Анник Кожан - Наложницы. Гарем Каддафи
Я осталась ночевать в комнате одной девчонки. Кто-то спросил разрешения у Мабруки, и она, как ни странно, согласилась. «Хозяин» наверняка был занят. За ним следовало множество женщин, и я знаю, что их собирали и по дороге. Но на следующее утро объявили боевую тревогу.
— Всем надеть униформу, быть готовыми и безукоризненными! — выкрикнула женщина из протокольной службы. — Вождь выступит с речью на огромном стадионе. Каждая должна сыграть свою роль!
Джипы отвезли нас на стадион в Конакри, куда стекались толпы людей — молодых, старых, семей с детьми. Там были оркестры, флаги, костюмы и яркие бубу. Перед тем как направить нас к официальной трибуне, Нури Месмари, генеральный шеф протокола, обратился к нам:
— Вы не военные, но вы должны вести себя так, как будто вы действительно охраняете Вождя. Влезьте в шкуру настоящих телохранительниц. Будьте серьезными, озабоченными, внимательными ко всему, что происходит вокруг вас.
Так я сыграла роль охранницы, подражая Зорхе, которая с суровым видом смотрела по сторонам, словно выискивая террористов.
У меня перехватило дыхание, когда мы вышли на стадион и я услышала возгласы более чем пятидесяти тысяч аплодирующих и поющих восхваления Каддафи людей. Толпы женщин выкрикивали его имя и пытались подойти к нему, прикоснуться к его одежде или даже поцеловать. Это было безумие. «Бедные мои! — говорила я про себя. — Лучше бы вы не попадались ему на глаза. Это опасный человек». Я подумала о маме, которая могла меня увидеть по национальному телевидению, — она наверняка будет растрогана, несмотря на свою неприязнь к Каддафи. Возможно, она скажет себе, что в этот день со мной не происходило ничего опасного. Но я также подумала о своих братьях. Что они знали? Что они подумают? От этого мне стало страшно. Я отвернулась и постаралась скрыть лицо. У меня застыла кровь от их предсказуемой реакции.
Казалось, Каддафи кайфовал от внимания толпы. Он обращался к ней, играл с ней. Он пыжился, потрясал кулаком, словно спортивный чемпион или хозяин вселенной. Девушки в униформе были в восторге. Но только не я, уверяю вас. Ни на секунду. Ни на тысячную долю секунды. Между коричневым беретом и черными солнцезащитными очками у него на лбу было написано: больной, опасный псих!
Потом мы опять отправились в путь, проехали еще несколько часов через Сьерра-Леоне до Кот-д'Ивуара. В очередном отеле я поселилась с Фаридой и Зорхой, но в этом не было ничего страшного, кровать оказалась огромной. У девушек было скорее веселое настроение, и они торопились пойти в бассейн. Ясное дело, что я умирала от зависти, я ведь никогда не видела таких апартаментов. Но Полковник мог меня потребовать в любой момент.
— Тебе нужно только сказать, что у тебя «дела», — посоветовала мне Фарида. — Ты знаешь, это единственная вещь, которая его пугает. Но будь осторожней, потому что они проверяют. Намажь прокладку красной помадой.
Мне это показалось ловким трюком. Через два часа грубый голос Фатхии приказал мне идти в резиденцию Вождя. Я приняла изнуренный вид и заявила, что невероятно устала. Она приподняла бровь, как будто я над ней издевалась.
— У меня месячные.
— Да что ты! Я хочу посмотреть!
— Вы же не собираетесь меня проверять!
— Показывай!
Это было унизительно, но вид смоченной водой и испачканной помадой прокладки ее убедил. К вождю пошла одна Фарида.
Таким образом, освобожденная, чувствуя облегчение, я по глупости присоединилась к другим девушкам — и к Джалалу — в бассейне. Музыка, напитки, наргиле. Никто в этом не признавался, но существовало некое неосознанное коллективное стремление к реваншу. На несколько часов мы имели право на роскошь. Мы были имуществом Каддафи, ни больше и ни меньше, и персонал отеля ублажал нас. Вдруг наши страдания и ежедневные унижения нашли ничтожную компенсацию. Она была иллюзорной. Эфемерной. Но она давала возможность выпустить пар, и чуть позже я поняла, что эти редкие моменты не позволяли некоторым из нас сорваться.
Неожиданно я услышала крик:
— Сорая!
Фатхия меня засекла. Вне себя она направилась прямо ко мне.
— Ты утверждаешь, что у тебя месячные, а сама купаешься в бассейне?
Я растерялась и не знала, что ответить. И тогда она дала мне пощечину:
— Лгунья!
Фарида меня выдала. Меня сразу же отвели в резиденцию. Меня также предупредили, что наказание хозяина будет соответствовать моему обману. Но пока я ждала в маленькой комнате, ко мне пришла Галина.
— Сорая! Как ты могла так поступить? Папа Муаммар просто в ярости и прислал меня проверить… Моя любимая малышка! Ты ставишь меня в ужасное положение! Что же я могу ему сказать?
Ничего. Она ничего не сказала. Или, скорее, она солгала, чтобы защитить меня. До конца дня меня оставили в покое.
На следующий день мы отправились в Гану, на собрание глав государств Африканского союза в Аккре — последний этап. Еще часы и часы дороги. Это путешествие не заканчивалось. На следующий вечер Фатхия снова пришла меня «проконтролировать». Ни единого следа месячных. Она холодно меня осмотрела, ничего не произнесла, но предупредила Мабруку, которая влепила мне пощечину, перед тем как провести к Каддафи. К чему детали? Он ударил меня по лицу, избил меня, плевал на меня, надругался надо мной. Я вышла с опухшим лицом, и меня заперли в комнате, потом я узнала, что Галину тотчас же отправили в Ливию.
— Ты хотела сбежать? — презрительно спросила Мабрука, стоя на пороге комнаты. — Куда бы ты ни пошла, Муаммар все равно найдет тебя и убьет.
7 Хишам
Путешествие по Африке стало не концом моих страданий, но концом моего полного заключения. Пресытился ли Вождь? Или миновал крайний срок употребления продукта? Я не знаю. В этом никогда не было ни логики, ни объяснений. Изо дня в день я жила по его доброй воле и в полной зависимости от него, без каких-либо планов на будущее. Но в день возвращения из африканского турне он позвал меня через Мабруку и с отвращением бросил мне:
— Я больше не хочу тебя, потаскуха! Я отправлю тебя к охранницам-революционеркам. Ты будешь жить с ними. Давай! Убирайся!
К тому же Мабрука выдала мне мобильный телефон:
— На случай, если тебе захочется поговорить с матерью…
Это было настолько неожиданно! Я сразу же позвонила маме. Она увидела меня по национальному телевидению, когда я, одетая в униформу, стояла позади Каддафи на стадионе в Конакри, и казалось, что она была почти счастлива сказать мне об этом.
— Как бы я хотела тебя увидеть, моя дорогая! Я так по тебе соскучилась!
Я осмелилась озвучить свою новую просьбу Мабруке, и, вопреки всем ожиданиям, она ответила мне, что мама может ко мне приехать через пару дней. Да, в Баб-аль-Азизию.
