Владимир Войнович - Два товарища (сборник)
– Ты опять говоришь образно? – вежливо спросила Санька.
– Да, я опять говорю образно. Я, наверно, всегда буду говорить образно и потому смешно. Даже в этом я донкихот. Я… Ты куда, Саня?
– Домой. Спать пора, – сказала Санька.
27
Так получилось, что с наступлением хорошей погоды Гошку отозвали со стана возить картофель из Поповки в Актабар. Первые две машины он отвез по накладным на какую-то овощную базу, а третью машину нагрузили картошкой для детского сада.
Тюлькин, закрывая основной склад, где хранились сало, масло, сахар и другие ценные продукты, сказал стоявшему рядом дяде Леше:
– Вот я тебя уже знаю досконально. Ведь небось опять ночью дрыхнуть будешь?
– А как же? – удивился дядя Леша. – Ночь для того человеку и дадена, чтобы спать. Кто ж ночью не спит? Филин разве.
– «Фи-илин». – Тюлькин протянул через отверстие в специальной фанерке два шнурка, залепил их пластилином и разровнял пластилин большим пальцем. – «Фи-илин», – повторил он, вдавливая в пластилин бронзовую печать. – Пломбу кто-нибудь сорвет, будет тебе филин. Склад не приму.
– Не сорвут. У меня вот соль. – Дядя Леша похлопал по висевшему за спиной ружью.
Тюлькин махнул на него рукой и пошел к машине.
– Я тоже поеду, – сказал он Гошке.
Завскладом всю дорогу острил, рассказывал «медицинские» анекдоты и вообще вел себя так, как будто между ним и Гошкой никогда ничего не происходило и они всегда были лучшими друзьями. Когда доехали до города, Тюлькин стал показывать, куда надо ехать.
– Вот сюда свернешь. Так. Теперь налево. Прямо. Вон видишь ворота. Это и есть детский сад.
Тюлькин вылез из машины и, разминая ноги, не спеша пошел в маленькую калиточку. Вскоре он вернулся с молодой полной женщиной.
– А мы думали, вы уж не приедете, – сказала женщина, отпирая ворота.
– Как – не приедем? Раз Тюлькин сказал – значит, точка.
Женщина отперла ворота. Тюлькин стал на подножку. Остановились у правой стороны дома. У крыльца высокий мужчина в голубой майке, охая и крякая, колол огромные поленья. Увидев машину, всадил в полено топор и, торопясь, пошел навстречу.
– Чего ж поздно-то? – хмуро спросил он.
– Где ж поздно, Петя? У нас рабочий день еще не кончился.
Картошку носили по узкой крутой лесенке в сырой, пропахший плесенью подвал. Тюлькин покрутил носом:
– Смотри, сопреет она здесь.
– Не твоя печаль, – сказал Петя.
Потом он пригласил гостей в дом. Заведующая детсадом и ее муж занимали в доме две комнаты. В первой комнате было тесно от мебели. Слева стоял большой книжный шкаф.
– Все покупаешь книжечки, – усмехнулся Тюлькин.
– Читаем, – сказал хозяин и вышел из комнаты.
Вошла хозяйка и поставила на стол горячую сковороду с яичницей и картошкой. Следом за ней Петя внес две запотевшие бутыли и тарелку с огурцами. Хозяйка вынула из шкафчика три граненых стакана.
– Я пить не буду, – сказал Гошка.
– Чего это? – удивился хозяин. – Больной, что ли?
– Человек за рулем, – пояснил Тюлькин.
– Твое дело.
– В Бельгии придумали такие машины, – сказал Тюлькин, – что, если от шофера водкой пахнет, она не едет.
– А если кто рядом с шофером сидит выпивший? – спросила хозяйка.
– Будем живы-здоровы, – перебил Петя глупые речи жены и поднял стакан.
– Дай бог не последнюю, – поддержал Тюлькин.
– Поехали, – заключил хозяин.
Тюлькин долго морщился и с ожесточением нюхал черную корку.
Гошка вышел на улицу. Он завел машину и, выехав за ворота, стал ждать. Уже стемнело. Небо было звездное, без луны. Посреди двора висела на столбе под эмалированной шапкой неяркая лампочка. Она освещала двор, угол сарая и крыльцо заведующей детсадом. В доме слышался шум. Тюлькин пытался спеть «Вот кто-то с горочки спустился», но громкий голос хозяина каждый раз перебивал его. «Так они до утра пропоют», – подумал Гошка. Он придавил ладонью кнопку сигнала. Сигнал был слабый, хриплый, и в доме его, вероятно, не слышали. Гошка хотел было идти за Тюлькиным, но в это время дверь распахнулась и Тюлькин вместе с хозяином вышли на крыльцо. Тюлькина шатало из стороны в сторону. Хозяин тоже изрядно выпил, однако равновесие сохранял. Он даже поддерживал гостя, помогая ему сойти с крыльца. Тюлькин поочередно спускал со ступенек то левую, то правую ногу и молол несуразное.
– Кто Тюлькин? – вопрошал он. – Ты Тюлькин?
– Ты Тюлькин, – успокаивал гостя хозяин.
– Ну а раз я Тюлькин, то скажи, друг я тебе или нет? Скажи, Петя, друг тебе Тюлькин или портянка?
– Друг, друг, – уверял Петя, но целовать себя не давал.
Они подошли к машине. Тюлькин сел на подножку и хотел петь песни.
– Тише, Коля, – сказал хозяин, – там на углу милиция.
– Милиция! – обрадовался Тюлькин. – А что мне милиция? Я сам себе милиция.
– Оно, конечно, так, – согласился хозяин. – Но чтоб не было неприятностей.
Он наклонился к Тюлькину и что-то сказал ему на ухо, от чего тот как будто на миг протрезвел и полез в кабину.
– Гошка, ты здесь?
– Здесь, здесь он, – сказал хозяин. – Ты смотри, Георгий, не вырони его по дороге.
– Никуда не денется, – сказал Гошка, выжимая сцепление.
Фары с трудом разрывали густой сыроватый воздух, и дорога черной лентой ложилась под колеса. По обе стороны ее стояла непроглядная темнота, только изредка на фоне темного неба вырастали призрачные конические очертания сопок. Далеко в степи помигивали огоньки. Это работали комбайны.
Через несколько километров Гошка свернул в сторону и погнал машину по сырой траве, по едва заметному автомобильному следу. След шел по небольшому склону, машина все время кренилась влево, и Тюлькин валился на Гошку, мешая править. Гошка время от времени отталкивал Тюлькина плечом, но он был тяжелый, не давался и хватался за рычаг скорости. Но потом дорога сошла со склона, и Тюлькин стал валиться вправо. «Откроет дверцу – вывалится», – подумал Гошка. Он затормозил и, обойдя машину спереди, закрыл дверцу на ключ. Тюлькин проснулся.
– Гошка, ты?
– Я.
– А… а куда… ты меня везешь?
– В Поповку.
– В Поповку? А… поворачивай обратно, – он схватился за руль.
– Пусти!
– Поворачивай. У меня… в городе… баба осталась. Я у ней ночевать хочу. Поворачивай.
– Я тебе сейчас как повернусь, – сказал Гошка. – Сиди смирно.
Тюлькин отодвинулся, посмотрел на Гошку и вдруг захохотал:
– Опять по… по морде дашь, опять! Ой, не могу! – стонал Тюлькин. – Как ты меня тогда двинул. Ой, смешно-то! Слушай, – сказал он, перестав смеяться, – а этот-то, он хитрый. На сотню меня надул.
– Кто надул? На какую сотню?
– А ничего… ничего… – Тюлькин помолчал. – Слышишь, Гошка, а баба-то твоя, Санька, спуталась с этим… с Вадимом.
