Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун
Глава четвертая
Зритель как герой
I
Написание дневника отняло у Муна много времени. Он сидел на кухне и печатал. Джейн домой не вернулась.
Между предложениями он раздумывал, иногда подолгу, пытаясь вспомнить позабытые разговоры, но мог проследить лишь общее развитие событий, в которые больше не верил. Лорд Малквист дал ему понять, что дневник должен скрывать свою денежную подоплеку, — это должен быть якобы личный дневник, в котором девятый граф играет случайную, хотя и главенствующую роль. Но Мун решил не упоминать ни бомбу, ни смерть Мари и генерала. Он полагал, что генерал тоже умер. Пока он печатал, бомба лежала у его локтя и довольно тикала, металлический ключ уходил в плоское днище, медленно, словно часовая стрелка, поворачиваясь в сторону забвения. Мун точно не заметил, когда нажал пусковую кнопку, но подсчитал, что время у него есть примерно до десяти или половины одиннадцатого утра. Спешить некуда.
* * *Когда охватившее его записную книжку пламя погасло, Мун изумленно уставился на три тела на ковре (только Воскресший Христос подавал какие-либо признаки жизни — вдруг начинал бормотать, невнятно протестуя), уселся посреди лестницы в центре дома, прижал к себе бомбу и сидел тихо, как мышка, пока часом позже вода из переполненной ванны не проложила себе путь по устилавшему лестницу ковру и не добралась до него.
Сырость просочилась в его оцепенение и привела его в чувство. Он замерз. Он поднялся и почувствовал ступнями холод. Из ковра выжималась вода и смягчала засыхающую рану. Наверху ему пришлось идти вброд. Закрыв краны, он опять почувствовал, что мнимую тишину нарушает безмолвие.
В спальне он оделся очень тщательно, как будто одевал кого-то другого, кто был им. Серый костюм (его лучший, для встреч с аристократией) мокрой грудой валялся на полу. Он выбрал наугад одну из трех пар брюк и один из двух пиджаков, висевших в шкафу. Одевшись, он прохромал вниз, сжимая бомбу. Порезы на руках и на лице засохли. Нога еще побаливала, но он втиснул ее в туфлю, не разматывая платка, так что хвосты узла бились о голую лодыжку. Он проголодался.
На кухне в раковину хлестала вода из крана, но потопа не было. Пылали горелки, тихо рокотала колонка. Мун положил бомбу на стол и утихомирил кухню. Бомба тикала тихо и мягко, будто ее завернули в байковое одеяло. Мун попытался подражать ей, легонько цокая языком о нёбо.
На столе красовалась неряшливая куча банок свинины с бобами. Мун вскрыл две банки и вывалил содержимое на сковородку, к которой прилипли холодные жирные бобы с прошлого раза. Он включил плиту, подошел к окну и вдохнул деревенский воздух, который накатывался к нему от далеких холмов через длинную серую лужайку.
Покончив с едой, Мун вернулся в гостиную. Воскресший Христос все еще пребывал в пьяном обмороке, но уже храпел. Генерал лежал у кресла, вздыбив окровавленные волосы. Мун едва взглянул на него, а вот на Мари смотрел несколько секунд. Вся ее верхняя одежда сбилась в жгут под ребрами. Голый живот выглядел гладким и живым, будто вот-вот втянется воронкой пупка. Мун посмотрел на него. («Ты спокойна, ласкова, молода и мила, и я предсказываю тебе долгую счастливую жизнь, если тебе не прострелят твою маленькую грудку».) Он наклонился поправить ее платье, одернул до колен юбку.
Он взял с письменного стола чистый лист бумаги и отыскал затерханную копирку. Взвалил кучу бумаги на портативную пишущую машинку, отнес все это на кухню и поставил машинку рядом с бомбой. В какое-то мгновение от воспоминаний его на микросекунду охватил смертельный ужас, и страх вернул его к жизни. Он заглянул в прихожую и прокрался к лестнице. Посмотрел наверх, но никого не увидел. У двери в гостиную опять замер, впрыгнул в комнату и резко заглянул за дверь. Никого. Мун подошел к Воскресшему Христу и пнул его в спину.
— Вставай, — сказал Мун. — Ты не спишь.
Воскресший Христос лежал неподвижно.
— Ты притворяешься, я знаю. Ты встал и выключил музыку.
Воскресший Христос продолжал дрыхнуть с раззявленным ртом.
— Кто выключил музыку? — рявкнул Мун.
Он оглянулся. Шкала радио мерцала зеленым. Кнопка на проигрывателе горела красным. Он вспомнил, что вертушка проигрывателя останавливается автоматически. Когда он включил приемник, голоса и музыка смешались. Он вернул иглу на место и услышал, как станция с тихим потрескиванием исчезла из эфира.
Мун вернулся на кухню и принялся печатать свой дневник.
«29 января. По своей привычке проснулся поздно…»
Печатал он плохо, а когда приходилось обдумывать предложения, обнаружил, что у него нет стиля и все выходит напыщенным. Он решил, что для его целей это сгодится. Но утрата записной книжки изрядно все затрудняла. Что-то он не мог вспомнить: краткую речь лорда Малквиста перед домом умирающего героя; цвет его смокинга; разговоры о его книге, жене, оладьях. Все это Мун запамятовал и был достаточно честен, чтобы чувствовать себя виноватым. Он полагал, что результаты работы первого дня придутся девятому графу не по вкусу. Джейн вернулась домой голая и зареванная. Он соблазнил ее стоя, прижав к стене.
И тут его разбудил Воскресший Христос.
Он тряс Муна за плечо, что-то безумно бормоча.
— Эй!
Мун сел на стуле. Он уснул за столом. Чувствовал он себя отвратительно, лицо затекло и побледнело.
— Эй! Тут произошло смертоубивство! Говорю вам, по всей лавочке валяются трупы!
— Ничего страшного, — сказал Мун. — Я в курсе.
Он подошел к раковине и плеснул водой в лицо. Нога затекла и болела.
— Тогда кто это сделал?
Мун прохромал мимо него в гостиную. Все краски в комнате выглядели выцветшими. Мари и генерал лежали там, где он их оставил. Повсюду валялись осколки разбитой бутылки и овчарки. Мун не знал, что делать.
«Для таких случаев должна быть специальная служба. Пришлите сюда несколько парней, пока не вернулась моя жена. Трупы ее раздражают. Они и меня раздражают. Не хочу иметь с этим ничего общего. Я буду наверху, а когда спущусь, все должно быть в порядке. Чек пришлю по почте».
— Это не я, так-растак, я человек мирный.
— Ты был пьян, — сказал Мун. — Откуда тебе знать?
Воскресший Христос посмотрел на него и в долгом дружеском отрицании выпустил из щек воздух. Он покачал головой:
— Что я… слушьте, я никогда их прежде не видел.
— Не бери в голову, — сказал Мун. — Избавься от них и прибери здесь. Моя жена скоро вернется.
— Избавиться от них?
— Да. Я буду наверху, чек пришлю… я тебе заплачу.
— Обождите минутку, ваша честь, обождите минутку — от тел не так-то легко избавиться. К тому же при чем тут я, я их вовсе не убивал.
— Я этого и не говорил.
— Правда? — Воскресший Христос с надеждой и мольбой посмотрел на него.
— Я сказал, что если бы их убил ты, ты бы этого не знал, потому что был пьян.
— Но я не убивал.
— Тогда все в порядке. Я звоню в полицию.
— В полицию? Да, еще минутку, сэр, я не знаю, что мне…
— Они знают, что делать, — сказал Мун. — Это их работа.
Он выглянул в окно. Начинало светать. Осел стоя спал у ограды.
— Слушьте, я хочу сказать, у меня нет опыта… я не знаю, как это сделать, — сказал Воскресший Христос.
— Это довольно легко. Просто вытащи их на улицу, найди какое-нибудь место и там брось.
Воскресший Христос опять покачал головой:
— Ничего я в этом не понимаю. Нельзя же ходить по улицам и таскать вот так тела.
— Не думаю, — сказал Мун. Он так не думал. Несмотря ни на что. — Мне надо здесь прибраться, — добавил он.
Мун сдвинул к стенам всю мебель с ковра. Подтащил генерала к Мари и набросил на них ковер. Так-то лучше. После долгой возни ему удалось довольно туго завернуть оба тела в ковер.
— Принеси веревку.
Воскресший Христос осмотрелся, пытаясь понять, где в комнате лежит веревка.
— А где вы держите веревки, ваша честь?
— Мы не держим веревок, — сказал Мун. — Не знаю.
Он раздраженно прошел на кухню. Он никогда нигде не видел ни кусочка веревки. Поднялся наверх и вернулся с поясом от халата Джейн и с кожаным ремнем. Он перевязал свернутый ковер с обоих концов, соорудив семифутовую рождественскую шутиху.
— Вот так, — сказал Мун. — Поехали.
Воскресший Христос бросил на него испуганный взгляд и замямлил:
— Я не могу… я не… не думаете же вы…
— На осла, — сказал Мун.
Он ухватился за один конец ковра, а Воскресший Христос с сомнением взялся за другой. Концы оторвались от земли довольно легко, но середина покоилась на полу.
Они выпустили концы.
— Приведи осла, — сказал Мун.
— Привести? Куда?
— Сюда. Приведи.
Воскресший Христос выглядел так, будто вот-вот расплачется. Но он вышел, а Мун уселся на ковер. Вспомнил, что сидит на Мари, поэтому встал и посмотрел в окно на Воскресшего Христа. Тот за уздечку втягивал осла по ступенькам. Осел вошел в комнату и встал у камина, чувствуя себя как дома, словно в детской сказке. Мун и Воскресший Христос боком взвалили ковер ослу на спину. Он угрожающе закачался.
