Е. Шульга - Выданная замуж насильно
Маленькие невзрачные туфли из черной кожи на шнуровке, в какую-то сеточку, с декоративными дырочками наверху. Они были омерзительны. Отец был куда старше гостя, но имел отличный вкус. У суженого моего чувства стиля отсутствовало напрочь, в этот момент я осознавала, за какого типа меня хотят выдать, я метнулась обратно в кухню, все еще держа поднос дрянного чая
- Ни за что, Мелисса! Ты видела его туфли?
- Что за чушь! Ты что, ходила смотреть на его обувь?
Она рассмеялась до слез, я же не видела здесь ничего забавного.
- Он не для меня - это очевидно!
- Да как ты можешь говорить! Ты же его еще не видела, только туфли!
- Эти крестьянские башмаки на шнурочках говорят сами за себя. Держу пари, у него и физиономия им под стать.
- С тебя не убудет просто пойти и посмотреть. Остынь, нельзя судить по одним только туфлям. Это смешно.
- Мне не нравятся его туфли, значит, и он тоже! Я уперлась, как осел. Меня возмутил вид его жутких башмаков. Этот человек был просто мужланом. Чертовы ботинки - пыльные, старомодные, бесформенные - выдавали его с потрохами.
- Мелисса, они подцепили североафриканского крестьянина из дального захолустья! Как они могут всучить меня первому попавшему мужику, который так одевается?
Я и без того чувствовала себя униженной, потому что меня заставили принимать участие в этом дедовском представлении. Теперь и того хуже - меня попросту дурачили. Увидев дорогие туфли от Диор, я бы подумала, что меня словно шлюху продают какому-то пижону. Если бы парень пришел в кроссовках, я бы его окрестила безработным, который будет высасывать из меня деньги и просаживать их в барах. Меня не устроила бы никакая обувь. Я ни за кого не хотела выходить замуж. Мужчина моей мечты не носил обувь. Она была эфемерна, как и он сам.
Незнакомец был самым страшным моим ночным кошмаром, и эти жуткие ботиночки только подтверждали мои опасения. Родители расстилались перед этой безобразной парой туфель, раскланиваясь и расшаркиваясь. Они готовы были навсегда разрушить мою судьбу.
Меня будто затягивала в водоворот. Чертовы недели нервов и боев за слово "нет". Родители явно не были настроены просто так отказываться от сделки.
Я внесла поднос. Думала наклонить чайник в момент, когда он посмотрит на меня, но сама даже не подняла глаз. Я поздоровалась, глядя в сторону, едва прикоснулась к его руке, не улыбнулась и покинула комнату также быстро, как и вошла. На кухне мать в бешенстве приперла меня к стенке.
- На сей раз ты зашла слишком далеко! Ты могла бы присесть, по крайней мере!
- Присесть где?
- Ты хоть взглянула на него?
- Я не хочу на него смотреть. Не хочу видеть! Он меня рассмотрел, не так ли? Разве не этого вы хотели?
Тем вечером я его больше не видела. В нормальной ситуации это было бы оскорбительно для араба. Я хотела разозлить его, не произнося не единого слова, ясно показать свои чувства к нему, чтобы он убрался отсюда ко всем чертям. Но он не убрался. Катастрофа приобрела пугающий размах, он специально приехал из Марокко, так что все уже было оговорено.
Мы с Мелиссой плакали в спальне. Кроме нее никто не мог понять меня.
- К черту все! Я не хочу замуж, не хочу!
- Не переживай, Лейла. Твои родители уже поняли, что ты против. Не заставят же они тебя...
- Ты так ничего и не поняла. Ты - наивная француженка. Ты сама выбрала моего брата, сама отвернулась от своих родных, но я никогда не смогу пойти против семьи. Куда мне деться?
Она пыталась обратить все в шутку.
- Ты хоть видела его лицо? - подтрунивала она.
- Нет. Плевать я хотела на его внешность! Я уже видела, что он за человек, по его обуви!
Я стала будто одержима теми туфлями. Стоило мне упомянуть о них, все вокруг смеялись, как Мелисса.
- Наша золушка хочет найти туфельку, укомплектованную принцем!
Мне и самой оставалось только смеяться над этим.
Когда я осталась одна той ночью, ворочаясь и мечась по кровати, я говорила сама с собой, словно безумная: "Этого не может быть, я не верю, не верю, не верю..." Потом я молилась. Я просила Аллаха о помощи, но не достучалась даже до Его автоответчика. Его не было, и Он не оставил сообщения.
Наутро, встав с постели, я немного успокоилась. Зная, что он должен был остаться у нас на некоторое время, я решила, что лучше запереться в комнате, чем рисковать наткнуться на него. Прежде чем выходить, я отправляла Мелиссу на разведку.
- Проверь, нет ли его в коридоре.
Таким образом, мне удавалось избегать его в собственном доме целых две недели.
- Сходи, поговори с ним сама! Скажи, что ты категорически против. Посмотри ему в глаза и прямо скажи: я не хочу быть твоей женой, так что отвали!
Почему нет? Почему я не могу противостоять мужчине? Не получится вечно от него прятаться. Наверное, я втайне надеялась, что мои родители все же выбросят эту идею из головы; что их любви ко мне достаточно, чтобы понять мои чувства. Его присутствие - это их вина, значит, отправить его паковать чемоданы тоже должны были они. Как последняя трусиха, я жила надеждой...
Я использовала работу как повод уйти, хотя как раз тогда моя временная работа закончилась. Я брала уроки вождения и готовилась сдавать экзамен на права, лишь бы избегать встреч с Мусой.
Две недели спустя мать, выступая в роли посредника, зашла в комнату, чтобы серьезно поговорить со мной.
- Твой отец начинает терять терпение. Ты должна выйти и встретиться с Мусой. Он не какой-нибудь пес, ты должна относиться к нему как к важному человеку, и тебе нужно прийти с ним к соглашению.
- К соглашению на счет чего? Зачем?
- Лейла, все это очень плохо закончится.
От братьев тоже не стоило ждать помощи.
- У тебя все равно нет выбора! Ты не можешь заставить мужчину слоняться так, пока ваше высочество не снизойдет до разговора с ним! Так нельзя!
В довершение всего мой отец обратился ко мне по-арабски - это было верным признаком того, что он крайне рассержен.
- Послушай меня, девочка. Давай-ка разложим все по полочкам. Муса здесь уже две недели терпеливо ждал. Теперь ты окажешь мне такую услугу: ты выйдешь в гостиную, сядешь рядом с ним и обо всем договоришься.
В тот день всем моим уловкам пришел конец. Я даже не могла скрыться, потому что отец велел мне не покидать дом. Не было возможности бегства - они так пристально следили за мной, что наверняка сразу поймали бы. За каждым моим шагом следили. Старший брат шпионил за мной круглые сутки. Мне оставалось лишь прикидываться распущенной дурочкой, которую не захочет взять в жены ни один мужчина. Сидя рядом с ним в комнате, я смотрела в пол, по сторонам, словно его здесь и в помине не было. Я разглядывала, комнатные растения матери. За десять-пятнадцать минут я не произнесла ни слова.
- Так как твои дела, Лейла?
- ...
- Ты знаешь, зачем я здесь?
- ...
- Да ты хоть посмотри на меня! Посмотри на меня!
Меня захлестывала злость, ненависть и отвращение, я чувствовала неконтролируемое желание оскорбить его, сказать: "Уходи, исчезни! Хочу, чтобы ты убрался из моей жизни! Не желаю смотреть на тебя! Чтоб ты провалился!" Но скажи я все это - и я труп. Отец немедленно задаст мне порку, которая наверняка будет в десятки страшнее всего, что мне довелось испытать. Сценарий был уже ясен: побои, домашний арест, побои... Он вынудит меня капитулировать, если только я не убью себя раньше. Когда отец выходил из себя, нельзя было предугадать, как далеко он зайдет на этот раз. Это была финальная схватка между ним и мной. Он был вооружен своей властью, я же была беззащитна. Оставалось только надеяться, что удастся раз и навсегда поставить Мусу на место, чтобы он, наконец, оставил меня. Но в любом случае мне не избежать порки. Я бы посрамила семью, растоптала честное имя своего отца.
В комнату вошла мать. Мне все же пришлось взглянуть на него. Поскольку она осталась посмотреть, как я буду вести себя. Она присела, как ни в чем не бывало и вежливо, почти нежно обратилась ко мне, словно подталкивая: "Ну же. Скажи что-нибудь, позволь ему услышать твой голос".
- Ну, Лейла, о чем вы беседуете?
Можно подумать, мы с этим парнем лучшие приятели!
- Ни о чем особенном.
Он сидел, слегка подавшись вперед. С головы до пят он выглядел на свои 35. Я подумала, что этот человек ужасен и в высшей степени глуп, раз хочет жениться на совершенно незнакомой девушке и продолжает упорствовать, даже когда каждый мой жест выдает безразличие. Думаю, мое поведение должно ранить его гордость. Если бы я вела себя так с местным парнем, он мог бы рассердиться, с этим же типом я будто расшибала лоб о кирпичную стену. Позже я много думала об этом. С одной стороны, он просто следовал традиции. Мнение девушки не в счет, даже если она упирается; учитывается только желание отца. Но с другой - Муса просто хотел жениться во Франции, чтобы получить французское гражданство.
