Мария Метлицкая - То, что сильнее (сборник)
– Знаю, – бросил Ладька. Ему хотелось поскорее вырваться во двор.
– Не обижайся, сын, потом поймешь.
– Да ладно, дело ваше. – Ладька торопился на свободу.
– На вот тебе. – И отец протянул Ладьке три рубля – невиданное богатство. – Если что, заходи, я тут в семьдесят третьей, – рассеянно бормотал отец.
Ладька выскочил во двор. Стыдно было признаться, но он как-то не проиграл от этого дела. Отцу теперь будет не до уроков и дневников, а мать вообще про это забывает, и деньги подкидывают оба – жалеют, наверное, и чувствуют свою вину. И обеды мать перестала варить – надоели эти щи и макароны до смерти. И в кино среди недели пустили. «Да нет, ничего такого в этом нет, – подумал Ладька, гоняя по двору мяч. – Все даже совсем неплохо складывается».
Но щи и макароны с котлетами появились уже через три дня, а мать еще больше посуровела и взяла на работе еще полставки. Дома теперь ее почти не было.
Жизнь у Ладьки шла вроде бы и неплохая, вполне даже вольная и хорошая, пока однажды не увидел он, как через весь двор, наперерез, взявшись за руки, направляется Ритка-балерина, грациозно перебирая ногами в вишневых сапогах, смеясь и щурясь от весеннего солнца, а рядом – его отец в новых туфлях «Цебо», в расстегнутом по-молодежному плаще и сам какой-то незнакомый и молодой, даже на прежнего отца непохожий. Двор замер, и замерло Ладькино сердце, застучавшее где-то в горле. А они так и прошлись, смеясь и взявшись за руки, и всем стало как-то немножко неловко, как будто все они, весь шумный двор, подсмотрели что-то, что им и не собирались показывать. Когда те двое зашли в подъезд, бабки зашушукались, оборачиваясь на Ладьку, а Ладька еле сдерживал рыдание в своем маленьком детском сердце.
– Айда к метро за мороженым! – крикнула умная Алька Соткина и дернула Ладьку за руку. Она спасла тогда Ладьку от позора – разреветься в голос перед всем двором.
У метро купили цитрусовое за девять копеек и пирожки с повидлом. Алька шепнула ему на ухо:
– Не обращай ни на кого внимания, – и мудро, по-женски, вздохнула. – Все пройдет, Ладька, не б…
Отец заходил редко и всегда старался, чтобы матери не было дома. А однажды позвал Ладьку к себе. Ладьке было, конечно, интересно, как у них там все, и, смущаясь, он поднялся к отцу в его новое жилище. Комната у Ритки была крохотная, но какая уютная!
Занавески зеленые с ромашками и такой же абажур – низкий, над маленьким круглым столиком. В углу комнаты стояла тахта, Ладька почему-то отвел от нее взгляд. Ритка-балерина приветливо кивнула и вышла в коридор. А потом зашла с подносом. На подносе стояли коричневые керамические чашки, желтые внутри. На блюдце лежали сыр с большими дырками и маленькие печенья, пахнувшие корицей.
– Давай, Владислав, пить кофе! Любишь кофе?
Голос у Ритки был низкий, хрипловатый. И называла она его не домашним именем – Ладька, а по-взрослому – Владислав. И кофе предлагала тоже по-взрослому.
– Георгий сказал, что ты кофе не пьешь, но не лимонад же идти тебе покупать, – тихо рассмеялась она.
Ладька не сразу понял, кто такой Георгий, потом дошло – отец. Отец был какой-то чудной, молодой, рот до ушей – чудик, ей-богу. Ладька даже хмыкнул от пренебрежения. Кофе Ладьке не понравился, горький. Вот мать дома пила вкусный и сладкий кофе из высокой жестяной баночки с надписью «Напиток «Летний»». А вот печенья с корицей были хрустящие и нежные, прямо распадались на языке. Выпив невкусный кофе (слава богу, хоть чашка маленькая), Ладька встал, сказал «спасибо» и «мне пора».
– Дела ждут? – насмешливо осведомилась Ритка-балерина.
Ладька, смущаясь, кивнул.
– Заходи, сын, – как-то просяще сказал отец.
Ладька выскочил из квартиры с облегчением и твердо решил: ему там больше делать нечего. Во-первых, все, что надо, он увидел, ничего интересного, а во-вторых, и мать может на такие вот заходы обидеться. У них своя жизнь, у нас – своя. Вечером мать спросила:
– У отца был?
Откуда узнала? Ладька кивнул. Других вопросов мать не задала.
– Больше не пойду, – коротко бросил Ладька.
– Что, так не понравилось? – усмехнулась мать.
Ритку-балерину и отца вместе Ладька видел еще всего один раз. Шли они, уже не держась за руки, и почему-то уже не смеялись. Бабы на лавочке слегка поговорили, опять, мол, глаза мозолят, но уже как-то вяловато. Эта история постепенно потеряла свою актуальность. А мать – мать совсем замкнулась, здорово похудела, теперь юбки и пиджаки на ней болтались, Но почему-то она этому совсем не радовалась, а ведь раньше как мечтала похудеть! Зато курила еще больше и уже совсем не красила губы. Ладька смотрел на нее и тяжело вздыхал, думая о том, что вообще-то понимает отца, да и Ритка-балерина… Да что там говорить. Однажды у подъезда Ритка окликнула Ладьку с укором:
– Совсем к нам не заходишь.
Ладька пожал плечами.
– Пойдем, отца нет, он в командировке в Омске, я одна. Вот бублики купила и колбасы «Любительской», идем чай пить!
Ладька сглотнул слюну! Бублики с колбасой! Да еще с «Любительской»! Эх!
В маленькой комнате было все по-прежнему, только прибавился магнитофон «Комета» – несбыточная Ладькина мечта. Колбасу Ритка нарезала толстыми кусками, а бублики просто разломила пополам. Кивнула – лопай, не стесняйся. Была она какая-то грустная и поникшая. «По бате, видать, скучает», – решил Ладька, наворачивая колбасу.
Ритка пожевала немножко и откинулась на диванную подушку. Потом сказала:
– Вот так-то, Владик, такие дела.
Что это значит, Ладька не понял, но на всякий случай жевать перестал. Ритка помолчала, затянувшись тонкой сигаретой с золотым ободком, а потом произнесла:
– Не понимает меня твой отец, Владик. – А потом еще раз по слогам: – Не по-ни-ма-ет.
Ладька замер, на откровения он как-то не рассчитывал.
– Ну не могу я сейчас рожать, понимаешь?
Ладька кивнул.
– Не могу, да, лет мне немало, не девочка, но впервые появился какой-то шанс, пусть крошечный, но шанс, понимаешь?
Ладька в волнении сглотнул слюну и опять послушно кивнул. Первый раз взрослый человек доверял ему свою, да еще какую важную, тайну!
– Вот такие дела, Владик. А он ничего слушать не хочет. Он не понимает, что я прежде всего артистка, а уж потом все остальное. А он не понимает, говорит, что ему дико все это слышать. – Ритка горько усмехнулась и помолчала. – Не понимаю, чего ему еще надо? Есть же у него один сын – ты, правда?
С этим нельзя было не согласиться. И Ладька опять, как болванчик, кивнул.
– Ладно, иди, – негостеприимно закончила Ритка. Она встала, всхлипнула и ладонью стерла потекшую тушь.
Через неделю отец зашел к ним с матерью. Принес вафельный торт и деньги в конверте, сел и замолчал.
