Андрей Шляхов - Доктор Данилов в сельской больнице
Помощник прокурора Монаковского района Попырская, у которой в течение последнего месяца повышалась вечерами температура, предпочитала лечиться в Твери, считая Монаковскую ЦРБ не столько лечащим, сколько калечащим учреждением. К тому же в тверской областной больнице заведовала приемным отделением школьная подруга Попырской.
— Ты сделай у себя основные анализы, чтобы времени не терять, и я тебя быстро прогоню через всех врачей, — пообещала подруга.
В основные анализы входили клинический анализ крови, развернутая биохимия, анализ мочи, анализ кала на яйца глист и мазок из влагалища. Попырская решила сделать их за деньги, в частной лаборатории, к которой испытывала больше доверия. О sancta simplicitas! Наивная помощница районного прокурора и не подозревала, где на самом деле делаются ее анализы и что развернутое биохимическое исследование крови не делалось. Ольга Петровна посмотрела на возраст («Скажите, чем серьезным можно болеть в тридцать четыре года?») и заполнила бланк нормальными показателями.
Тверские врачи удивились тому, что при высокой скорости оседания эритроцитов и значительном увеличении количества лейкоцитов такие биохимические показатели, как общий белок, гамма- и альфаглобулины, находятся в пределах классических норм, а С-реактивный белок, которому положено присутствовать в крови при самых различных воспалениях, не выявлен. Биохимический анализ крови Попырской был переделан и получился совсем не таким, какой она привезла из Монакова.
— Видно, совсем у ваших деятелей крышу снесло, — неодобрительно покачав головой, сказала подруга, — прокуратуру не уважают!
— Я им покажу! — пообещала багровая от стыда и ярости Попырская.
Женщины грозны в своем гневе, высокие и дородные женщины обычно выглядят страшнее маленьких и субтильных, а если разгневанная дородная женщина еще и помощник районного прокурора в звании юриста первого класса, которая абсолютно права, то тут держись! Выяснив у перепуганной сотрудницы частной лаборатории, где на самом деле делаются анализы, Попырская явилась в ЦРБ и увидела ящик для сбора пожертвований. Цепь замкнулась.
— Я вас покрывать не буду и никому не дам! — орала Попырская. — Я вас всех посажу и лично прослежу, чтобы никто досрочно не освободился.
Яростный натиск, подкрепленный форменной одеждой и удостоверением, довел заведующую лабораторией до гипертонического криза. Ее вырвало прямо на китель Попырской, что помощник прокурора восприняла как личное оскорбление: за всю жизнь не нее еще ни разу никто не блевал.
До этого дня главный врач Монаковской ЦРБ опрометчиво полагал, что не может возникнуть в районе такого медицинского скандала, который он не смог бы погасить. Жизнь показала, что он глубоко заблуждался. Районный прокурор, задетый за живое подобным отношением к сотрудникам его ведомства, искавший, из какой бы мухи раздуть слона, чтобы подняться на следующую карьерную ступеньку, уперся и ни в какую не желал идти на мировую. Юрий Игоревич обратился за помощью к Хозяину, главе районной администрации, но тот отказался ввязываться в конфликт, сказав:
— Ты там творишь что в голову взбредет, ни сам не думаешь, ни у кого разрешения не спрашиваешь, а я тебя из дерьма должен вытаскивать? Скажи спасибо, что сильнее не топлю.
«Боишься связываться с прокурором — так и скажи», — неприязненно подумал Юрий Игоревич, глядя на круглое улыбчивое лицо Хозяина.
Там, где не помогают уговоры и просьбы, помогают слезные мольбы. Разумеется, при условии, что они подкреплены должным образом, облечены в материальную форму. Прокурор, бывший страстным любителем антиквариата, получил в подарок бронзовые каминные часы восемнадцатого века с двумя подсвечниками на мраморных подставках и сменил гнев на нейтральную милость. Попырской Юрий Игоревич подарил гарнитурчик — золотые серьги и кольцо, украшенные россыпью мелких бриллиантов. Он обошелся почти в две тысячи долларов, а во сколько бы обошлись настоящие часы восемнадцатого века, и подумать страшно. Но на часах Юрий Игоревич сэкономил. Зная, что в антиквариате прокурор, как и все любители, разбирается слабо, по знакомству купил для него новодел, снабженный всеми нужными сертификатами и актами экспертиз. Всего тысяча долларов, а виду — на двадцать. Все потому, что настоящий мастер делал, заведующий реставрационным отделом известного музея, а не вернисажный бракодел.
Частную лабораторию Юрию Игоревичу пришлось закрыть. После случившегося (слухи распространялись по району со скоростью света) никто бы в нее обращаться не стал. Порочную практику сбора пожертвований тоже пришлось прекратить от греха подальше, как бы и впрямь не раздули из нее масштабное антикоррупционное дело. Ольгу Петровну, виновницу всех бед, Юрий Игоревич оставил в заведующих, но сделал ей суровое внушение и оштрафовал на сорок тысяч рублей. Подвела — так расплачивайся.
Ольга Петровна, чувствуя себя без вины виноватой, да еще и несправедливо обобранной, затаила злобу и, чтобы дать ей выход, завела тетрадку в сорок восемь листов, куда начала записывать все, что могла узнать о тайных и неблаговидных делах главного врача. Иначе говоря, начала собирать компромат на Юрия Игоревича. Она еще не представляла, как будет использовать материалы, но была уверена в том, что висящее на стене ружье когда-нибудь непременно выстрелит, что собранные сведения когда-нибудь непременно пригодятся для шантажа или мести и для чего-то другого.
Мафия недаром исповедует принцип: «Лучше убрать, чем наказать». Порой это, может, и жестоко, но так спокойнее. Без обид.
Глава пятая
«МОЯ ДУША С РОЖДЕНЬЯ ЖАЖДАЛА…»,
ИЛИ «МОНАКОВО, МОНАКОВО, СЧАСТЬЯ НЕТУ НИКАКОГО…»
В Москве празднуют день города, в Санкт-Петербурге празднуют день города, в Твери празднуют день города, в Торжке празднуют день города… «Разве Монаково чем-то хуже других городов?» — решили монаковцы и тоже стали праздновать день города.
Местные историки и краеведы, опираясь на древние летописи и хроники, вычислили примерную дату рождения города, а районная администрация назначила праздничным днем первое воскресенье октября. В этом году Монакову должно было исполниться пятьсот пятьдесят лет — юбилей!
В преддверии юбилея центр города украсили праздничными транспарантами, а во всех крупных учреждениях организовали вечера.
После того как обанкротился местный фаянсовый завод, некогда гремевший на всю Россию, районная больница стала самым крупным учреждением в районе. Оттого и праздновали день города здесь с размахом. Одними зрелищами (праздничным вечером) ограничиваться не стали, выдали каждому сотруднику подарок: бутылку игристого вина, которое здесь по старинке называли «шампанским», и коробку шоколадных конфет. И не какую-нибудь фигню из категории «полкило картона — сто пятьдесят грамм конфет», а полновесную коробку в шестьсот грамм нетто живого шоколадного веса.
