Олег Рой - Ловушка для вершителя судьбы
Правда, в тот момент Алексей не понимал, что он счастлив. Человек часто осознает это задним числом. Казалось, за то, что выздоровел Павлуша, он должен Тому, кто там, Наверху, так много, что просто не имеет права требовать для себя новых радостей. Но Всевышний щедрой рукой дал ему и многое другое – и заросший сад, и пруд со склонившейся к воде огромной ивой, и полный ягод и грибов лес, и цветущий луг, и густую росу, и стрекотание кузнечиков, и тихие вечера, и душевный покой… И любимую женщину рядом. Но Алексей был тогда так глуп, что не заметил всего этого.
Как ни удивительно, спустя много лет в воспоминаниях о жизни с Никой осталось то лето. Вот ведь какая странность! Первое знакомство, период ухаживания, свадьба, рождение сына, благополучная семейная жизнь в квартире на Профсоюзной, Павлушкина болезнь, неземная радость от его выздоровления, а потом ссора и развод – все это было словно записано в мозгу текстом без картинок: информация присутствовала, но никаких образов в памяти не вызывала. А вот жаркие, без единого дождя, «акуловские» июль и август и по сей день отзывались в сознании целым букетом ярких чувственных ощущений: пение птиц на рассвете, тяжелое гудение случайно залетевшего в дом жука-бронзовика, запах цветов, смолы и свежескошенной травы, упоительный вкус ледяной, до боли в скулах, воды из колодца и сладко-горькой земляники… Перед глазами сами собой возникали, точно кадры из кинофильма, разноцветные картины, в которых солнечные лучи пробивались сквозь густую листву и ложились на крыльцо теплыми пятнами, Павлушка в смешной белой панамке, что-то громко и радостно крича, мчался к отцу навстречу по садовой дорожке, а Ника, с заплетенными в косу волосами, одетая в собственноручно сшитый голубой сарафан в мелкий цветочек, сидела вполоборота к нему на перилах веранды, лукаво глядела через обнаженное плечо и улыбалась, а широкая, воланами, юбка, открывала загорелые колени, такие круглые и соблазнительные. Сейчас, по прошествии семнадцати лет, Алеша иногда думал, что при встрече может и не узнать Веронику – разве что по улыбке и по этим коленкам. Но тогда ему и в голову не приходило, что они могут расстаться или даже пустячно поссориться. Им было хорошо – и слово это каждый день на все лады повторяли и мужчина, и женщина, и ребенок.
– Хорошо! – восклицал голый по пояс Алеша, окатываясь по утрам студеной водой прямо из колодца.
– Как хорошо, – вздыхала Вероника, зарываясь лицом в свежесобранный букет полевых цветов и вдыхая их нежный аромат.
– Халясо, – лепетал малыш, уплетая за обе щеки купленную у соседки клубнику.
Как-то ночью, выкупав и уложив сына, супруги долго и нежно любили друг друга. А потом лежали рядом, слушая через открытое окно, как где-то вдалеке, в лесу за деревней, кричит ночная птица, и наблюдая, как крадется тихонько по одеялу серебристый лунный луч.
– А что ты будешь делать дальше, Алеша? – прошептала Вероника, прижимаясь к нему теплым родным телом. – Продолжишь заниматься иномарками? Или вернешься к книгам?
Вопрос жены был вполне логичным. Общий бизнес резко пошел в гору именно после вступления в него Алексея. До этого дела у Борьки тоже шли неплохо, но о такой прибыли, которую принесла им эта весна, он в одиночку и помыслить не мог. А Алеше оставалось только удивляться самому себе. Он всегда считал себя человеком исключительно творческим, никак не склонным к предпринимательству, и с некоторым недоумением смотрел на знакомых, которые в последние годы все, как один, кинулись приватизировать организации, открывать собственные палатки, ездить «челноками» в Польшу или Турцию, торговать на рынках и Вернисаже. Сам он был максимально далек от этого и, если бы не болезнь сына, вряд ли ввязался бы во что-то подобное. Но, как известно, в жизни нередко случается, что человек вынужден неожиданно для самого себя свернуть со знакомого и привычного пути на новую, неизведанную дорогу. Других вариантов у него нет – судьба их просто не оставляет. Потом, конечно, оказывается, что все к лучшему… Хотя кто ж его знает? «Что было бы, если бы», для него навсегда останется тайной – как говорят умные люди, история не имеет сослагательного наклонения.
Именно так произошло и с Алексеем. Он приступал к новому делу с некоторой опаской, но на удивление быстро втянулся и почувствовал себя как рыба в воде. Времени прошло всего ничего – а он уже отлично разбирался в автомобилях, научился грамотно и аргументированно говорить с продавцами там, убеждая сбрасывать цену, и находить особенный подход к каждому конкретному покупателю здесь. Все эти способности вдруг проснулись неожиданно для Алексея. Борис был в восторге от такого талантливого помощника-компаньона; общие планы на будущее рисовались самыми радужными.
– Все будет хорошо, – бодро заявлял Алеша жене. – Отдохну до осени и снова впрягусь. Я работаю на себя, Ника, и сам устанавливаю себе график. Я впервые свободен, понимаешь?
– Не понимаю. Разве когда ты работал над своими книгами и статьями, ты не был свободен? – удивлялась супруга.
Он не знал, что ответить. Наверное, с точки зрения рабочего графика, писательский труд действительно ничем бы его не ограничивал. Теоретически можно было бы точно так же уволиться из журнала, но жить не за счет продажи машин, а на гонорары. Но чувствовал бы он себя при этом свободным? Такой простой вопрос ставил его в тупик.
Алексей снова и снова сравнивал свою теперешнюю жизнь с недавним существованием, пытаясь найти ответ. И с удивлением понимал – в прошлом чувства свободы у него не было. Тогда его не покидало странное ощущение пусть приятной, но все же обязанности. А сейчас, на новой работе, несмотря на большие нагрузки и усталость, он всем доволен и чувствует себя совершенно независимым. Ни от кого и ни от чего.
Частенько знакомые и просто случайные люди интересовались у него, когда ожидается выход следующей книги. Для кого-то этот вопрос был не более чем данью вежливости, элементом светской беседы, но находились и такие, кому творчество Ранцова действительно нравилось, и желание прочесть его новое произведение было искренним.
– Право, не знаю, – отвечал Алеша. – Сейчас мне не до этого. Нужно кормить семью. Возможно, когда-нибудь…
– Мы ждем, – предупреждали почитатели таланта и любезные доброжелатели.
Эти разговоры и радовали, и раздражали одновременно.
– Ты признанный писатель, – шептал Алексею неведомый голос. – Сейчас ты уже достаточно известен и имеешь шанс стать знаменитым. Только не останавливайся. Пиши. Твори. Создавай новые миры.
– Но я не хочу, – сопротивлялось что-то внутри его. – Мне нравится моя теперешняя жизнь.
– Как ты можешь не хотеть! – возмущался голос. – Это ведь твое предназначение. Столько людей ждет твою новую книгу!
– Разве я родился для того, чтобы оправдать чьи-то ожидания? И обязан до конца жизни играть роль сочинителя только потому, что мне повезло больше, чем другим, чьи рукописи, возможно более достойные, так и не увидели свет?
– Не будь неблагодарным. Кому многое дано, с того многое спросится. Всему виной твоя лень.
– Лень? Но я работаю сутками, – оправдывался Алеша неведомо перед кем.
– Эту возню с перегонкой и продажей машин ты называешь работой? Не будь глупцом! Не меняй жизнь избранного на существование заурядного трудяги. Что после тебя останется в веках? Ржавые железки? – настаивал невидимый собеседник.
Подобные диалоги с самим собой повторялись с пугающей регулярностью. Еще недавно получалось их игнорировать, поскольку работа забирала его целиком, занимая мысли, силы и время. Даже во время длительных перегонов из страны в страну во время многочасовых бдений за рулем Алеша чаще думал о вещах куда более актуальных – о продавцах, таможне, будущих покупателях, и прежде всего о том, как избежать опасности – ведь их с Борькой дело было сопряжено с самого разного рода риском, включая рэкет и столкновения с вооруженными бандитами. Какие уж тут душевные метания!
Но здесь, в Акулове, сомнения буквально обрушились на него.
Алексей вспомнил, как сидел когда-то ночами в поисках яркого образа, пронзительного слова, как радовался каждой интересной находке, как пытался разгадать для себя секрет простых по форме и таких недосягаемых по глубине вечных книг. Взять, к примеру, Чехова: нет у него закрученных сюжетов, все просто, даже буднично; и слова герои говорят обыкновенные, такое можно услышать по сто раз на дню; ты знаешь, что сейчас скажет Душечка и что ответит ей антрепренер Кукин. Так отчего же, черт возьми, хочется все время перечитывать и перечитывать и «Душечку», и «Дом с мезонином», и «Крыжовник»?! Отчего не устаешь восторгаться этой, казалось бы, уже набившей оскомину картиной лунной ночи, которую классик передал с помощью всего лишь двух штрихов – тени от мельничного жернова да блеска осколка бутылочного стекла?
