Александр Лапин - НЕПУГАНОЕ ПОКОЛЕНИЕ
До отлета самолета остается совсем чуть-чуть. А им еще надо доехать до аэропорта. Сдать ящик в багаж. Зарегистрироваться на рейс.
Они подхватывают гроб, втроем несут его к катафалку. Однако только они открыли дверь мастерской, как сбоку объявился давешний алкоголик и с криками встал в боевую стойку:
– Кто на меня руку поднял? Ты? Выходи драться. Я тебе счас морду разобью!
Процессия с гробом останавливается в молчании буквально в трех метрах от катафалка. Понимая, что разбор полетов может затянуться, а самолет ждать не будет, Дубравин молча поставил свой край на обочину и подошел к «боксеру». Одним коротким ударом в солнечное сплетение вырубил его. Когда «боксер» начал складываться и валиться, он не дал ему упасть, а аккуратно подхватил и уложил у обочины дороги на травке, ласково приговаривая:
– Неугомонный ты какой! Отдохни, полежи тут пока…
Они снова подхватили свою трехслойную ношу из гроба, цинкового ящика и деревянного футляра и поволокли ее к раскрытому люку катафалка.
Эх, карета мчится! По уже темнеющим улицам Фрунзе они вихрем пронеслись к аэропорту. Сдали багаж по квитанции и побежали регистрироваться на рейс. Только зарегистрировались, как снова появился водитель катафалка.
– Че случилось-то, Володя? – рявкнул Дубравин. – Я ж тебе все заплатил!
– Да знаешь! Сань! Грузчики не хотят забирать ящик из машины и загружать его в самолет. Начали бодягу разводить, что груз нестандартный, тяжелый!
– Ну и суки! – взвихрился Дубравин. – Понимаешь… У нас грошей уже нема. Все раздали. Пошли!
В общем, кончилось все тем, что они сами подогнали катафалк к открытому грузовому люку самолета и прямо на летном поле затолкали ящик в багажное отделение.
Только Дубравин сел в кресло – сразу уснул. Отрубился… Как в воду упал.
Очнулся он в ту секунду, когда Ил стукнулся колесами о бетонку новосибирского аэропорта…
XI
Дороги. Дороги. Дороги. Ночные целинные дороги. Кругом на десятки километров степь и степь. Ни огонька. Ни столбика. Только ветер дует, пригибая придорожные кустарники да изредка перенесет через асфальт жесткий круглый куст перекати-поля. И снова ровный гул мотора. Шорох изношенной резины. Посвист ветра за окном.
Изредка фары выхватят стоящего столбиком на обочине суслика или сверкнут чьи-то хищные глаза. А то глядь – зафарится серый заяц и помчится впереди машины, даже не пытаясь выскочить из светового потока.
Не впервой Амантаю Турекулову возвращаться в студенческий отряд ночью, когда и на улицах целинного поселка, где они расквартировались, и в окрестностях ни души. Только забрешет изредка где-то собака да стукнет деревянная дверь сортира. Весной, когда он с квартирьерами приехал осматривать место дислокации отряда, больше всего его в этом целинном поселке потрясло огромное количество сортиров. За каждым домом на улице, образуя собственную улицу, выстроились стройными рядами эти деревянные будки.
В любой русской деревне сортир стоит где-то посреди огорода или за забором. В зарослях и кустарниках. А потому не выпячивается, как дуля, не мозолит людям глаза. Здесь же, в полупустыне под Баканасом, никаких огородов у людей не было, так как на засоленной песчаной почве ничего толком не росло. Поэтому получалось, что покосившиеся сортирные будочки стояли прямо посреди улиц рядами, как старые солдаты, своеобразно «украшая» целинный поселок и создавая его неповторимый архитектурный ансамбль.
Получилось это оттого, что такие поселки появлялись на казахстанской земле не там, где люди хотели жить, а там, где решила партия. Ткнул какой-нибудь секретарь обкома пальцем в карту – здесь, мол, будем осваивать степь. Ну, все взяли под козырек. А что там на самом деле голимый песок и для жизни место ну никак не годится – это никого не волновало. На таких землях только овец пасти. Что местные жители и делали из века в век. А тут стали сеять пшеницу дуриком, ну и, конечно, чаще всего посеянное либо не всходило, либо просто выгорало на солнце. Тогда урожай списывался на корню. А совхоз продолжал как ни в чем не бывало работать в том же ритме.
Сначала, когда стало понятно, что и в этом году урожай спишут, Амантай встревожился. А вдруг у совхоза не будет денег, чтобы рассчитаться со стройотрядом? Но, глядя на круглые и абсолютно спокойные лица директора и главных специалистов, он как-то слегка тоже приободрился. А когда вырвался в Алма-Ату, поделился своей тревогой с дядей. Дядя Марат посмеялся, но объяснил:
– В том и преимущество социалистической экономики, что у нас все распланировано. Государство покроет убытки. И выделит фонды на строительство. Тут главное – уметь пробивать в министерстве материальные ресурсы. А ваш директор в этом деле великий специалист. Так что не переживай.
Амантай переживать перестал. Но все равно недоумевал. Особенно когда начиналась очередная песчаная буря. Налетал ледяной ветер. И шел дождь пополам с песком. А потом наступала беспощадная жара, от которой угнеталось и задыхалось все живое.
Зачем здесь живут люди?
Но дни летели за днями. Бывало, что после дождичка и пески расцветали. Тогда они видели вокруг прекрасные, даже какие-то разноцветные от слагающих пород холмы. Иногда встречали возле поселка небольшие стада сайги. Животные, завидев их автомобиль, вихрем уносились по степи. А они с Ерболом соскакивали с дороги и мчались за быстроногими. Но куда там! Сайгаки проносились мимо и скрывались за каким-нибудь холмом. А они еще долго приходили в себя от охотничьего азарта. Перекидывались словами и жалели:
– Эх, нет ружья!
***
Сегодня Амантай хмур и недоволен всем. Его тонкие губы строго поджаты. А узкие черные глаза прямо глядят на дорогу.
«Шайтан бы ее забрал, эту корреспондентку», – думает он, сидя на переднем сиденье старенькой черной «Волги» ГАЗ-24, торопливо мчащейся по ночной дороге в Баканас.
А как хорошо все начиналось! В прошлом году он работал в Республиканском штабе студенческих строительных отрядов. Заведующим отделом. В общем-то нормально работал. Не особо перенапрягаясь. Помотался по районам, посмотрел, как действуют линейные строительные отряды. Где-то с кем-то о чем-то договаривался. Научился входить в высокие кабинеты. Освоил азбуку отношений с разного рода начальниками. От прошлого сезона у него осталось «глубокое моральное удовлетворение» и вот эта медаль. Он сейчас чуть погладил свою медаль «За освоение целинных и залежных земель», которая поблескивала холодным металлом на его зеленой стройотрядовской куртке с многочисленными яркими, разноцветными шевронами и значками: «Спасибо дяде. Он помог. Устроил ему медаль. Медалька так себе. Но в его возрасте она многое значит. И может дать важный толчок в карьере. Теперь бы в партию вступить. И все. Дорога открыта». Но вот с партией у Амантая пока не получается. В основном стараются принимать «гегемон». А ему она как верблюду седло нужна. Вот и уговаривают всяких трактористов, шоферов да комбайнеров. А тех, кому надо, не берут. На их факультет дают-то всего одну анкету в год. А очередь – человек пятьдесят. Все понимают, что у партийного шансов сделать карьеру намного больше. Вот и стараются. А у них на факультете полно детей начальников. И сын министра юстиции учится, и сын секретаря Кызыл-Ордынского обкома партии. Всех и не перечислишь. Сколько их тут. Вот и потягайся с ними за партийную анкету. Но дядя – человек тонкий. Не зря в ЦК работает. Эта медаль дает ему шанс всех обойти. Хоть и не рабочий, и не крестьянин, а вроде как участвовал в освоении целины. Уже легче будет дяде говорить с кем надо. Ему обещали в этом или в следующем году дать анкету. Но это дела будущего. А сейчас надо решать текущие проблемы. В прошлые годы он понял: самые хорошие заработки у командиров отрядов. Надо только суметь прокрутиться.
Деньги ему нужны. Очень нужны. Потому что он надумал жениться. Их случайный роман с Альфией не закончился просто так. Он бурно продолжался весь год. «Странное дело. Живут люди поодиночке. И вроде бы им не так много требуется от жизни. Но стоит им попытаться создать семью, как всего надо в десять раз больше. В чем тут хитрость? Непонятно».
Впрочем, Амантай не особо размышлял на эту тему. Ему нужны были деньги. На свадьбу. Ведь у казахов стараются сделать свадьбу как можно больше и богаче. Чтоб все могли сказать: «Ой, бай! Турекулов такой свадебный той сделал! Тысяча человек было. Ели, пили три дня. Погуляли. Вот так погуляли!».
Для этого он собрал ударный отряд. Так как на факультете все крепкие ребята-юристы были уже в других отрядах, то он своих взял немного – человек пятнадцать. А остальные были со стороны. Его гордость составляют ребята из физкультурного института. Даже не из института. Они в основном играют за местную баскетбольную команду «Локомотив». Парни, соответственно, здоровенные, крепкие, а главное – уже имеющие опыт работы в строительных отрядах. Он с ними сошелся на том, что с его связями и пробивными способностями и с их силой и умением работать они смогут сделать хорошие бабки. Амантай знал, что привлечение в отряды работников со стороны строжайше запрещено инструкциями. По мнению вышестоящих, это превращало непорочное студенческое движение в откровенную шабашку. Знал, но думал, что все обойдется. Не он первый. Не он последний. Многие командиры стройотрядов так делали. Но не обошлось. И все эта чертова корреспондентка. Из республиканской стройотрядовской газеты. Приехала. А тут у нее один знакомый оказался среди студентов. Андрюха Голев. Ну, посидели они вечером, пооткровенничали. Наутро она уехала. И оба-на! Летит плюха. Она пишет: «И что они тут делают, эти физкультурники, среди юристов? Зачем они тут оказались? В этом надо разобраться!». И ссылается на Голева, что он, мол, сильно сомневается: «Заплатят ли остальным студентам по справедливости?». Газетка так себе. Дело обычное. Но Амантай знал, как из обычного, рядового события его недруги могут раздуть историю. И прощай тогда заветная красная книжечка. А с нею вместе и хорошая должность в комсомоле, советских или партийных органах. Вот это его и беспокоило. А когда делят заработки, недовольные всегда есть. Могут снова в газету пожаловаться.
