Джон Ирвинг - Покуда я тебя не обрету
На Королевской Миле органа и вовсе не слыхать — может быть, заглушает толпа; на других улицах тоже не слышно, на Каррубер-Клоуз мешают кондиционеры и вентиляторы, орган доносится лишь как невнятное бормотание. Но когда Джек вернулся в собор, Старик Уиллис обрушился на него всей своей Боэльмановой мощью. Сестра старалась изо всех сил, Джек чуть не оглох.
Как Хетер и говорила, рассказанная история — художественное преувеличение, или же действительно пьянчуге не повезло и Боэльман застал его спящим на скамье внутри собора. Главное в байке другое — Уильям Бернс специально решил сыграть на пределе громкости, чтобы все, кто находился в соборе, включая Алису и следующего органиста, вынуждены были бежать, спасая собственные уши, и ожидать конца токкаты снаружи под дождем.
— Наверное, это был один из папиных маниакально-депрессивных эпизодов, — сказала сестра Джеку. — Думаю, история именно об этом. Он выгнал твою маму под дождь, так сказать.
— У папы МДП? — спросил Джек.
— Нет, синдром навязчивых состояний, но у него случаются маниакально-депрессивные эпизоды. У тебя разве их не бывает, Джек?
— Может быть, откуда мне знать.
Хетер стала играть потише — Боэльман закончился.
— Это ария из генделевского "Соломона", — сказала она, так же тихо, как играла.
— А у тебя бывают такие эпизоды? — спросил Джек.
— Еще бы. Я то хочу всегда быть с тобой, то навсегда тебя покинуть и не видеть больше. Я хочу видеть тебя, рядом со мной, на подушке, спящим, смотреть на твои глаза утром, когда ты еще не проснулся, а я лежу рядом, жду, когда ты поднимешь веки. Я не про секс.
— Я знаю.
— Я хочу жить с тобой, никогда больше не расставаться, — продолжила Хетер.
— Я понимаю.
— А то я хочу, чтобы тебя вообще не было, чтобы папа никогда не говорил мне про тебя, не рассказывал, что у меня есть брат; не хочу больше смотреть твои фильмы, хочу, чтобы все сцены с тобой, которые я помню наизусть, вдруг исчезли из памяти, словно этих фильмов никто никогда и не снимал.
Хетер говорила и играла одновременно, но темп ускорился, орган стал звучать громче, сестре приходилось почти кричать, чтобы Джек слышал ее на фоне эха.
— Нам просто нужно больше времени провести вместе, — сказал он.
Хетер с силой обрушила руки на мануал, раздался какой-то жуткий, немузыкальный звук. Она скользнула по скамье и что было сил обняла брата за шею, прижала его к себе.
— Увидевшись с ним единожды, ты должен приходить к нему постоянно, Джек. Ты не смеешь появиться в его жизни на один миг и потом пропасть. Он любит тебя, — сказала Хетер. — Если ты сможешь ответить ему тем же, я тоже полюблю тебя. Если ты не найдешь в себе сил быть с ним, я буду вечно презирать тебя.
— Ясное дело, — сказал Джек.
Она оттолкнула его так яростно, что Джек подумал, она собирается дать ему пощечину.
— Если ты не Радужный Билли, не смей швыряться в меня его репликами! — рявкнула Хетер.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал он и протянул к ней руки; она позволила обнять себя, он поцеловал ее в щеку.
— Нет, это так не делается, сестру целуют не так, — сказала она. — Ты должен целовать меня в губы, но не как свою девушку — губы не раскрывай. Вот так, — сказала она и поцеловала его, потерлась своими сухими губами о губы Джека.
Кто бы мог подумать, что Джек Бернс будет переполнен счастьем от такого целомудренного поцелуя? Но ему было уже тридцать восемь лет, а он впервые целовал свою сестру.
Они провели ночь в Джековом номере в отеле "Балморал", заказали ужин по телефону у портье и посмотрели какой-то дрянной фильм по телевизору. В рюкзачке у Хетер оказалась зубная щетка, очень большая футболка (вместо ночной рубашки) и чистая одежда на завтра.
Она все-все спланировала заранее, даже воплощение желаний, про которые говорила Джеку в соборе, — положить его рядом, увидеть его лицо, когда он спит, увидеть, как утром он открывает глаза, а она лежит подле него, просто смотрит, ждет, когда Джек проснется.
Хетер рассказала Джеку про своего ирландского приятеля — ничего особенного; ее настоящая большая любовь был учитель музыки в Белфасте. Он был женат, и она это знала; он пообещал ей уйти от жены, но в итоге ушел от Хетер.
Джек рассказал сестре про миссис Машаду, а также про миссис Адкинс, Лию Розен и миссис Стэкпоул — тех, кто нанес ему первые травмы, тех, кто первыми оставил на нем несмываемую печать и заразил разочарованием в самом себе. Он рассказал Хетер про Эмму и про миссис Оустлер, про Клаудию и ее дочь — и про все остальное, даже про психопатку из Бенедикт-Каньон, которой слышались стоны и крики жертв банды Чарльза Мэнсона, когда дули ветры Санта-Ана.
Хетер сказала Джеку, что отдала девственность одному из учеников Уильяма, тот учился в университете, а она еще ходила в школу:
— В то время мы играли примерно на одном уровне, сейчас же я играю много лучше.
Джек рассказал Хетер, что последние пять лет главная женщина в его жизни — доктор Гарсия.
Хетер сообщила, что тратит на немецкий столько же времени, сколько на музыку (орган, флейту и фортепиано). С мамой она говорила по-немецки, потом учила немецкий в школе и университете, из-за интереса к Брамсу, а теперь у нее появился и третий повод овладеть языком по-настоящему. Если она пробудет в Эдинбурге еще два-три года, ее в любом месте оторвут с руками. Органист она уже очень хороший, за это надо сказать спасибо Джону Китчену, который взял ее в ассистенты. Так что через два-три года, если немецкий у нее будет на уровне, Хетер сможет переехать в Цюрих и найти там работу.
— А почему в Цюрих? — спросил Джек.
— Там есть университет, консерватория и какое-то неимоверное количество церквей для такого небольшого города, то есть целая куча органов. И я смогу видеть папу каждый день, а не раз в четыре—шесть недель.
— Так папа в Цюрихе?!
— А я ни разу не сказала, что он в Эдинбурге. Я сказала лишь, что твой путь к нему лежит через меня.
Джек приподнялся на локте и посмотрел сестре в лицо: улыбается, золотые волосы заткнуты за уши. Она обняла Джека за шею и подтянула его к себе — он забыл, что без очков она может видеть его лишь с очень близкого расстояния.
— Так мы едем в Цюрих? — спросил Джек.
— В этот раз ты едешь туда без меня, — сказала Хетер. — В первый раз ты должен увидеться с ним один на один.
— Как у тебя хватает денег на ежемесячные полеты в Цюрих? — спросил Джек. — Нет, ты должна позволить мне платить за это.
— Лечебница обходится в триста пятьдесят тысяч швейцарских франков в год, это примерно двести пятьдесят тысяч долларов. Если ты готов их платить, на самолет я найду денег сама. — Она уложила Джека рядом с собой на подушку. — Если ты и правда хочешь купить мне квартиру, лучше купи что-нибудь побольше сразу в Цюрихе, для нас обоих, — предложила Хетер. — Я родилась в Эдинбурге, тут мне твоя помощь не нужна.
— Да я целый дом куплю в Цюрихе! — пообещал Джек.
— Ты опять бежишь впереди паровоза, — сказала Хетер.
Он не заметил, когда она заснула, да и не знал, заснула ли. Первое, что он увидел, проснувшись, было ее лицо — ее огромные карие глаза, в паре сантиметров от него, ее крошечный нос почти касается его носа.
— Я нашла у тебя четыре седых волоса, — заявила она.
— Ну-ка, дай мне посмотреть, есть ли седина у тебя, — сказал Джек; ее волосы сверкали золотом. — Нет, пока еще нет.
— Это потому, что я счастлива — по большому счету, я имею в виду. Вот посмотри на меня — этой ночью я спала с кинозвездой, и выяснилось, что в этом нет ничего особенного! Ерунда, как сказал бы Радужный Билли.
— А для меня эта ночь очень много значит, — сказал Джек.
Хетер обняла его:
— Ну, по правде сказать, для меня она тоже очень-очень много значит.
Пока Джек мылся в душе, Хетер сходила к портье и перебронировала брату билеты — рейс из Эдинбурга в Цюрих через Амстердам, затем в Лос-Анджелес из Цюриха. Она же договорилась, что в тот же день после полудня его примут врачи санатория в Кильхберге, пять докторов и один профессор. Хетер выдала Джеку брошюрку про лечебницу с планом и фотографиями; из здания больницы открывался вид на Цюрихское озеро. Кильхберг находился на западном берегу озера — цюрихцы называли его левым берегом — в четверти часа езды от центра города.
Итак, Джек отправлялся в Швейцарию сразу после завтрака; Хетер забронировала ему номер в отеле "Шторхен".
— Может быть, "Бор-о-Лак" понравился бы тебе больше, но "Шторхен" милая гостиница и стоит прямо на берегу реки.
— Мне она отлично подойдет, — заверил Джек.
— Врачи первоклассные, я уверена, они тебе понравятся, — сказала Хетер и отвела глаза. Они сидели в отеле "Балморал" в кафе, где подают завтрак постояльцам — полно туристов, все семьи с маленькими детьми. Джек сразу понял, Хетер опять нервничает, точно так же, как вчера, во время их первой встречи. Он попытался взять ее за руку, она убрала руку.
