Валерий Залотуха - Последний коммунист
Галина Васильевна улыбнулась:
- А мама? Папа...
- Мама в Эстонии. У нее там муж и ребенок. Беленький такой. А батя в Африке. По пальмам лазает... - Анджела Дэвис вдруг задумалась, что-то вспоминая, хлопнула себя по башке, взвыла от боли, потому что попала по шишке и закричала: - Мне же еще математику надо списать!
XVIII. Преступление детерминировано наказанием
Когда прозвенел звонок на урок и сын ушел в класс, Галина Васильевна уселась на стул у стены в пустом гулком холле, достала из сумки неоконченное вязание, посадила на нос очки, но, не начав работу, услышала приближающийся дробный стук каблучков по кафелю пола. Из-за поворота стены вышла спешащая на урок Геля с классным журналом под мышкой. Она была в красивых дорогих туфлях и великолепном деловом костюме, хорошо причесанная и со вкусом накрашенная. Тот, кто знал ее раньше, теперь мог ее и не узнать - жизнь в Царском селе Гелю преобразила. Она была так хороша, что рожденная красавицей Галина Васильевна ей сейчас проигрывала.
Геля замедлила шаг, задумчиво и удивленно глядя на сидящую у стены женщину, и скрылась за дверью класса.
Наклонив голову и глядя из-под очков, Галина Васильевна проводила ее взглядом тоже задумчивым и удивленным.
2
- Ну что, хулиганы, прогульщики, лодыри, двоечники? - весело и привычно поздоровалась Геля с классом, бросила на стол журнал и заметила сидящего рядом с Анджелой Дэвис Илью. Вскинула брови и спросила:
- У нас новенький?
Илья поднялся и представился:
- Сергей Нечаев.
Геля взяла в руки журнал, но Илья предупредил ее вопрос:
- Мы приехали только вчера, я еще не успел оформить документы.
- Приехали, и сразу в школу? Похвально. А откуда, если не секрет? - Геля говорила дружелюбно и чуточку иронично, это была ее всегдашняя манера общения с учениками.
- Из Чечни, - просто ответил Илья.
В Гелином лице появилось что-то скорбное, даже трагическое.
- Садитесь, Сережа, - сказала она тихо.
Во все время их разговора Анджела Дэвис тянула вверх руку.
Геля улыбнулась:
- Да?
Анджела Дэвис поднялась и ткнула пальцем в значок на своей груди.
- Ну, и как вас теперь называть? - с иронией в голосе спросила учительница.
- Анджела Дэвис. - Мулатке явно нравилось ее новое имя.
Геля удивилась:
- Откуда ты знаешь про Анджелу Дэвис?
Девушка кокетливо потупилась.
- Один человек сказал.
В классе засмеялись.
- Ты что-то хотела спросить, Анджела Дэвис...
- Я вчера читала Бальзак?а, - стала рассказывать девушка, но учительница ее поправила:
- Во-первых, не Бальзак?а, а Бальз?ака, а во-вторых, что я слышу, ты стала читать книги? Ну, наверное, волк в лесу сдох!
- Волк жив, - успокоила Анджела Дэвис. - Это я на листке календаря прочитала. Меня бабка дома закрыла, телевизор сломался, у магнитофона батарейки потекли, спать не хотелось, я оторвала листок и...
- Прочитала?
- Прочитала.
- Весь листок целиком?
- Нет, только первое предложение.
Класс засмеялся вместе с учительницей.
- И что же это было за предложение?
Анджела Дэвис задумалась, вспоминая, и выпалила:
- "В основе всякого большого состояния лежит преступление". Это правда или нет?
Геля улыбнулась, обвела взглядом класс и спросила:
- А вы как думаете?
Илья тут же поднял руку.
- Сергей. А фамилия? Извините, я забыла.
- Нечаев.
- Нечаев. Сергей Нечаев. Да, Сережа...
- "В основе всякого большого состояния лежит преступление" - эта мысль давно уже стала банальной. Но она имеет небанальное разрешение. В каждом отдельном случае такое преступление детерминировано наказанием. - Илья говорил спокойно и уверенно.
- У, какие мы слова знаем! - удивился сидящий на соседней парте здоровый балбес. - Так ты русский или чеченец?
- Чеченец, - бросил в его сторону Илья.
- Тогда молчу, - балбес поднял вверх руки.
- Прекратите! - строго вмешалась учительница. - Какая разница: кто чеченец, а кто русский? Разумеется, преступление детерминировано, то есть обусловлено, наказанием. Это гениально доказал Достоевский в своем романе "Преступление и наказание", который мы недавно прошли.
Илья поморщился:
- Достоевский как раз ничего не доказал. Раскольников хотел отнять награбленное у него же, и если бы Достоевский изобразил его не истериком и психопатом, каким был сам, а нормальным хладнокровным человеком, то и старуху бы убивать не пришлось...
- Нормально наехал бы, - поддержал кто-то из мальчишек.
В классе засмеялись. Геля смотрела на новичка с интересом.
- Достоевский еще и сестру старухи приплел... А потом гениального следователя выдумал, какого просто быть не может. Следователь - это тот же милиционер, а где вы видели гениального милиционера? И все это с единственной целью: загнать бедного, больного студента в угол... Достоевский сначала придумал ответ, а потом подгонял под него задачу.
- Меня вообще тошнит от этого Достоевского, - поддержала Илью школьница, судя по виду - отличница.
- Но постойте, Сергей, - с улыбкой заговорила Геля. - Вы же сами себе противоречите! О какой детерминированности преступления наказанием можно в таком случае говорить?
- Об общественной.
- Например?
- Например, 1917 год. Великая Октябрьская революция.
Геля кивнула.
- Поняла. Вы считаете, что революция в России была неизбежна? Что ж...
- Она была детерминирована тысячами тех самых больших состояний, в основе которых лежало преступление. Количество перешло в качество. Тысячи отдельных преступлений родили одно большое наказание.
А класс между тем разделился надвое, но не на тех, кто был за учительницу и кто за новичка, а на тех, кто наблюдал за диспутом и кто следил за Гелей. Это были в основном девчонки. Они пялились на Гелин живот и возбужденно перешептывались, и активнее всех в этом была, пожалуй, Анджела Дэвис.
Но Геля так увлеклась дискуссией с новым учеником, что ничего этого не замечала.
- То есть вы хотите сказать... - Она наморщила лоб, пытаясь понять ход мыслей новичка.
- Я хочу сказать, что новая революция в России неизбежна.
Учительница громко засмеялась:
- Какая революция, Сережа? Время революций давно прошло. Пройдите по улицам: люди гуляют, влюбляются, ходят в театры...
Илья снисходительно улыбнулся:
- Когда революционные солдаты и матросы брали Зимний, в опере пел Шаляпин.
- К черту революцию! - воскликнула Геля, шутя, но несколько все же нервно. - Революция - это кровь, это безвинные жертвы...
- Жертвы революции не бывают безвинны... Это общее наказание за отдельные преступления.
- Ну, хорошо, а дети? - Геля, похоже, теряла терпение. - В чем, например, виноваты дети?
- Дети отвечают за своих отцов.
- И за матерей! - выкрикнула Анджела Дэвис, и все снова засмеялись. Все, кроме учительницы.
- Хорошо же вас учили в вашей Чечне, - задумчиво проговорила Геля и направилась к двери.
- Это - самообразование, - с интонацией превосходства ответил Илья.
Геля открыла дверь и выглянула в холл. Женщины с вязанием в руках там уже не было. Она вернулась к столу и внимательно посмотрела на новичка. Глаза его откровенно издевательски смеялись.
- Вы еще о детской слезинке скажите, - негромко предложил он.
- Скажу! - нервно отозвалась Геля. - Достоевский не только великий русский писатель, но и пророк! Он предсказал сто миллионов жертв в России, и его пророчество сбылось!
Илья засмеялся и снисходительно и сочувственно посмотрел на учительницу.
- Достоевский - великий симулянт. Он даже эпилепсию выдумал, чтобы быть похожим на пророка. Известно же, что эпилепсия - болезнь наследственная, а в их роду ею никто не болел, ни до, ни после. Его сто миллионов - просто ровная цифра, взятая с потолка, истерика. Но есть статистика. За последние несколько лет продолжительность жизни в нашей стране упала на десять лет, что эквивалентно одновременному расстрелу восьмидесяти миллионов граждан. Плюс пятнадцать миллионов наркоманов, которые стали наркоманами в эти же годы. Они будут "расстреляны" завтра. Может быть, эти сто миллионов имел в виду ваш пророк? А что касается детской слезинки, то советую вам не забывать о четырех миллионах беспризорных детей...
Илья сел и продолжал, улыбаясь, смотреть на учительницу.
- Я не понимаю... - растерянно проговорила она.
Илья развел руками.
- В России неизбежна новая революция.
Класс зашумел. Он весь был на стороне Ильи.
- Ура! Революция!
- Будем Зимний брать!
- Не Зимний, а Кремль!
- Ур-ра!
- Да вы практически не жили при советской власти, а я жила. - Геля попыталась призвать учеников к благоразумию, но они не слышали.
- Вы пожили, дайте нам пожить!
- За-мол-чи-те!!! - закричала Геля и трижды сильно и громко стукнула ладонью по столу.
