Андрей Шляхов - Байки из роддома
Чтобы немного успокоиться, Данилов сделал несколько мелких глотков из бутылки, а затем продолжил:
— Что показательно — вот выбросилась из окна молодая женщина, ребенок сиротой остался… Я к этому ни с какой стороны не причастен, но грустно мне от подобных новостей становится, даже не грустно, а мрачно. Сразу мысли в голову начинают лезть — почему она так поступила? Что ее заставило? Неужели все было так плохо? Ну, ты понимаешь…
Елена молча кивнула.
— А все остальные… Как будто цветочный горшок из окна выпал. Непричастные радуются, что они тут ни при чем, а причастные думают, как бы им избежать последствий. И всем по большому счету на эту несчастную дуру наплевать. Вот это меня поражает. Хоть бы кто-то один сказал, жаль, мол, девку… или ребенку ее посочувствовал бы… Никто! Невольно начинаю подозревать, что я — сентиментальный идиот.
— Ты добрый, — улыбнулась Елена. — И совсем не идиот.
— Идиоты нередко бывают добрыми, — возразил Данилов. — Об этом еще Достоевский писал. Федор Михайлович. Только меня нельзя назвать добрым… Просто я умею отличать хорошее от плохого. Ты, конечно, можешь посмеяться над моими словами, но на «скорой» все было как-то иначе. Когда я в общаге по балде получил, так меня навещали, мне сочувствовали, кое-кто даже деньгами пытался помочь… Я чувствовал, что вокруг меня — люди! Конечно, люди бывают разными, взять того же Бондаря — ему все трын-трава…
— Ой, я же не рассказала тебе про Бондаря! — вспомнила Елена. — Он подал заявление по собственному. Уходит в мануальные терапевты. Сказал, что устал сутками мотаться на машине по всяким ханы гам, и вообще, пора ему зарабатывать деньги.
— А он разве мануальщик? — удивился Данилов. — Никогда не слышал. А уж Витя не из тех, кто замалчивает свои таланты.
— Да он сам небось себе корочки напечатал на цветном принтере. Чего еще можно ожидать от Бондаря? — пренебрежительно махнула рукой Елена. — Ну и черт с ним. Лично я очень довольна, что он уходит. Воздух на подстанции чище станет и проблем меньше.
Теперь уже Елене захотелось увести разговор в сторону.
— Сейчас расскажу тебе еще одну новость, про Саркисяна, вот только чаю заварю…
Пока Елена колдовала над заварочным чайником, смешивая три или четыре сорта чая в особых, одной ей известных пропорциях, Данилов допил пиво и успел пожалеть о том, что начал морализировать. «Тоже мне, тема для разговора за столом!» Пообещав себе больше никогда так не поступать, Данилов приготовился слушать историю Елены.
Усевшись за стол с чашкой в руках, Елена начала:
— Одиннадцатой бригаде дали вызов — женщина, восемьдесят два года, констатация смерти. В пятом часу утра. Игорек, конечно, удивился — можно было и до поликлиники подождать, но разные же бывают обстоятельства. Короче — прибыли на вызов. Язова он оставил в машине, а сам налегке потопал на третий этаж. Пришел, вымыл руки — ты же знаешь, какой он педант, — и пошел констатировать. «Где бабуля?» — «Вот, доктор, бабуля». Бабуля неподвижно лежит на спине, ровненько так, без складочек, укрытая одеяльцем, ручки вдоль тела, глаза закрыты. Божий одуванчик, по-другому и не скажешь… Саркисян ее за руку взял, тонус мышц проверить, и в этот момент одуванчик открывает глаза и таким неожиданно низким голосом, чуть ли не басом, говорит: «Вас, иродов, пока дождешься — подохнешь!» Представляешь? Игорек чуть в обморок не упал!
— Конец суток плюс фактор внезапности — можно и в обморок, — улыбнулся Данилов. — А что на самом деле было? Бабушкины родственники поторопились выдать желаемое за действительное или на Центре поводы перепутали?
— Диспетчер на приеме вызовов ошиблась. Перемкнуло в мозгах. На самом деле они на «плохо с сердцем» вызывали. Пришлось Саркисяну извиняться и идти за кардиографом и фельдшером.
— У Федулаева, когда он в поликлинике работал, был случай похлеще, — кивнул Данилов. — Однажды пришла к нему девчонка из заводского общежития с жалобами на боль в спине. Радикулит она симулировала весьма неумело и в пять минут была разоблачена и отпущена восвояси. С соответствующей записью в амбулаторной карте: диагноз — «Практически здорова». Через неделю Юрку на день сняли с приема и отправили на прививки. Назавтра он узнал, что вчера, когда его не было на приеме, в женскую консультацию при поликлинике обращалась та самая девица. В терминальном, можно сказать, состоянии — отеки, бледность, слабость и боли в спине. Заведующая женской консультацией заподозрила опухоль правой почки и по «скорой» пациентку госпитализировала. Затем пошла с картой к заведующей терапевтическим отделением, в котором трудился Федулаев, и подняла шум — терминальная больная была неделю назад у врача, а тот написал — «практически здорова». То ли вообще не осматривал, то ли непроходимо туп.
— На Федулаева это не похоже, — заметила Елена. — Он не дурак, да и не пофигист.
— Слушай дальше. Спустя два-три дня его заведующая позвонила в сто семидесятую больницу, куда госпитализировали эту девицу, и узнала, что она умерла. Онкология подтвердилась на вскрытии. Бедный Федулаев получил строгий выговор и все никак не мог понять — в чем его вина. Девчонку он осматривал, и та была в порядке. В полном порядке.
Данилов сделал паузу.
— Это все? — удивилась Елена.
— Нет! — Данилов вытаращил глаза и заговорил громким шепотом: — Спустя две недели, во время приема, дверь кабинета открылась, и оттуда дохнуло замогильным холодом… в проеме стояла она — та самая девица, умершая в сто семидесятой больнице… Медленно приблизившись к Федулаеву, она посмотрела на него своими ведьминскими очами и сказала: «У меня температура, доктор!»
— Девушка прислала в поликлинику вместо себя по своему полису какую-нибудь родственницу из ближнего зарубежья, — сказала Елена. — Я угадала?
— Да ну тебя! — возмутился Данилов. — Тебе рассказывать неинтересно! Обломала мне всю кульминацию! Я только приготовился рассказать, как затрепетало Юркино сердце, как на него повеяло могильным холодом, как он увидел зеленоватое свечение над головой своей гостьи… а ты все испортила!
— Она такая! — подтвердил Никита, принесший пустую тарелку. — Начнешь что-нибудь плести — сразу на чистую воду выведет!
— Плетут лапти! — отрезала Елена. — Но насчет чистой воды ты прав.
— А ты не хочешь вернуться на «скорую»? — спросила она мужа, когда после ужина они вместе смотрели мрачноватый английский фильм про странный экзамен без единого вопроса. — Если не хочешь работать на одной подстанции со мной, то это еще не значит, что нет других подстанций…
