Фэнни Флэгг - Я все еще мечтаю о тебе...
Она поискала в телефонной книге цветочника на другом конце города. Не звонить же знакомым, Биллу например, в «Парк–лейн». Или в тот же «Дан Мартин флауэрс», они наверняка что–то заподозрят. Мэгги полистала «Желтые страницы», нашла цветочный магазин, о котором никогда не слышала, и позвонила. Ответил женский голос:
– «Бонтон флауэрс», чем могу помочь?
По акценту Мэгги поняла, что женщина не с Юга, и это хорошо. Может, она не знает, кто такая Мэгги, а если и знает, то, может, ей все равно.
– Да, здравствуйте. Меня не будет в городе на Рождество, вы не могли бы доставить цветы на могилу моих родителей? Вы обслуживаете кладбища?
– Да, мэм, конечно, буду рада организовать доставку. Это кладбище «Форрест–Лоун»?
– «Форрест–Лоун». Номер места 7, секция 196, их зовут Анна Грейс и Уильям Герберт Фортен–бери.
– Анна Грейс и Уильям Герберт Фортенбери?
– Да.
– И на какую сумму вы рассчитываете, дорогая?
– Ну… порядка семидесяти пяти?
– Семьдесят пять… Хорошо, на эту сумму можем подобрать очень хороший букет, если вы не хотите воздушных шаров. С воздушными шарами это еще пятнадцать долларов.
– Нет, только цветы. Наверное.
– Хорошо… А какую надпись хотите на открытке?
– На открытке? – Мэгги вдруг растерялась, об открытке она не подумала. – Э–э… м–м… Ох, господи… просто, наверное, так: «С любовью, Маргарет».
– Хорошо, дорогая. Мы отправим их отсюда рано утром на Рождество. Как вы будете платить?
– «Мастеркард».
– Можно номер вашей карточки?
– Да, но я еще хочу попросить вас делать такую же доставку на Пасху, День матери. День отца и День поминовения. Сколько это будет стоить все вместе?
Женщина удивленно спросила:
– А сколько вас не будет в городе?
Повисло молчание. Потом Мэгги сказала:
– Лет двадцать пять.
После этого разговор шел не слишком гладко, но в конце концов Мэгги удалось убедить женщину, что это не шутка, и та взяла номер кредитки, чтобы начать процесс перевода денег. Прежде чем она покинет этот мир, нужно послать чек в офис «Мастеркард», чтобы покрыть эту сумму и другие возможные траты.
Несколько минут спустя миссис Тельма Шелнат, работница «Бонтон флауэрс», вошла в комнату позади магазина и сказала мужу:
– Ты не представляешь, Отис, на какие ухищрения готовы пойти люди, лишь бы не ходить на кладбище.
Отис оторвался от статьи в «Ридерс дайджест».
– И на какие?
– Одна женщина мне тут сказки рассказывала, мол, она собирается путешествовать и потому заказывает доставку цветов к могиле родителей на двадцать пять лет вперед. Путешествовать, ага, как же. Просто ленится сходить на кладбище, если хотите знать мое мнение.
Честно говоря, родственники у Мэгги все же были, один родственник. А именно Гектор Смут, дальний кузен ее отца, проживающий в Вестерн–Мейн в большом трейлере, который они с женой.
Мертой, именовали «Валгалла»[19]. Мэгги пыталась поддерживать с ним связь после смерти родителей из какого–то чувства долга, но всякий раз, как она звонила, Гектор так ее оскорблял, что она давно не возобновляла попыток. Однако при данных обстоятельствах посчитала, что нужно постараться закончить отношения на доброй ноте. Мэгги набрала номер:
– Гектор, это Мэгги из Бирмингема.
Он, как обычно, начал ерничать.
– Надо же, кто прорезался, наша старая милашка, медовая булочка… Как же тебе живется–можется там, в деревенском захолустье?
– Хорошо, спасибо.
– Ай молодец, моя маленькая деревенская кузина. А ты до сих пор смотришь по телику шоу «Хи–хо»?
Мэгги изобразила смешок.
– Нет. В последнее время не смотрю. В наши дни телевизор лучше не включать. В общем, я просто поздороваться звоню. Жаль, что мы так давно не виделись.
– Да, и мне жаль. А что, может, переедешь из этой своей дыры к нам, а? Тут, конечно, не ахти условия, но по крайней мере вода из крана течет.
– Не сомневаюсь, что у вас очень хорошо, но…
– Слышь, Мэгги, а у вас до сих пор там в янки стреляют?
– О да. Мы вот с тобой разговариваем, а на улице все прибывает трупов. Ну ладно… Я просто звонила поздороваться.
– Я рад, что ты прорезалась, в следующий раз не жди так долго, звони почаще. Слышь?
– Хорошо. Ну, передай привет Мерте. Пока.
Мэгги повесила трубку. Бесполезно. Она подумывала оставить свою корону Мисс Алабамы, ленту и кубок Гектору с Мертой, но убедилась: не стоит.
Если в Мэгги еще осталась хоть капля пылкости, то относилась эта пылкость к Бирмингему и Алабаме. Может, она слишком тонкокожа и растеряла чувство юмора, но шутки о родном доме для нее – соль на раны.
Мэгги слышала, как некоторые говорят о своем штате, что «ждут не дождутся сменить место». Она же, уехав, с первой же минуты начала мечтать о возвращении и, если бы не Ричард, вернулась бы гораздо раньше.
Как это – родиться не в Алабаме? Что, если бы она была Мисс не Алабама, а какой–то другой штат? Остальные девушки прибыли в Атлантик–Сити на конкурс «Мисс Америка» кто на самолете, кто на машине или автобусе, она же – на частном поезде, на прекрасной «Серебряной комете», для поездки переименованной в «Мисс Алабама». Ей устроили грандиозные проводы на вокзале, с оркестром и развешенными повсюду транспарантами: УДАЧИ! И ее, в отличие от остальных конкурсанток, сопровождала целая делегация помощников, готовых исполнить любую прихоть. Она страшно удивилась, услышав, что в других штатах титул этот мало что значил. В Алабаме было по–другому. В Алабаме это был КОНКУРС КРАСОТЫ, второй после конкурса «Мисс Америка», и победительница получала на нем самый большой в стране денежный приз и стипендию.
На конкурс она пошла ради того, чтобы выиграть стипендию на обучение в школе моделей. Она участвовала в молодежном показе мод в универмаге «Лавмэн», и работавший там друг ее матери Эндрю уговорил Мэгги попытать счастья. Мэгги вовсе не рассчитывала на победу и в тот вечер удивилась больше всех присутствующих в зале. Для такой бедной девушки, как она, победить на конкурсе красоты было невероятно важным событием. Десять тысяч долларов призовых помогли родителям приобрести первый в их жизни собственный дом. Ей подарили набор дорогих украшений и полный комплект шикарной одежды от «Лавмэн», сшитой специально для нее, и норковое манто из магазина «Меха Карлтона», – все это до сих пор у нее хранится.
Мэгги снова спустилась в кладовку и достала манто. Надела, посмотрелась в зеркало. Жаль, что норковые манто вышли из моды. Но теперь какой мех ни надень, кто–нибудь непременно оскорбится. Вот о чем еще не придется больше беспокоиться: как бы кого не обидеть. Потому–то так удобно с Брендой. Она не из обидчивых, и, если даже ляпнешь что–то случайно, не станет припоминать тебе до конца жизни. Нет, нарочно Мэгги, конечно, никого не обижала. Она не понаслышке знала, как это неприятно.
Намек
Этель была старейшим членом «Колокольцев» – хора с колокольчиками, выступавшего в городе по праздникам, и в обеденный перерыв позвала Бренду и Мэгги на генеральную репетицию новогоднего выступления. Бренда предложила поехать на ее машине, и Мэгги обрадовалась возможности прокатиться с ней. Может, попробует снова намекнуть.
Бренда и Мэгги сидели в обеденном зале, ели и наслаждались концертом. Этель была истинным виртуозом игры на колокольчиках и исполняла соло в песне «Рэндольф Красноносый олень». У всех «Колокольцев» были мигающие красные носы, и это эффектное зрелище зрители отблагодарили аплодисментами. Мэгги была рада, что посмотрела репетицию, учитывая, что сам праздник она не застанет.
По дороге на работу Мэгги, следуя плану, сказала:
– Не знаю. Бренда, заметила ты или нет, но… в последнее время я немного подавленна.
Бренда закатила глаза:
– Понятное дело, Мэгги, у тебя есть причины для депрессии. Ты же такая уродина. Наверное, ужасно – просыпаться и каждое утро видеть себя в зеркале. Да мне б твою внешность, я бы просто летала. Это я должна быть подавленна, а не ты. Клянусь, я дошла до того, что не могу глядеть на свое отражение.
– Почему?
– Да потому что похожа на жирный пончик в парике, вот почему!
– Ты что! Бренда, как ты можешь говорить про себя такие ужасные вещи!
– Потому что это правда. Я уродина.
– Ничего подобного! Ты симпатяга. То и дело слышу: «Где наша милая Бренда?»
– Кто спрашивает?
– Все. Все считают тебя невероятно симпатичной.
– Правда?
– Да, глупышка, так что прекрати себя обзывать.
Бренда, казалось, на секунду обрадовалась, но тут же спросила:
– А что во мне такого симпатичного?
– Да много чего… Характер твой, улыбка. У тебя великолепные зубы.
Бренда посмотрела на нее:
– Зубы?
– Да. И очень красивая улыбка.
– Ой, вранье. Теперь ясно: все ты выдумываешь. Зубы у меня кривые, а между передними щель.
– Чушь. У тебя славное, открытое лицо и прекрасное чувство юмора. Все это говорят.
