Том Вулф - Я - Шарлотта Симмонс
Тут из-за плеча Шарлотты вынырнул карибский полковник с бокалом. Шарлотта сделала глоток. Ну какая же гадость! Такая гадость, что ее даже разобрал смех.
— Хойт! — воскликнула она со слезами от смеха на глазах и сунула бокал прямо ему под нос. — Что ты сказал ему принести? Это же та-а-а-ак крепко! По-моему, сюда если и добавили чего-то оранжевого… то это был не апельсин… может, в баре апельсиновый сок кончился… и они выжали мне в бокал канарейку!
Шарлотте почему-то показалось, что если она вспомнит этот дурацкий бородатый анекдот именно сейчас, то он произведет такое же впечатление, как исключительно остроумный, родившийся у всех на глазах экспромт… Она смеялась, смеялась и смеялась… и вдруг обратила внимание, что делает это как-то… наигранно, что ли. Точь-в-точь как другие девушки, которых она до этой поры осуждала. Впрочем, вряд ли кто-нибудь в этом бардаке и шуме стал бы обращать внимание на то, что одна ужасно симпатичная девушка выражает свои эмоции — в какой-то мере, не более того, — излишне бурно.
Шум в зале тем временем действительно становился все сильнее, даже пьяные выкрики парней не звучали сами по себе, а создавали второй, более мощный шумовой фон поверх гула просто радостных голосов. Шарлотта посмотрела на Хойта, обнимавшего ее за талию, чтобы обратить его внимание на то, какой невообразимый гам стоит вокруг. А то вдруг он этого не заметил. Выяснилось, что Хойту действительно не было никакого дела до общего шума, поскольку он по-прежнему улыбался ей и смотрел на нее… да-да в самом деле… влюбленным взглядом. Шарлотта улыбнулась в ответ и даже позволила себе одну маленькую вольность. Повернув голову, она поглядела через его правое плечо. Она хотела увидеть Крисси и Николь — смотрят ли они и умирают ли от зависти. Впрочем, первым делом ее взгляд уперся в одетого в элегантный смокинг Хеди, который, стоя буквально в шести футах позади, запрокинул голову, воздел руки к небу и, словно вознося благодарность небесам, орал: «О, йес-с-с-с! Йеху-у-у-у-у-у!» Шарлотта поняла, что он изображает вопль популярного мультперсонажа — Гомера из семейки Симпсонов, который тот издавал всякий раз, открывая банку пива и запрокидывая голову, чтобы сделать первый глоток. Только теперь она обратила внимание, что в одной из воздетых к небу рук Хеди действительно зажата банка с пивом. Но Хойт по-прежнему не желал замечать ничего происходящего вокруг. Он смотрел только на Шарлотту, и его глаза излучали… излучали… Неужели она рискнет произнести — хотя бы про себя — слово «любовь»?
К сожалению, две сестрички-«доярки» вовсе не думали переживать по поводу ее успеха: они болтали с Бу и его девушкой и смеялись… явно замечательно проводя время.
Теперь в их сторону направлялся Джулиан, а вместе с ним — та самая заарканенная им брюнетка. Минуточку, минуточку… если глаза не обманывали Шарлотту… то левая рука Джулиана была прижата к его левому бедру, а правая рука брюнетки точно так же прижата к ее правому бедру. И вот эти два бедра вплотную соприкасались друг с другом, а между бедрами, как в бутерброде, были зажаты две руки, и что делали эти две руки с переплетенными пальцами — долго гадать было не нужно. И что, они думают — никто вокруг ничего не видит? Вот умо-о-о-о-ра! Шарлотта посмотрела на Хойта, чтобы сказать ему — вот уж он бы посмеялся, — но в этот момент Хойта отвлек Вэнс. Ага-а… Джулиан заметил Николь, до которой оставалось всего футов десять-двенадцать, и его лицо тотчас же обрело отрешенное, строгое и даже виноватое выражение, и он выплел пальцы из руки брюнетки и даже — молодец, соображает — отодвинулся от нее примерно на фут, как самый невинный мальчик на свете, только слегка чем-то опечаленный, и… Шарлотта никогда в жизни не видела ничего смешнее… Джулиан сунулся к Хойту с каким-то невнятным вопросом, а брюнетка предусмотрительно следовала за ним, как приклеенная, на расстоянии полушага, не менее убедительно изображая на лице невозмутимое и даже чуть обиженное выражение. «Кто, я?» — читалось в ее чистых и искренних глазах.
Они были всего в трех шагах, и Шарлотта неожиданно для самой себя, повинуясь какому-то внезапному импульсу, шмыгнула наперез Джулиану и словно со стороны услышала собственный голос:
— Эй, Джулиан, старый плейбой, ты куда подевался-то?
Ну что за чертовщина — опять это деревенское «то»! А впрочем, какая разница, кому какое дело до того, как она говорит? Мы в частных школах не учились. Продолжая без удержу хихикать, Шарлотта позволила себе легко прикоснуться — нет, нет, не погладить, а именно прикоснуться к руке Джулиана Его реакция оказалась более чем занятной. Во-первых, Джулиан подкорректировал невинное выражение на своем лице, добавив к нему толику удивления: «Кто — я? Ты это о чем?», а во-вторых, Шарлотта почувствовала какое-то почти неуловимое движение под своей рукой. Что бы это могло быть? — задумалась она, и вдруг ее осенило: ну ничего себе! Оказывается, даже сквозь плотную ткань смокинга и рубашку она ощутила, как непроизвольно напрягся трицепс Джулиана. Восторгу Шарлотты не было предела. Она все смеялась и смеялась. Убрав руку с плеча девушка наставительно покачала перед его носом указательным пальцем и сказала:
— Джулиан, ты такой прока-а-а-азник!
Он продолжал смотреть на нее, довольно убедительно изображая, что никак не возьмет в толк, к чему она клонит, и это смешило Шарлотту еще больше. Ее привела в восторг мысль о том, что Джулиан, должно быть, теряется в догадках по поводу причин столь неожиданного наезда Точно, точно, «наезд» — это же одно из его любимых словечек. Вечно он собирается на кого-нибудь наехать. Вот пускай теперь терпит, когда наезжают на него. Оказывается, это ужасно смешное слово — «наезд». И как она раньше не замечала? А вдвойне смешнее, когда наезжаешь по делу. «Та-а-а-акой прока-а-а-а-азник!» Шарлотта рассмеялась так громко, что у нее даже перехватило дыхание, и ей пришлось нагнуться и упереть руки в колени.
— Эй, ты там как — жива? — спросил Хойт, подойдя и наклонившись к ней.
— Ой, не могу-у-у, — проговорила Шарлотта, поборов смех и отдышавшись. — Нет, ты представляешь себе — Джулиан-то, оказывается, та-а-а-акой прока-а-а-а-азник!
Само слово «проказник» повергло ее в новый пароксизм хохота.
— Ну, это уж тебе виднее, дорогая, — сказал Хойт и, приобняв Шарлотту, прижал ее к своему боку.
К этому моменту она уже поняла: эта новая Шарлотта Симмонс, оказывается, пользуется большим успехом.
Наконец наступило время торжественного ужина. Соизволив внять мольбам целой толпы измученных ожиданием карибских полковников, разгоряченные и шумные гости стали постепенно перемещаться в находившуюся под главным вестибюлем гостиницы часть зала.
Здесь для участников приема было накрыто шесть больших круглых столов, персон на десять каждый. Один стол стоял в центре зала, а остальные пять более или менее правильным кольцом выстроились вокруг него. Судя по производимому шуму, можно было ожидать, что в вечеринке участвует не шестьдесят человек, а как минимум вдвое больше. Пока они находились в открытом дворике, их гомон растворялся в пустом пространстве высотой в тридцать этажей. Здесь же над ними навис потолок, и хотя высота его была не меньше двенадцати футов, шум тут поднялся просто невообразимый. Блистательные сейнт-реевцы как раз дошли до такой степени опьянения — и возбуждения, — когда любая шутка кажется гораздо смешней, если ее прокричать как можно громче. Да что там шутка — любая фраза, любое самое идиотское замечание, если проорать его в полный голос, становится просто перлом остроумия. Помимо крика в арсенале пьяных юмористов имелось еще и пение — естественно, тоже в полный голос. Особым успехом пользовались самые похабные и сальные шутки, которые удавалось пропеть фальцетом на манер альпийского йодля. Все эти крики, вопли и завывания отражались от потолка и обрушивались на собравшихся с удвоенной силой. И все же, несмотря на весь шум, гам и сумасшествие, как же хорошо они выглядели, особенно парни — смокинги, белые сорочки, просто сама элегантность. Даже Ай-Пи смотрелся вполне солидно, а кроме того, он же был не один. Его повсюду сопровождала девушка. У нее были красивые темные волосы, а лица ее Шарлотта со своего места рассмотреть не могла. Благодаря черному смокингу нижняя часть его туловища уже не выглядела столь необъятной, и поэтому он держался куда увереннее, чем обычно. Ай-Пи постоянно оказывал знаки внимания своей девушке: что он говорил, не было слышно, но о многом вполне можно было догадаться по мимике и в первую очередь — по тому, как забавно змеились его густые темные брови, сходящиеся на переносице. Шарлотта даже прониклась к Ай-Пи каким-то сентиментальным сочувствием. Он достаточно натерпелся от своих «братцев», достававших его при каждом удобном случае, и поэтому так приятно было видеть выражение неподдельного счастья на его круглой физиономии, когда он смотрел на свою миловидную спутницу. Шарлотта, не будучи завистливой по натуре, искренне радовалась за парня.
