Алексей Иванов - Общага-на-Крови
Общага просыпалась, когда он шел по коридорам. За дверями трещали будильники, шлепали босые ноги, звякали чайники. В блоках шумели краны, и там умывались, фыркали и охали. Отличник спустился в вестибюль и вежливо поздоровался с бабкой Юлькой на вахте. Бабка Юлька только что заступила на дежурство и зевала.
Мусорные контейнеры стояли в дальнем углу асфальтовой площадки за углом. Площадку по диагонали надвое разделяла ровная линия тени от общаги. Под стеной была серебристая синева, дальше — серебристое сияние. Отличник яростно вывалил мусор в ящик и еще поколотил кулаком в донышко ведра. Когда он развернулся и пошел обратно, диагональ тени на асфальте была пересечена вертикальным силуэтом. Улыбаясь и жмурясь, Отличник поднял голову, чтобы рассмотреть, кто это стоит на крыше. В тот же момент девочка, к которой ночью ломился Ринат — а на крыше была именно она, — сделала шаг через парапет и полетела вниз.
И Отличник взмахнул руками, выпустив ведро, которое с грохотом покатилось по асфальту. Тело Отличника изогнулось, словно пыталось избежать страшного удара, словно Отличник хотел поймать эту девочку и бережно поставить на ноги. Но она летела вниз, а окна общаги летели вверх мимо нее. И Отличник успел представить, как дугой качнулся ее позвоночник, когда она сделала свой шаг. И в маленькой дуге, которую описала ее голова, уходя за грань крыши в невесомость, и в огромной дуге, что описал ее взгляд, уже были все дуги мироздания — меридианы, мосты, радуги, Млечные Пути. Но она все равно летела вниз, слишком поздно почувствовав, что сейчас начнется смерть, и желтые, как вечность, кирпичи общажной стены ручьем струились в зенит. Тогда от страха она скорчилась в воздухе, закрыв лицо руками, но все равно, пусть даже ничком и молча, молча, молча, все равно падала, пока асфальт, разрастающийся под ней, не распростерся во всю вселенную и она, как живой метеорит, не ударила в него своим телом.
Она была одета в какую-то легкую блузку и юбку, на ногах — полосатые носки и тапочки, в волосах — заколка. Воздух растрепал ее блузку, сбил набок юбочку, сорвал одну тапку, дыбом поднял волосы. Она упала все в той же позе — с закрытым руками лицом, ничком, чуть подогнув колени. Она ударилась об асфальт, и нижняя половина тела, выгнувшись в талии, подлетела обратно вверх и снова упала, а верхняя — голова, плечи, руки, грудь — словно приклеилась к асфальту и не вздрогнула. Девочка осталась лежать рядом с двумя мокрыми следами от автомобильных колес под высокой стеной общаги.
Отличник постоял, мигая, открывая и закрывая рот, и медленно, как сквозь воду, двинулся к ней. При каждом шаге земля словно бы проваливалась под его ногами. Качаясь, он приблизился и опустился на колени. Глаза девочки были закрыты, губы сомкнуты, волосы облепили лоб и щеки. Голова, как крутое яйцо, упавшее со стола на пол, казалась плоской с той стороны, какой лежала на асфальте. Вокруг пестрели черные капельки. С правой стороны лба к правому виску бежала алая трещинка. Руки и ноги выглядели совершенно целыми, они были живые, незагорелые, свежие, теплые. Юбка задралась, обнажив ляжки и чистые белые трусики. Ноги были подогнуты так естественно, словно девочка лежала в своей постели.
Отличник трясущейся рукой коснулся ее мягкого плеча, будто хотел разбудить, но боялся этого. И вдруг веки девочки поползли вверх, оголяя пустые глазные яблоки, губы расклеились, и вместе с кровью с них сорвался кусочек зуба.
— М-мама… — прошептала девочка.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Место самоубийства быстро обступила полуодетая толпа. На балконах до самого девятого этажа стояли зрители — девушки в запахнутых халатах поверх ночнушек, голые по пояс парни. Везде открывались окна, из них высовывались обнаженные плечи и лохматые головы. Взглянув, полуодетые люди из толпы уходили, чтобы через три минуты вернуться одетыми, и толпа постепенно обрастала одеждой. Гапонов в майке и трико суетился вокруг девочки. Он встал на колени, взглянул в ее открытые глаза без зрачков, поднес палец ко рту, желая, видимо, почувствовать дыхание. Возле головы девочки уже натекло много крови, такой яркой в это яркое утро, и два тонких ручейка хищно потянулись к ногам толпы от волос девочки, словно тени дьявольских рожек. Гапонов вскочил и, матерясь, стал расталкивать людей, освобождая пространство вокруг тела.
— Не подходи, лядь, разодись! — орал он. — До ментовки трогать нельзя! Отоди на два метра, блин, сказал же! Отоди, козел!..
Отличник тупо стоял в толпе, и тут Гапонов его увидел.
— Ты свидетель? — сразу спросил он.
— Чего? — с внезапной жуткой злобой вдруг ощерился Отличник.
— Как она прыгнула, — не замечая злобы, пояснил Гапонов.
— Я, — глухо сказал Отличник.
— Сама она или столкнули?
— Сама, — тщательно выговорил Отличник.
— Значит, самоубисво, — быстро сделал вывод Гапонов.
— Она хоть жива?.. — спрашивали из толпы.
— Помрет сечас! — яростно крикнул Гапонов. В чистом, просторном небе лучился солнечный свет, сиял по всей земле. Стояли дома. Проезжали машины. На остановке разгружался троллейбус. В липе чирикали воробьи. Толпа вполголоса гомонила, и Отличник слушал ее шум, не оглядываясь на говорящих.
«Что случилось?» — «Девчонка разбилась». — «Убили?..» — «Говорят, сама». — «Откуда?» — «Говорят, с крыши…» — «Девятый этаж…» — «Господи!» — «Все, покойница…» — «Вроде жива еще». — «Глаза хоть бы закрыли…» — «А чего лежит-то?..» — «Простыню надо…» — «Сказали, дышит еще». — «В сознании?..» — «Мамочка, она же с нашего курса!..» — «Убили?! » — «Нет, я ее не знала». — «С девятого этажа — это все, конец». — «Крови-то сколько…» — «Чего не поднимают?» — «Кто-то видел, как?..» — «Вроде кто-то видел…» — «„Скорую" ждут, что ли?..» — «А позвонили?» —
«Она на третьем этаже жила…» — «С третьего этажа так разбилась?..» — «У нас в доме в прошлом году мужик с пятого этажа упал, и ни фига». — «Сама, что ли?..» — «Ментовка сейчас приедет». — «А как звали-то ее?» — «Вроде дышит еще…» — «Все равно умрет». — «Убиться и с первого этажа можно…» — «Господи, какая дурочка!..» — «Из-за чего она?» — «В этой общаге уже который случай…» — «А родители-то как?..» — «Боже мой!» — «Димка, я не могу смотреть…» — «Хоть бы юбку задернули…» — «Молоденькая еще…» — «Она из нашей общаги, да?» — «Если сама, было, значит, из-за чего…» — «Ментовку ждут, не велели трогать». — «Осторожно, по ногам как по асфальту!..» — «Давно это было-то?» — «Не знаю, что с родителями будет…»
Кто-то плакал в толпе. Отличника задели за локоть, и он оглянулся. Рядом стоял красный, страшный Ванька, а с ним — бледная Нелли в туго затянутом на поясе халате.
