Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки
Понятное дело, что ты взрослый человек, и у тебя все получится гораздо ловчее и быстрее, но дитя-то твое так навык и не приобретет! Лоханулась маманя, короче. Папину неделю доготавливала она.
Потом наступила неделя моя. Нет, к двенадцати годам я уже вполне сносно могла сварить какой-нибудь супчик, наляпать котлет, натушить овощей. Но были в кулинарии еще и неизведанные для меня глубины. И вершины. Я тут же решила начать их покорять.
Первым делом я пошла в магазин и купила курицу. За рупь семьдесят пять копеек килограмм. Синяя птица счастья была не очень частым гостем на столе, поэтому опыта работы с ней у меня не было. Получив из рук продавщицы кулек из серой оберточной бумаги, откуда торчали скрещенные в коленках изящные желтые конечности с длинными царапучими ногтями и жопка с пучком перьев, я оценила уровень предстоящих трудов и приняла решение — зайти к бабушке и таки поинтересоваться, как же все это нужно делать.
Бабушка, если вы помните, жила с семейством тетки моей на втором этаже по той же лестнице, что и мы. Однако, несмотря на почти парализованную левую руку, на которой действовали только два пальца, готовила на семью и, надо заметить, таких вкусных супов, как у нее, я не ела ни разу в жизни. Да и вторые блюда у нее получались славно.
Ну вот, пришла я к бабушке (а двери тогда, если помните, не запирались, и проникать в квартиру можно было после простого нажатия на дверную ручку), прошла на кухню и сложила свою добычу на кухонный стол. И принялась бабушку пытать.
В квартире на тот момент происходило вот что. Бабушка сидела в большой комнате и одним пальцем подбирала на пианино «Под окном черемуха». И пела дребезжащим старческим голоском. У ее ног примостился крупный русский спаниель Азик и, блестя глазами из кущ антрацитово-черной шерсти, подпевал. Они прекрасно понимали друг друга и были настолько поглощены происходящим, что мой приход стал для них сюрпризом. В маленькой комнате моя двоюродная сестрица Женя нянькалась с куклой.
Бабушка бросила свою фисгармонию и стала мне в красках расписывать процесс потрошения курицы. Предлагала показать, но мы же гордые, нам расскажи, а потом мы сами! Холодея, я выслушивала советы типа:
— И очень важно не раздавить желчный пузырь, потому что иначе курицу придется выбросить. Кстати, проверь, до конца ли ты вытянула трахею, потому что это тоже может плачевно сказаться на вкусе блюда… А вот когда выпотрошишь, надо обязательно опалить ее над газом, и не забудь снять рассекатель!
А потом бабушка решила меня проводить, а заодно посмотреть, какого же монстра мне подсунули в магазине. Выходим мы на кухню и видим Женю, которая вытащила мою курицу из бумаги, завернула в свежепоглаженную наволочку и ходит по кухне, напевая «Баю-баюшки-баю…», причем одной рукой пытается натянуть веки на закатившиеся курицыны глаза. Голенастые ноги несчастной птицы при каждом повороте оверштаг цокают когтями о кухонную мебель.
Несмотря на детские протесты, еда была отобрана и унесена. И вот я оказалась лицом к лицу с птицей, вооруженная ножом и ценными указаниями. Указания были, конечно, прекрасны, а вот нож оказался не очень острым. Поэтому, когда я смело ухватила куру за голову и стала отпиливать, вся остальная ее часть принялась весело скакать по доске, так и норовя соскользнуть с нее на стол и по пути, уже привычно, тяпнуть меня когтями за руку.
Оставив шею наполовину отпиленной, я стала пилить лапы. Лапы были холодные и кожистые. Хорошо, что у меня бабушка врач. Я сразу поняла, где пилить, несмотря на нежный возраст. Мой, а не курицы. Лишившаяся своего главного орудия, птица стала выглядеть гораздо более миролюбивой, и можно было продолжать отрывать ей башку.
И вот — передо мной на столе лежит уже нечто похожее на то, что мы наблюдаем сейчас на прилавках магазинов. Только со всеми внутренностями и огромным количеством перьев по тушке. Y-образный разрез, как сказали бы патологоанатомы, дался нам с курицей нелегко. Она так и норовила прилечь на бочок, подставив под нож мои пальцы вместо своего киля, и вообще вела себя некорректно. Посмотрев на тот страшный распил, который я на ней сделала, можно было бы назвать меня маньяком. А не поваром-любителем. Так. Теперь меня ждала непростая задача. Среди всего того, что какой-то весельчак напихал в курицу, мне нужно было найти две вещи — желчный пузырь и трахею.
И я их нашла! Вы не поверите — оба органа были удалены мной неповрежденными, и драгоценная курятина стала гораздо ближе к народу, то есть к столу. Сначала я копошилась над бедной птичкой, держа ее двумя пальцами одной руки и двумя пальцами другой. После получаса борьбы мы настолько сроднились, что, отдирая лишнее с тушки изнутри всей пятерней, я уже чувствовала готовность к поступлению в медицинский. Казалось бы, все уже сделано — ан нет, очаровательная небритость курицы мешала поместить ее в сковороду.
Я зажгла газ, сняла рассекатель, ухватила курицу за крыло и противоположную ногу и поднесла к огню. Естественно, тут же запахло стоматологией, строптивое животное выдернуло у меня ногу и плюхнулось животом прямо на горелку. Все еще больше зашипело, на животе остался ожог, перьев не убавилось.
Так мы поборолись еще минут двадцать. Курица была большая, держать неудобно, близко к огню подносить страшно. Поэтому я бросила эту затею и стала пытаться опалить птичку спичками, но эта идея быстро доказала свою несостоятельность. Потратив еще минут двадцать в поисках рейсфедера, которым мама выщипывала брови, я нашла фотопинцет. Ну, которым фотографии в ванночках полоскать.
И, господа, этим пинцетом я общипала клиента до состояния «гладкость шелка — ты этого достойна». Или как там. Вот теперь страшно жалею, что тогда не было эпиляторов — дело бы пошло гораздо быстрее и продуктивнее.
Своим тупым ножом я попыталась разрезать курочку на порционные кусочки. Хрен мне. Курочка была немолода, и не только кости, но и суставы у нее были о-го-го! Поэтому я ее посолила, натерла специями, поперчила, обмазала чесноком и сложила на сковородку. Сверху придавила крышкой, а на крышку поставила старинную чугунную мясорубку винтом кверху. И вспомнила про нее только тогда, когда по квартире поплыл чудесный аромат.
Когда родители пришли домой, их ожидала курица с картофельным пюре (с пюре было уже гораздо проще, тем более у нас был миксер, подаренный родителям на свадьбу. Если что, до сих пор работает, во немцы делали!), картошка была нежной и воздушной, курица розово-коричнево отсвечивала своей шелковистой кожицей. Ну и что, что я забыла хлеба купить? Не все же сразу. С тех пор я хорошо готовлю.
Глава тридцать первая
Белорусские просторы
За вычетом родительских отпусков, я в основном проводила лето в пионерских лагерях. Но иногда мне везло — и удавалось съездить куда-то еще. Первый раз в деревню я попала в сознательном возрасте четырнадцати лет. Не будем считать осознанным посещение сего знакового места в год, а тринадцать лет спустя мы вместе с бабушкой поехали к ней на родину — в Белоруссию, под Оршу.
Мы ехали не просто так, а в гости к бабушкиному брату. Брат был хорош необычайно — толстый, хромой, веселый мужик. По деревенским меркам у него было несколько огромных плюсов — пил он мало, работал много, да и руки не распускал.
Женат он был три раза, причем первую жену он, как и положено, привел в свой дом, где жил вдвоем с матерью. Потом развелся, женился второй раз — и что бы вы думали, привел вторую жену, как и положено, в свой дом, где жил втроем — с первой женой и матерью.
Но это еще не все — он снова развелся. Что вы подумали? Правильно, и женился в третий раз. Но теперь ушел к третьей жене в примаки, оставив двух первых маме на память.
Как ни странно, все три женщины уживались достаточно мирно. Изредка плавное течение их жизни нарушали споры первой и второй жен о том, кого из них Павел больше любит. И они бежали к «маме» жаловаться друг на дружку. Павел воспринимал эту ситуацию с неистребимым чувством юмора, хотя я считаю, что гораздо большее чувство юмора требовалось его маменьке.
Приехав на родину, бабушка тут же пошла по домам, чтобы обозреть оставшуюся в живых родню и знакомых. Я с ней не пошла. Вернее, пошла, но быстро откололась. Потому что при появлении бабушки тут же накрывался стол. И народ напивался столь центростремительно, что даже не успевал ответить на задаваемые ею вопросы. Пили там все — женщины, мужчины, дети и даже коза.
Пьяная коза — это, доложу я вам, явление наукой, поди, не исследованное, но страшное. Козе поднесли специально. То есть паслась она, привязанная к колышку, никого не трогала, а народ уже веселился вовсю, поэтому накрошил в миску хлеба, залил самогоном и поднес козе. Она с удовольствием сожрала тюрьку, даже не поморщилась.
Прошло минут пять. И тут ее вставило конкретно.
