Михаил Веллер - Легенды Арбата
- Пометь себе, чтоб выписали ему белый билет.
- Так точно. Все! уже! готово! товарищ! генерал-майор!
- А? Хм. А чего это у тебя все уже готово, интересно. А?
- Так он мне уже звонил. Товарищ генерал-майор.
- А? Михалков тебе звонил? Райвоенком рапортует содержание разговора.
- Ну, а ты?
Рай в оенком докладывает о принятых мерах к исполнению.
- А к-какого л-лешего он мне вкручивал? Неймется им… А ну честно - и много у тебя таких просителей?
- Никак нет! Один такой!… - командным голосом лжет подполковник. И косится на дары природы в шкафу.
Генерал реагирует недоверчиво. Отраженная в его мозгу действительность соскакивает с изношенных креплений, генерал мгновенно раскаляется и орет. Он обличает гомосексуальную порочность и зоофилию подполковника, сулит ему увечья от интимных контактов с одушевленными и неодушевленными предметами, и живописует картину неизбежного Апокалипсиса, если подполковник хоть на йоту отклонится от соблюдения Устава внутренней службы и его, горвоенкома, личных указаний.
- Слушаюсь!… Слушаюсь!… Слушаюсь!… - вскрикивает подполковник в экстазе, закатывая глаза. - Бузде-лано! Бузде! Бу! Никак нет!
Вот примерно так огромная и раздрызганная машина призыва, хрустя выкрошенными зубчиками и скрипя колесиками, гоняясь и щелкая во все стороны своими мышеловками, продолжает работать - и через неделю Никите приносят повестку в военкомат.
Ее казенная бездушная бесстрастность по стилю близка к похоронке. Хрупкое душевное равновесие поэта болезненно нарушается. Как прекрасно иметь опору. Например, пообедать с братом. Член семьи.
Михаил Владимирович Михалков, в прошлом офицер НКВД, а теперь полковник КГБ, служил личным… м-нэ-э… сопровождающим Вольфа Мессинга. А полусекретный Мессинг был фигурой жуткой. Он знал все о будущем и мог влиять на все настоящее. Легенда. С ним Сталин с опаской держался.
Ты с ума сошел, поразился брат. Категорически. Исключено! Я даже тебе многое сказать не могу. Да он насквозь мысли видит.
А между прочим? в порядке трепа? по-дружески, то-се, со скуки? провентилировать моментик? - мягко и умно канючит родитель.
Серега, отзынь на полштанины, говорит младшой. И дни после встречи идут, а звонка от него нет.
И сомнения точат Михалкова, как жучки дубовый буфет. Ночами его мучит армия, колючая проволока ее заборов, бомбежки Переделкина, на братских могилах не ставят крестов, и сон разгромлен вдребезги табуретом, которым в каптерке отбивают почки.
Потребность подстраховаться овладевает им.
Он продумывает план беседы. И звонит прямо в Министерство Обороны. В приемную министра обороны СССР товарища маршала Советского Союза Малиновского. Родиона Яковлевича. И передает записать его на прием. Без очереди. Как члена ЦК. По срочному вопросу.
Из уважения его соединяют лично с Малиновским. И тот - по личному вопросу? конечно! буду рад… - назначает ему послезавтра на одиннадцать утра. Вас устроит? Конечно. Благодарю вас.
Накануне вечером, кстати, звонит однако брат. Ну?!!! Да знаешь, говорит, я так ввернул шутливо между прочим насчет твоего Никиты, а Вольф так улыбнулся и заметил, что мальчик высокий, в черном костюме элегантней кинозвезд в Каннах будет смотреться, и это все довольно скоро, а вот с зеленым цветом у него по жизни вообще ничего общего нет.
Н- ну!! -выдыхает счастливое будущее Михалков, а там на красной дорожке Каннского фестиваля Никита в черном смокинге.
Занюхайтесь вашими портянками! Армии - армейское! После Мессинга маршал уже лишний. Но… бог помогает тому, кто сам себе помогает. Да и манкировать расположением министров не следует, высокое рандеву уже назначено.
И в одиннадцать Михалков в огромном кабинете Малиновского исправно, как дядя Степа на параде. Адъютант затворяет за его спиной тяжелую дверь тамбура, и маршал поднимается навстречу из-за стола в дальнем конце кабинета, осененного значением портретов и знамен. Шагает навстречу по ковровой дорожке и руку протягивает.
- Я к вам обращаюсь, как член ЦК к члену ЦК, - сразу обозначает Михалков паритет высоких договаривающихся сторон. - Как коммунист к коммунисту, - кладет свет на мозги собеседника в партийном ракурсе. - Как советский гражданин к советском}' гражданину.
После такого предисловия на тяжелом лице старика Малиновского появляется туповато-исполнительное выражение солдафона, который участвовать в государственном перевороте все равно ни за что не будет. Вот глоток чаю испить - пожалуйста: адъютант вносит два стакана, тарелки с бутербродами и пирожными и хрустальную конфетницу.
Под укус пирожного, в рассчитанный интимный момент, поэт одаряет маршала своей роскошной книгой и надписывает «Монбланом» эпическое посвящение. И кстати… чисто военный сувенир, - рыцарский средневековый кинжал в узорных серебряных ножнах, с красным камнем в навершии витой рукояти. Ограненный камень подозрительно похож на рубин, а весь кинжал ассоциируется с кражей в Грановитой Палате. Трофейный, кратко отводит Михалков моральные препятствия, случайно заметил в комиссионке, не удержался, гроши. Кто, кроме вас, старого солдата, оценит? Мы, люди искусства, чужды военной тематики. Строит подход к беседе, бродяга.
Два советских коммуниста из ЦК обмениваются верительными грамотами: патриотическими-раздумьями о войне и имперьялизме, литературе и коммунизме, здоровье и молодежи; типа муравьи трутся усиками - свой. И, соблюдя этикет, один смотрит вопросительно и поощрительно, а другой испрашивает добро изложить свое мелкое дело.
И, винясь кратко за пустячный повод и отнятое время, Михалков начинает излагать сжатое жизнеописание сына Никиты, яркими мазками зажигая портрет передовика на фоне производства. Гениальный мальчик, взлетающая звезда, мэтры советского кино в восторге, лучезарные перспективы. Под лепным потолком порхают музы в белом и орошают слезами невинности маршальский мундир.
Так вот… нельзя ли освободить? Родине нужны таланты! Каждый обязан отдать Родине то лучшее, что имеет! От чего больше пользы: еще одного солдата среди пяти с половиной миллионов в строю - или гениального фильма, вдохновляющего и поднимающего эти миллионы на подвиги любви к своей социалистической Отчизне?
Традиция. Государственная мудрость. Даже в войну. «Два бойца». «Подвиг разведчика». Ташкент. Создали. Все отдали.
На лице старого маршала, прошедшего войны и сталинские чистки, прочесть можно меньше, чем прочтет слепой на листе мацы. Родион Яковлевич, великий из могикан загадочного племени караимов, кивает дружелюбно и чай прихлебывает. Понимаю. Конечно. Не волнуйтесь. В лучшем виде.
