Макар Троичанин - Романтические порассказушки
Всю ночь он уничтожал следы своего пребывания на острове, сбрасывая в море и сжигая на костре свои вещи, оставив только чистую одежду. Остальное быстро и тщательно доделают джунгли. Потом до рассвета, стоя на коленях, молился, не мимоходом, как всю жизнь, не вникая в суть слов, а искренне прося прощения у Бога и Марии, у давно оставивших земную юдоль отца и матери, у всех, к кому был несправедлив, так или иначе перешёл дорогу. Потом лежал с невидящими открытыми глазами, спокойно ожидая своего часа, к которому шёл все последние годы.
Бордово-красное затуманенное солнце не торопилось выглянуть из-за серо-синих туч на горизонте, оттягивая трагическое время. В конце концов, долг перед всем живым пересилил жалость к одному, и оно выдало первые тусклые лучи, предвещающие близкое ненастье. Тогда Рой поднялся и медленно пошёл на свою избранную Голгофу. Опустив глаза, он прошёл на самый край утёса, встал над обрывом в водоворот, медленно повернулся к Лете и отчётливо произнёс самое главное в жизни:
- Здравствуй, Лета! Прости меня!
На мгновенье он увидел, как согласно сверкнули её знакомые бездонные тёмно-синие, как океанские впадинки, глаза и, облегчённо улыбнувшись, откинулся всем телом назад. Прилетевший следом Пэр, нигде не найдя Роя, уселся на плечо Леты, спрятал голову под крыло и удручённо затих.
Прошло много лет. Среди моряков Океании неизвестно от кого пошёл и распространился на весь Океан слух о туземном тотеме, грубо вырубленном из цельного красного дерева в виде женщины с выпяченными грудями и сапфировыми глазами и поставленном неизвестно кем на маленьком необитаемом островке. Стоило бросить с утёса в водоворот внизу монетку, прикоснуться к деревянной женщине и вслух послать привет любимой матери, женщине, дочери, как те услышат и будут знать, что моряк жив, любит их и обязательно вернётся. Что это так, подтвердили свидетели с обеих сторон. Если не верите, убедитесь сами: 153 градуса 30 минут западной долготы и 22 градуса 30 минут южной широты.
Я увижу и море, и солнце
Совсем ещё юная девушка, только-только вступающая во взрослую жизнь, одиноко сидела на садовой скамье, вольготно положив ногу на ногу. Обессиленно откинувшись гибким станом, обтянутым серебристо-серым платьем, на спинку скамейки, вытянув поверх спинки руку и положив на неё голову, утяжелённую густыми светло-русыми локонами, она отрешённо смотрела в невидимое пространство большими широко открытыми тёмно-синими глазами, такими тёмными, что зрачки еле угадывались.
Было тихо и душно. Предвечерний зной жаркого летнего дня скапливался под кронами могучих вязов, прячущих от изнуряющего жара перегревшегося оранжевого солнца, затянутого дрожащей переливающейся белёсой дымкой, уединённую скамью с маленькой девушкой и пустынную узкую аллею, уходящую одним концом в жар за каменные ворота, а другим упирающуюся в большой двухэтажный деревянный дом с широким крыльцом, выбеленным палящим солнцем. Утомительно-сонливое состояние овладело всем: и деревьями с кустами, изнеможённо свесившими ветви в сизых свернувшихся листочках, и жаростойкими полевыми цветами, уронившими розетки, потерявшие яркую расцветку, в спасительную траву, и выцветшим серо-голубым небом, опустившимся почти до верхушек вязов. Всё предвещало скорую грозу.
И ни звука! Только прерывистое натужное жужжание какого-то жука, перелетающего с травинки на травинку в поисках укромной прохлады, да короткий резкий стрёкот кузнечика, забившегося под обвисший лист лопуха, и где-то далеко-далеко глухой голос кукушки, торопливо отсчитывающей кому-то предназначенные судьбой годы.
Но вдруг томительную тишину нарушил новый звук.
- Здравствуй! – послышался негромкий молодой голос приятного баритонального тембра, заставивший девушку с усилием поднять отягощённую духотой голову и повернуть на голос бледное лицо с выступившими мелкими бисеринками пота.
- Кто ты? – спросила она, ничуть не испугавшись нежданного и неведомого пришельца. – Присаживайся, - и отодвинулась на край скамьи. Подождала, пока гость неслышно и осторожно займёт предложенное место, и полюбопытствовала, прогоняя расслабляющую скуку: - Откуда ты? Чем занимаешься?
Он слегка замялся с трудным ответом.
- Кто я? – переспросил сам себя, и по удивлённой интонации голоса можно было понять, что и сам никогда не задумывался о своей сущности. – Даже и не знаю, как назваться… - протянул неуверенно. – Наверное… странник… - и даже улыбнулся, найдя точный ответ. – Да, странник! – подтвердил решительно. – Хожу по земле и смотрю на мир. Радуюсь природе, не переставая восхищаться её красотой и удивляться её рациональности и гармонии во всём, когда каждый росток зависит от другого, и все растут и развиваются, не угнетая друг друга. Учусь видеть прекрасное и доброе и радуюсь, когда вижу зарождение и расцвет новой жизни и новых красок. Учусь и пытаюсь научить людей видеть это.
- Не понимаю, - засомневалась девушка, - как можно учить людей тому, что они и так умеют, - и недовольно отвернулась от голоса. – Они видят то же, что и ты, разве не так?
Странник чуть слышно усмехнулся.
- То же, да не то, - возразил твёрдо и уверенно.
- Так объясни! – вскипела девушка. – И не говори со мной, как со школьной дурочкой!
- И не думаю, - успокоил учитель. – Знаешь, - попытался объяснить проще, - чем больше хожу, тем больше убеждаюсь, что разные люди видят окружающий мир и природу по-разному. Для одних, к сожалению, немногих, молодая берёзовая роща напоминает дружную ватажку молодых девчат, выбежавших на зелёную полянку для хороводов и игр, а для других, и их число всё увеличивается, роща – всего лишь удобные для заготовки и продажи дорогие берёзовые дрова. Для первых луговые травы с радужьем цветов – волнующееся под ветром сухое море, для вторых – только богатый корм для скота. Лишь для немногих выбежавший из комариного леса красавец-олень с тяжёлой королевской короной разветвлённых рогов – символ изящества и красоты, для большинства же – экзотическое мясо, а рога – вешалка для шляп. Одни ходят на ток, чтобы слушать глухариные песни и любоваться царь-птицей, другие – чтобы убить, не видя красоты, и съесть. Мало кто чувствует себя сородичем растительных и животных собратьев, больше – врагами. Очень и очень немногие…
- Хватит! – решительно прервала девушка разошедшегося обличителя. – Довольно! – и даже выставила руку ладонью наружу, защищаясь от язвительного потока слов. – Я поняла тебя. – И грустно, с тоскливыми нотками в напряжённом голосе спросила: - Но почему они такие? Почему не любят и не берегут своего главного и общего жилья?
- Почему? – Странник имел дурную привычку повторять вопросы. – Ясно почему: от хорошей жизни.
- Опять ты со своими загадками! – снова и вполне обоснованно возмутилась девушка. – Выражайся, пожалуйста, понятнее.
Загадочник тихо, журчаще, рассмеялся.
- Куда уж понятнее, - и, уняв добродушный смех, пояснил: - От хорошей бытовой жизни, которую принесла цивилизация, они слепнут. Это она, облегчая быт, отрывает людей от природы, заставляя развивать разум в ущерб душе и порождая тем самым эгоизм во всех проявлениях человеческой жизни. Каждый старается жить для собственного благополучия со всё увеличивающимися запросами, стремится урвать у природы кусок побольше и пожирнее, не заботясь ни о будущем, ни, тем более, о соседях, что плодит всеобщее зло и равнодушие и к общему месту жительства, и к обществу себе подобных. Для таких любые путешествия по самым красивым заповедным и историческим местам превращаются в обыденные хождения по тамошним барахолкам. – Расстроенный людской близорукостью защитник прекрасного глубоко вздохнул. – Как ни горько и кощунственно сознавать, но порой кажется, что божественный создатель совершил крупную и непоправимую ошибку, родив человека. Без разумных людей Земля и природа процветали бы вечно.
Девушка стремительно поднялась, услышав последние жестокие слова.
- Так ты не ангел? – вскричала она с негодованием и досадой. Твёрдая мужская ладонь, накрывшая её ладошку, подтвердила догадку. – Как же ты учишь видеть прекрасное, если у самого перед глазами безысходная тьма? – Красивое лицо её, обезжизненное бледностью и неподвижными зрачками, исказилось гримасой горькой обиды за обманутые надежды. – А я-то обрадовалась: думала, ты пришёл ко мне и вернёшь мне мои глаза, дашь взглянуть на мир по-твоему. Ты смеёшься? – услышала она смех телесного странника. – Смеёшься над моими детскими несбыточными мечтами?
- Нет, - серьёзно и твёрдо ответил не оправдавший надежд целитель. – Я радуюсь твоему яростному желанию избавиться от недуга. Но стоит ли?
