Валери Тонг Куонг - Мастерская чудес
— Расскажи, как ты там жила? Что делала? — расспрашивали мальчики.
Они сели рядом, обняли меня. Внимательные, ласковые. А выросли-то как! Нет, скорее повзрослели. Все-таки разлука пошла им на пользу. В гостиной чистота, порядок, уют. У меня на душе сразу стало легче.
Страх исчез, я расслабилась, вспомнила наставления Жана: «Смелей принимайте решения, настаивайте на своем, пусть другие считаются с вами! Вы изменитесь, и все вокруг изменится, вот увидите, Мариэтта!»
— Мне понадобилась передышка, чтобы хорошенько все обдумать. Так что я гуляла и думала, — ответила я сыновьям.
— Папа сказал, что ты очень устала.
До полного изнеможения. До предела. До нервного срыва. Вот что случается, когда слишком долго терпишь, вместо того чтоб четко и ясно сказать: «Нет!» Но теперь жизнь изменится к лучшему.
Я поднялась с дивана и медленно, неторопливо обошла все комнаты, одну за другой. Пахло свежестью, будто на морском берегу. Словно перед моим возвращением повсюду открыли окна и тщательно проветрили. Нигде никакого хаоса. Кроссовки не валяются посреди коридора, на кухне не разбросаны толстовки. Даже спальни мальчиков прибраны, насколько это возможно у подростков: постели заправлены, журналы и банки колы не заполонили весь пол, и — о, чудо! — шторы раздвинуты и ставни открыты. Поверить невозможно! Ведь в последнее время мои мальчики жили во тьме кромешной и вдобавок не снимали наушники.
— А когда ты снова пойдешь на работу?
Одно время, вернувшись из коллежа, я ужасно злилась, готова была поубивать своих безалаберных безответственных детей. В доме бардак, уроки не выучены, в раковине гора грязной посуды, на столе засохшие объедки. Орала на них:
— Совесть потеряли! Портите, ломаете, бросаете, потому что другие за вас приберут, починят, купят новое. По-вашему, вещи с неба падают, да? Живете на всем готовеньком. Привыкли получать что угодно без труда и хлопот. Стоит только в ладоши хлопнуть или папе sms отправить.
А потом махнула рукой. Зачем себе нервы трепать, по сто раз повторять одно и то же? Наглости мальчикам не занимать. Ты им слово, они тебе — десять. Шарль внушил сыновьям, что они пуп Земли, остальные должны их учитывать, подстраиваться под них, угождать им. Сил у них больше, энергии хоть отбавляй. Мне с ними не справиться. Ну их!
— Я выхожу на работу с понедельника. А вы как без меня справлялись? Все хорошо?
Они замялись, насупились, помрачнели, принялись переглядываться, мол, жалобы сейчас ни к чему, мама только-только вернулась… Наконец Макс не выдержал:
— Да все отлично, если бы не Констанс. Она нас замучила. Утихомирь ее, пусть знает свое место, а то зарвалась совсем.
— Кто такая Констанс?
— Разве папа тебе не сказал? Наша новая домработница. Приходит каждый день после полудня.
— Мы с папой не общались, он не мог мне сказать о ней. А что случилось с Софьей? Неужели папа ее уволил?
— Софья сама уволилась. Ей предложили место получше. Констанс злющая, сущий цербер! Правда, мама, спаси нас от этой мегеры! Она заставляет нас сортировать и класть в машину грязное. А когда ее высочество изволит все постирать и погладить, мы сами убираем одежду в шкаф… Представляешь?! И ванну мы моем теперь и в комнатах у себя прибираем. Мамзель к нашим вещам не прикасается, только проверяет, все ли мы сделали как следует. И если ей что не понравится или она просто не в духе, забирает игровые приставки и прячет! Мы уже папе жаловались, но ему все некогда, времени нет искать другую прислугу и не его это дело. У нас тут сущий дурдом! Если мы трудимся вместо домработницы, пусть платят нам, а не ей. Или давай заставим ее сдавать за нас математику! Гони ее в шею, мама, нечего с ней церемониться!
— Нечего церемониться? Гони в шею? Тебе шестнадцать, а ты строишь из себя крутого, главу мафии? Не стыдно? Что вам сделала бедная Констанс? Чем обидела? Похищение игровых приставок меня не впечатлило, так и знайте! Мальчики, я люблю вас, правда, но вы такие лентяи! Неплохо иногда расшевелить вас. Вот я вернулась и вижу, что у нас дома красота, какой отродясь не бывало. Все налажено, все по местам. Мое мнение не котируется, я пекусь о пустяках, о мелочах… Но, поверьте, они имеют огромное, решающее значение. Не стану лгать. Я хоть и не видела Констанс, но глубоко ее уважаю. Решено: она остается. Придется вам потерпеть.
— Мам, ты что, издеваешься?
— Вовсе нет. Вы уже взрослые, научитесь считаться с другими. Иногда и убрать за собой не грех. Правила изменились, привыкайте.
Я говорила о переменах и сама себе не верила. Однако неожиданное странное поведение домработницы — неоспоримое доказательство того, что удача мне улыбнулась. Мои слова прозвучали веско и спокойно, хотя на самом деле я с трудом преодолевала смятение. Не только сыновей нужно было убедить, но еще и себя саму…
— Теперь все зависит от вас, — сказал мне Жан на прощание. — Будьте верны себе, остальное наладится само собой.
Наладилось. Как в сказке.
Спасибо неведомой Констанс!
— Дорогая, вот ты и дома!
Шарль вернулся. При детях он всегда лучезарно мне улыбался. У него в запасе была и другая ехидная улыбочка, которой он часто добивал меня, измучив издевательствами и придирками. Звучный чарующий голос мужа вразумлял:
— Полно, зайка, не злись! Ты же знаешь, я человек прямой. Строгий, но справедливый. Если и пожурил тебя, так для твоей же пользы, любя.
В политике и в частной жизни излюбленным оружием Шарля были слова и улыбки…
Я подошла к нему, поздоровалась.
— Боже правый, да ты у нас просто красавица! Выпрямилась, расправила крылышки, посвежела, порозовела. Давно бы так! Наконец-то моя милая женушка стала похожа на себя!
Шарль неисправим. Его ничуть не смущало, что месяц назад он унижал меня, оскорблял, бранил, считал тяжкой обузой, угрозой своей карьере. Вздумай я его упрекнуть, он ответил бы как ни в чем не бывало: «Родная, я сделал тогда все что мог, я заботился о благе нашей семьи, я все уладил, как видишь. Любой бы на моем месте рассердился, но что было, то прошло, теперь это не имеет значения». Поэтому я молча внимала потоку его красноречия.
«Ты моя болезнь, раковая опухоль, — думала я. — Твои метастазы проникли повсюду, отравили мое сознание. Год за годом ты высасывал у меня силы, хитрый, упорный, цепкий. Но случилось чудо, я преодолела коварный недуг. Отныне ты мне не страшен. По совету Жана я сняла навязанные тобою очки и увидела мир неискаженным. Вот он ты, не придуманный, настоящий: черствый, бессердечный политикан, одержимый тщеславием. Грязный пройдоха, который использует всех и вся, но любит только себя».
Я заблуждалась, врала себе. Как те женщины, что прощают мужьям побои, оправдывают их и надеются на лучшее.
Все эти годы я верила, что в глубине души ты меня любишь, что когда-нибудь изменишься. Я была неправа. И Жан неправ. Дело не в том, что ты не умеешь выражать свою любовь. Ее просто не было и нет. Я нужна тебе, потому что у депутата правых, ревностного католика, должна быть образцовая семья. Я нужна тебе, чтобы растить твоих сыновей. Я нужна тебе, я ведь точь-в-точь соответствую твоему представлению о жене политического деятеля. Я нужна тебе как лента ордена в петлице.
Вот только мне все это больше не нужно.
Чтобы торжественно отпраздновать мое возвращение, Шарль заранее заказал столик в лучшем ресторане, невероятно дорогом, роскошном, где каждому посетителю прислуживал отдельный официант, где свечи в серебряных канделябрах озаряли белоснежные льняные салфетки и редкостные блюда.
Весь вечер мы вчетвером непринужденно болтали, будто и не было вынужденной разлуки. Я старательно смеялась над шутками мальчиков, расспрашивала, где они собираются провести будущие каникулы, и вместе с тем постоянно была начеку: Шарль следил за мной испытующе, недоверчиво. Он почувствовал: что-то не так, наша жизнь изменилась, я изменилась.
Когда ужин закончился, к нашему столику подошел управляющий.
— Господин депутат, надеюсь, вы не разочарованы. Ваше присутствие — большая честь для нас. Позвольте выразить восхищение вашей прекрасной семье.
— Благодарю, — ответил Шарль. — Семья — наилучшее из моих достижений, я горжусь ею. Но главная заслуга принадлежит не мне, а моей очаровательной супруге. Она сделала меня счастливейшим из смертных. Без нее моя жизнь немыслима!
— Да-да, понимаю вас, — управляющего смутила внезапная откровенность почетного гостя.
Сыновья восторженно смотрели на отца. Где им было догадаться, что за велеречивыми комплиментами таится угроза?
Лишь я одна знала, что Шарль — двуличный человек. Возможно, помимо разочарования, это давало мне некоторое преимущество…
Милли
Работа в фирме Робертсона не приносила поначалу никакой радости. «Бог Отец» был ко мне милостив, не спорю, зато коллеги приняли меня в штыки. Здесь было еще четыре менеджера: по закупкам, по продажам, по персоналу, по работе с клиентами. Главную среди них звали Сандра, а ее подчиненных — Виолетта, Сара и Леандри.
