все эти сочетания, даже если повторим бросок десять тысяч раз. Но если мы будем бесконечно, раз за разом бросать кости, однажды придет день, когда мы получим все варианты сочетаний, которые только могут быть. Тот же порядок действует в отношении Вселенной: если считать, что Вселенная близка к бесконечности, событие, которое может наступить, обязательно когда-нибудь наступит. События, которые сейчас не произошли в этом мире, обязательно произойдут в другом. Если вы видите живую кошку, в это же мгновенье в другой Вселенной вы видите мертвую кошку».
После того как отец прочитал статью, я тоже стал, шагая по дороге, иногда внезапно останавливаться. В такие моменты я молча смотрел на небо или на далекую гору. В голову мне лезли всякие совершенно бесполезные мысли, начинающиеся со слова «если»: если бы рост был примерно на десять сантиметров выше, чем сейчас; если бы я родился в семье олигарха; если бы я был американским мальчиком; если бы я жил в двадцать втором веке; если бы была жива мать; если бы я смог сказать ей что-нибудь…
Разумеется, у меня были и другие мысли. Например, я представлял, как мог бы вступить в школьный бейсбольный клуб, выступающий под флагом с изображением голубого дракона, стать его стартером перед финальным матчем в выпускных классах средней школы или, на худой конец, выиграв приз в олимпийской лотерее отца, отправиться с ним в недельное путешествие по всей стране на автомобиле «Дэу Леман».
Таких желаний было немного, и знание того, что они не являются совсем уж неосуществимыми, приносило мне удовольствие. Хотя на самом деле, даже если бы все эти мечты оказались совершенно невыполнимыми, мне было бы безразлично. Я не перестану мечтать, даже если ничто из задуманного никогда не станет реальностью, даже если другие скажут, что это бессмысленные фантазии. Я все время буду думать о событиях, которые не могут произойти в этой Вселенной, о событиях, которые не произойдут в этом мире, что бы я ни делал, о невозможных событиях. Потому что я живу в мире квантовой теории. Я буду все время думать без сна и отдыха. Во имя самого себя, живущего в другой Вселенной. Во имя отца, который, возможно, по-прежнему продает фрукты в другой Вселенной. Во имя матери, которая, возможно, живет вместе с нами в еще одной Вселенной. Во имя той возможности.
