Александр Косарев - Сокровища Кенигсберга
– Надо отходить, братцы, – сказал им комбат, – и будьте наготове, кажется, на лестнице засели немцы.
Все приготовили оружие и осторожно выглянули на лестничную площадку. В тусклом свете ламп танкисты увидели лежащих на полу Степашина и Круглова. В спине механика так и остался торчать нож с костяной ребристой ручкой. Но самих немцев на площадке уже не было. Откуда они вылезли и куда потом пропали, так навсегда и осталось для капитана Сорокина загадкой.
В этот момент раздался условный стук в дверь, и уполномоченный торопливо отпер ее. В дизельную, звеня оружием, ввалились запыхавшиеся разведчики.
– Ну, что там? Определили, какие там силы у русских? – затормошил их Вист.
– Разведка не очень удалась, господин оберштурмбаннфюрер, – ответил за всех плечистый автоматчик в окровавленной форме. – Мы только-только спустились по дальней лестнице к складу, как услышали, что эти чумазые «Иваны» идут из склада в нашу сторону. Ну, мы тогда спрятались за дверями и кинжалами убили первых двоих, но тут нас заметили и начали стрелять. Тогда, согласно вашей инструкции, мы снова поднялись наверх и, наглухо заперев двери склада второго этажа, вернулись сюда.
– Прекрасно, – громко возликовал Вист, – русские, значит, отступают. Эх, если бы на запасном выходе стояло несколько мин, они бы все там и остались навсегда!
– Есть в нашем распоряжении средство и получше, – подал голос старший дизелист. – В технической инструкции к электростанции есть глава о том, что на лестничный марш запасного выхода можно подать высокое напряжение, безусловно, смертельное для всего живого!
– Что же ты раньше молчал? – набросился на него с кулаками Ганс, – мы там жизнью рисковали, а тут, оказывается, достаточно было просто кнопку нажать, мерзавец ты недоделанный!
– Спокойно, Ганс, не горячись, – осадил его Вист, – я более чем уверен, что наш дизелист сейчас же исправит свою ошибку.
Дважды повторять ему не пришлось. Тот резво бросился к своему агрегату и, поставив регулятор газа на полные обороты, перебросил напряжение на линию защитного поля.
Пока капитан вместе с Пилипенко осматривал убитых, Котенков и Усов, опасаясь, что фашисты засели где-нибудь на верхних площадках, держа автоматы наизготовку, начали осторожно подниматься по лестнице. Из-за клинкетной двери показался последний прикрывающий их отход, Федор Гурин, – стрелок-радист второго танка.
– У немцев снова собаки лают, – сообщил он капитану, – но как бы издалека.
Едва он произнес эти слова, как раздался резкий звенящий треск, и от лестницы в разные стороны густо полетели фиолетовые искры.
– Ток, ток! – завопил в ужасе Пилипенко, и поднявший голову комбат увидел, как тела Котенкова и Усова с почерневшими, обугленными руками и искаженными судорогой лицами валятся вниз.
– Что делать, – истерично заметался по площадке Тарас, – что же теперь делать, капитан?
Бледный как смерть Гурин тоже тревожно озирался, чувствуя, что из этой смертельной ловушки им уже не суждено выбраться. Но все же он превозмог себя и не поддался панике. Напротив, он высказал идею, которая только и могла их спасти в таком аховом положении.
– Комбат, – обратился он к капитану, – а что если мы эти дощечки к ногам привяжем?
И он указал рукой на валяющиеся вокруг разбитые ранее комбатом ящики с янтарными панелями.
– Янтарь-то, товарищ капитан, он ведь прекрасный изолятор, авось, долезем как-нибудь доверху, только руками, не дай Бог, за перила схватиться.
Рядом с ними заскулил в это время совсем потерявший голову Пилипенко. От досады, обиды и бессильной злобы на дурацкую ситуацию Сорокин сильно треснул его ладонью по затылку:
– Замолкни, сука, и без тебя тошно. Садись вот, привязывай, – подтолкнул он к нему сапогом несколько янтарных досок.
Поскольку веревок у них с собой не оказалось, пришлось снять с убитых ремни и с их помощью примотать бруски с янтарными украшениями к сапогам. Если бы немцы в этот момент догадались выключить освещение на лестничном марше, где наши сейчас находились, то, скорее всего, танкисты неминуемо бы погибли, так как действовать в кромешной тьме только с двумя фонарями, находясь на узкой лестнице, на которую к тому же подано высокое напряжение, было бы практически невозможно. Но выключить аварийное освещение на этой лестнице можно было только с первого этажа подвала, на котором немцев в этот момент не было.
Тарас Пилипенко, видимо хорошо взбодренный командирской оплеухой, между тем быстрее всех прикрутил бесценные панели к подошвам и осторожно ступил на первую ступеньку недобро искрящейся лестницы. Ничего страшного с ним не произошло, и он начал медленно подниматься, держа руки с еще одной янтарной панелью перед собой. Капитан и радист, воодушевленные его примером, двинулись за ним следом. Но не успели они подняться и до половины марша к следующей площадке, как снова услышали внизу злобное рычание собак, и из-за двери склада начали выскакивать мощные, упитанные овчарки. В попытках достать отходящих танкистов они с яростным рычанием бросались на лестницу, но, пораженные электрическими разрядами, тут же валились вниз.
«Только бы теперь не сорваться, – напряженно думал Вист, – сыграть роль до конца и нигде не сфальшивить. Ошибиться сейчас нельзя ни в коем случае, как-никак моя собственная жизнь тут уже висит на волоске».
Незаметным жестом он подозвал к себе Ганса и, когда тот приблизился, шепнул ему на ухо:
– Готовься уходить, не отпускай от себя директора ни на шаг!
– Карла предупредить? – еле слышно пробормотал тот в ответ.
Вместо ответа Вист только утвердительно кивнул головой. На весь этот мимолетный разговор у них ушло не более пяти секунд, и вот за эти ничтожные секунды судьбы всех находившихся в бункере солдат, как все еще обороняющих баррикаду, так и лежащих с ранами на полу в дизельной, были предрешены.
Через несколько минут Вист построил всех находившихся рядом с ним боеспособных солдат и произнес небольшую, но прочувственную речь.
– Доблестные солдаты фюрера, – громко начал он, – кучка большевистских агентов проникла в наше тайное подземелье, но благодаря вашей гранитной стойкости и беспримерному героизму большая часть их уничтожена, а остальным, как показала разведка, путь обратно перекрыт благодаря тому, что лестница, по которой они сюда спустились, подключена нами к току высокого напряжения.
Солдаты, неожиданно услышав столь радостное известие, одобрительно загудели. Вист, широко улыбаясь, поднял ладонь:
– Тихо, тихо, я еще не закончил.
Снова воцарилась тишина.
– Теперь осталось только схватить двух или трех оставшихся на складе красных агентов и доставить их сюда. Давайте запустим на склад и всех остальных собак, – повернулся он к собаководам. – Пусть и наши доблестные псы тоже поучаствуют в охоте. Вперед, солдаты фюрера!
Строй солдат рассыпался, и все, даже легкораненые, двинулись в казарму, чтобы поучаствовать в поимке, как всем представлялось, загнанных в ловушку и изгрызенных собаками большевиков.
– Эй, дизелист, – крикнул уполномоченный ГУИБ солдату, оставшемуся было у электростанции, – включай в казарме свет и сам тоже давай помогай товарищам, захватишь вражеского агента – представлю к железному кресту.
За металлическими воротами моментально вспыхнул яркий свет, и вся охранная команда, возглавляемая фельдфебелем охранной роты, с трудом удерживающим воющих и рвущихся с поводков псов, ввалилась в казарму. Пока солдаты перебирались через баррикаду, пока спускали с ошейников собак и осторожно, опасаясь все же получить напоследок пулю, крались вдоль стен к дверям склада, Ганс с Карлом, вошедшие последними, споро подхватив свои ранцы и небольшой чемоданчик Виста, вернулись в дизельную.
– Заклиньте чем-нибудь дверь, – крикнул им Вист, быстро направляясь к кессонной камере.
Пока его подчиненные собирали вещи, он уже успел открыть фальшивый электрощит и отпереть как выходную дверь, так и дверь на винтовую лестницу. После этого, сорвав с двери кессона свинцовую печать и вставив ключ в скважину, он с натугой откатил порядком подзаржавевшую дверь в сторону. Устройство механизма пуска воды в подземелье было просто и надежно. За стальной дверью находился только один массивный маховик и высоко поднятый кованый рычаг с противовесом. Вист торопливо взглянул на часы.
– Без трех шесть, – пробормотал он, – ну да ничего, три минуты в общем потоке истории ничего не решают.
Он решительно взялся за маховик и начал проворачивать его, как было сказано на инструктаже, по часовой стрелке до упора. Почувствовав, что маховик дошел до предела, он на мгновение остановился, вытер внезапно вспотевшие ладони и, не давая себе даже секунды задуматься над тем, что он творит, повис всей своей тяжестью на рычаге.
