Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
— Моя мать присматривает за моим Томми, когда я на работе. Если хочешь оставлять с ней своего малыша, нет проблем.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала я.
— Ну что, Билли договорился с плотником?
— Да, все в порядке.
— Он хороший мастер, — сказала она.
— Мы очень рассчитываем на него.
— Он действительно нормальный парень, этот Билли, особенно если учесть его… э… проблему, да и все, что ему пришлось пережить.
И она объяснила, что Билли родился с обвитием пуповины вокруг шеи, что привело к мозговой травме.
— Конечно, его матери было не под силу с ним справиться. Она была запойной пьяницей и все время путалась не с теми мужчинами… один из них напился до чертиков и так избил восьмилетнего Билли, что его пришлось срочно везти в госпиталь «Мэн Медикал» в Портленде. Бедный мальчишка целую неделю был на аппарате искусственного дыхания, и, когда вышел из комы, органы опеки забрали его у беспутной матери и определили в специальный интернат, где он пробыл еще десять лет. Самое радостное во всей этой грязной истории — это то, что случилось с парнем, который изувечил Билли. Через три дня после того, как его взяли копы, он был найден мертвым в тюремной камере.
— Он что, покончил с собой?
— Это была официальная версия. Но никто не стал задавать лишних вопросов, потому что всем нам, жителям Пелхэма, это казалось справедливым возмездием. И что самое удивительное: как только Билли закончил школу и обучился ремонтному делу в Льюистоне, он все равно захотел вернуться домой, к матери. Правда, к тому времени она была уже очень плоха — цирроз печени и все такое. Но она все равно была счастлива, что сын вернулся, и, когда она умерла спустя два года, Билли очень страдал, хотя виду и не показывал. Вот что примечательно в этом парне — никогда ни про кого худого слова не скажет, не подумает чего плохого… он у нас тут такой один, уникальный.
— Уверена, что это не так, — сказала я.
Сестра Басс лишь сухо улыбнулась.
На следующее утро я зашла вместе с Джеффри в магазин «Миллерз». Это был единственный в городке магазин, где можно было купить продукты, — настоящий, добротный гастроном. Помимо этого, он служил и местной мясной лавкой, и табачным киоском, и киоском, где покупают свежие газеты. Когда я вошла, женщина за прилавком — лет пятидесяти, морщинистая, в рабочем фартуке, в бигуди и с сигаретой во рту — кивнула мне и сказала:
— Вы жена доктора Бакэна.
— Э… совершенно верно, — произнесла я.
Должно быть, я выглядела озадаченной, потому что женщина сказала:
— Не удивляйтесь. Это маленький городок. Слышала, вы не слишком-то счастливы в мотеле.
— Меня зовут Ханна, — решила я сменить тему и протянула ей руку.
— Да, я знаю, — кивнула она и нехотя ответила на рукопожатие.
— А это мой сын, Джеффри.
— Славный малыш, — лаконично произнесла она.
Я источала улыбки:
— А вы…
— Джесс Миллер.
— Очень рада знакомству, мэм.
За те двадцать минут, что я пробыла в магазине, Джесс была сама любезность. Нет, мы не стали лучшими подругами, и она не обрушила на меня поток местных сплетен (все-таки я не располагала к такой фамильярности). Но она была, по крайней мере, вежлива и внимательна, и мне это понравилось.
Я продолжала очаровывать местное население. Держалась дружелюбно и открыто со всеми, кого встречала. Не опускалась и до разборок в неприятных ситуациях — скажем, когда плотник на несколько дней задержал кухонную мебель.
— Надеюсь, вы не будете слишком сердиться на меня, — сказал Билли, когда сообщил мне эту новость.
— Почему я должна на тебя сердиться? — удивилась я. — Это же не твоя вина.
— Джесс Миллер так ругала меня, когда плотник опоздал с новыми шкафами для ее магазина…
— Я не Джесс Миллер.
Это вызвало у него приступ хохота.
— Тут я с вами, пожалуй, соглашусь.
Согласился он со мной и в том, что медсестра Басс суховата, а местные жители чересчур настороженно относятся к чужакам.
— Ну… думаю, так уж здесь устроено: пока они не узнают вас поближе, будут слегка подозрительны.
— А когда узнают?
— Тогда станут вдвойне подозрительны.
Когда Билли отпускал шутку, его странный смех становился оглушительным, и при этом он еще и отворачивался, словно не хотел, чтобы кто-то видел его в таких конвульсиях. Билли избегал визуального контакта. В разговоре он всегда отводил глаза, разглядывая свои ботинки или ближайшую стену… все что угодно, лишь бы не встречаться с тобой взглядом. Но про него нельзя было сказать, что он туго соображает. Более того, он куда быстрее схватывал суть происходящего, чем большинство остальных. Несмотря на его внешнюю робость, было совершенно очевидно, что он принимает чужие проблемы близко к сердцу и искренне хочет помочь.
Как-то ночью — а уже неделю, как в нашей квартире шел ремонт, — я не могла уснуть, так что около полуночи встала с постели, убедилась, что Джефф крепко спит, и оставила на подушке записку для Дэна, объяснив, что пошла прогуляться.
Я вышла из мотеля и двинулась по центральной улице. В небе висела полная луна. Проходя мимо гастронома «Миллерз», муниципальной библиотеки, одноэтажного здания школы, баптистской церкви Пелхэма, епископальной церкви и церкви Слова Христова, я мысленно возвращалась в тот день, когда мы с Дэном полгода назад приехали сюда для знакомства с Беном Бландом и городом. Предшественник моего мужа был очень спокойным, даже каким-то отрешенным, и, несмотря на длинные волосы и пышные усы, он был здесь своим. Доктор Бланд нарисовал нам такую умильную картину провинциальной жизни: маленькая, но приветливая община; городок, где все держат двери открытыми, где все ходят в церковь (но веруют без фанатизма), откуда за пятнадцать минут можно доехать до озера Себаго, одного из самых красивых в Новой Англии, и меньше чем за полчаса — до лыжных склонов Маунт-Бриджтон. Помню, как я сидела в закусочной «Мисс Пелхэм», думая: вот это и есть настоящая Америка, такая сельская, такая неприкрашенная…
Но сейчас я думала лишь об одном: а могла бы жить в Париже.
Из тревожного забытья меня вывел огонек в ночи… точнее, свет в окне квартиры над врачебным кабинетом. Подойдя ближе, я увидела силуэт Билли на стремянке, с малярной кистью в руке и с зажатой в зубах сигаретой. Я взглянула на часы: половина первого ночи. На меня вдруг нахлынуло огромное чувство вины, когда я поняла, что он работает по ночам для нас… для меня.
Я прошла на задний двор и поднялась по лестнице, тихо постучала в дверь. Доносились звуки радио — кажется, шла трансляция бейсбольного матча. Я открыла дверь. Билли все еще стоял на стремянке, спиной ко мне. Я очень боялась напугать его, так что тихо окликнула его по имени. Он, казалось, растерялся на мгновение, обернулся и улыбнулся, когда увидел, что это я.
— Привет, миссис Бакэн…
— Билли, ты знаешь, который час?
— Нет. А вы?
— Уже за полночь.
— Значит, это «Ред сокс» играют против «Ангелов».
— Что?
— «Ред сокс» сегодня играют на выезде в Калифорнии — вот почему так поздно репортаж. Вы болеете за «Ред сокс»? Я — их фанат. Мой отец, говорят, тоже был настоящим фанатом «Ред сокс».
— Ты его совсем не знал?
— Я появился на свет, а он исчез.
Застенчивая улыбка промелькнула на его лице.
— Закурите? — предложил он, вытаскивая из кармана заляпанного комбинезона смятую пачку «LM».
— Спасибо, — сказала я, выуживая сигарету.
Он достал коробок спичек и дал мне прикурить. Сам он тоже закурил, и уже после трех глубоких затяжек от его сигареты осталась лишь половина.
— Тебе действительно нравится работать по ночам? — спросила я.
— Я не соня. А работа… ее ведь надо сделать, правда? Чтобы вам как можно скорее убраться из этого мотеля, мэм…
— Билли, я тебе уже говорила, что меня зовут не миссис Бакэн и не мэм… Я — Ханна, понятно?
Пытаясь подбодрить его, я протянула к нему руку. Но как только мои пальцы прикоснулись к его запястью, Билли поморщился и отдернул руку.
Я опешила:
— Извини, если я…
Он замотал головой, призывая меня больше ничего не говорить, потом сделал небольшой круг по комнате, глубоко затягиваясь сигаретой и пытаясь успокоиться. Я хотела что-то сказать, но почувствовала, что лучше промолчать. В следующую минуту он швырнул на пол окурок, закурил следующую сигарету и сказал:
— А теперь мне пора работать.
— Билли, я не хотела…
Он снова отчаянно махнул рукой.
— Мне надо работать, — повторил он.
— Хорошо-хорошо, — сказала я, хотя не видела в этом ничего хорошего, но решила, что лучше все-таки уйти. Так я и сделала. — До завтра, Билли.
Он отвернулся и промолчал.
