Павел Волков - Ложь креационизма
А этого и не могло быть. Это иллюстрирует иной закон эволюции — закон необратимости эволюции, сформулированный американским палеонтологом Л. Долло. Древние предки всех четвероногих (не забудьте, что киты тоже четвероногие, — но не по факту (у них только два парных плавника), а по происхождению) утеряли жабры: земноводные — во взрослом состоянии, прочие четвероногие — совсем. И возврат уже невозможен, хотя киту, ламантину, морской змее и водяным (морским и пресноводным) черепахам жабры были бы выгодны.
Но вернёмся к книге Х. Я.
Стр. 117:
«Виды всегда постоянны».
Это высказывание приводит Норман Макбет, ещё один из «ниспровергателей» эволюции.
Обратимся к Кэрроллу (глава 22). Она посвящена как раз механизмам эволюции:
«Среди таксонов более высокого ранга [нежели видовой] описан постепенный переход между родами на основе 600 экземпляров приматов из эоценовых отложений мощностью примерно 700 м, отражающих отрезок времени порядка 4 млн. лет. (Rose, Brown, 1984). Один из примеров — заметное изменение зубной системы в ряду от Tetonius homunculus до Pseudotetonius ambiguus. Ничто не говорит о различиях в скорости эволюции на протяжении данного перехода, он постепенный и плавный. Отмечены изменения многих признаков, причём не всегда синхронные».
Этот текст наглядно иллюстрирован серией рисунков, отражающих указанные изменения.
Видовую эволюцию в пределах одного рода автор иллюстрирует выдержкой из работы, посвящённой изучению древних слонов рода Elephas. Также на примере слонов рода Primelephas иллюстрируется происхождение нескольких новых родов (в примере со слонами — родов африканский слон (Loxodonta), азиатский слон (Elephas) и мамонт(Mammuthus)). Далее автор приводит слова, имеющие прямое отношение к данной теме:
«Обратив внимание на анатомические детали, а не на таксономические обозначения, можно видеть, что слоны служат прекрасным примером существенных морфологических различий внутри вида, при переходе от вида к виду внутри рода и от рода к роду в рамках семейства».
Так что утверждение о неизменности видов беспочвенно и недоказательно. Конечно, от петуха не может произойти козёл (этим «примером» блеснул как-то американский православный священник Иоанн Санфранцисский), но можно ожидать появление через несколько сотен тысяч лет иного вида диких кур (если человек в своей алчности и глупости не истребит исходный вид прежде, чем это произойдёт).
Приводимый Макбетом пример «невозможных» изменений — чёрный тюльпан — уже давно выведен селекционерами. Конечно, он чёрный не от меланина, а от очень большого количества антоциана. А вот невозможность селекции голубой розы доказана генетиками. Нет у розы в цепочке синтеза пигментов голубых или синих производных. Кстати, среди диких видов роз нет представителей с голубыми цветками. Чтобы роза получила голубые цветки, её система синтеза пигментов должна упроститься до уровня, присущего предкам группы растений, к которым принадлежит роза, а затем развиваться по другому пути. Но окраска цветков нужна в первую очередь насекомым-опылителям. Значит, чтобы в дикой природе произошёл процесс изменения окраски розы с розовой на голубую, роза должна вначале потерять (а как?) нынешних опылителей (а выгодно ли это для выживания?), а затем терять из поколения в поколение окраску (а как в это время будут привлекать иных опылителей цветки?), и только затем приспосабливаться к новым опылителям, предпочитающим иную окраску цветков, вырабатывая голубые пигменты. Но это невозможно, потому что эволюция не определяется какой-то целью, которая будет достигнута в течение длительного времени. Эволюция подразумевает приспособление вида к конкретным условиям существования и адаптацию (или вымирание) при изменении этих условий. У эволюционирующего вида нет «переходного периода» на адаптацию. Она должна осуществляться немедленно.
— Хорошо, — сцепив зубы, скажет антиэволюционист, — виды могут происходить друг от друга. А как объяснить появление родов, семейств и отрядов? Ведь различия между их представителями больше видовых.
Ответим и на этот вопрос, цитируя опять-таки Кэрролла, главу 22:
«…виды разных семейств должны отличаться сильнее, чем виды разных родов одного семейства, виды разных отрядов — сильнее, чем виды разных семейств одного отряда, и т. д. Подобное впечатление может оказаться и верным, если рассматривать только современные формы, но когда речь идёт о начальных этапах радиации крупных таксонов, это явно не так… Уилсон (Wilson, 1971) описал прогрессивную эволюцию примитивных селенодонтных парнокопытных, у которых популяции одного раннего вида дали представителей разных родов, а затем и семейств.
Относительно полно документирована крупномасштабная радиация копытных в самом конце мела и начале палеоцена. Тогда из единственного семейства древних кондилартр всего за 2 — 3 млн. лет дифференцировалось 16 самостоятельных отрядов (Van Valen, 1978)…
С точки зрения изменчивости и дифференциации картина, наблюдаемая на ископаемом материале этих предковых групп, почти не отличается от схемы радиации в кайнозое представителей множества других семейств. Наиболее существенно здесь то, что многие виды и роды на следующих этапах радиации представлялись представителями разных семейств и отрядов. На уровне особей и видов эволюция ранних кондилартр выглядит не особенно отличающейся от типичного микроэволюционного процесса. Различия заключаются не в самих видах, а в возможностях, реализованных потомками».
Иными словами, дальние предки слонов, лошадей, оленей, дюгоней, даманов, носорогов, быков и других копытных различались между собой не более, чем виды одного семейства или рода.
«Процессы, ведущие к дифференциации, одинаковы независимо от того, обречён дочерний вид на вымирание, или даст начало новому отряду. Таксономические группы более высокого ранга можно выделить лишь по прошествии времени, когда ряд последующих этапов дифференциации приведёт к появлению множества производных таксонов».
Стр. 117: приводится фраза из журнала «Scientific American»:
«Множество бактерий были наделены генами устойчивости ещё до начала использования антибиотиков. Учёные не знают причины появления и существования этих генов».
Странное высказывание для научного журнала. Оно явно показывает средний уровень американца — человека весьма недалёкого. Давайте задумаемся, когда на Земле появились антибиотики? Ясно, что они намного старше людей. Не смейтесь, сторонники творения. Лучше вспомните историю открытия Флемингом первого антибиотика — пенициллина. Он был выделен из зелёной плесени — грибка Penicillum. Неужели бактерии столкнулись с этим грибком только в лаборатории Флеминга? Конечно, нет! Множество живых организмов вырабатывает биологически активные вещества, подавляющие рост бактерий. Приспособление к этим веществам идёт миллионы лет. Так что на первые, подобные пенициллину, антибиотики, бактерии нашли защиту.
А вот к новым, не имеющим природных аналогов, антибиотикам, бактерии приспосабливаются дольше. Например, антибиотики сульфаниламидного ряда оказались более действенными, чем аналоги пенициллина. А быстрота приобретения «иммунитета» здесь кажущаяся. Просто бактерии очень быстро размножаются, и смена поколений у них идёт гораздо быстрее, чем, к примеру, у позвоночных. К тому же, у бактерий имеется способ прямого переноса наследственной информации от одной особи к другой через фрагменты плазмидной ДНК.
Также быстро размножающимися видами являются насекомые. Поэтому неудивительно то, что они быстро вырабатывают устойчивость к искусственным ядам. В природе многие растения защищаются от травоядных с помощью ядов. Иногда, конечно, насекомые приспосабливаются настолько, что свободно едят ядовитые растения (примеры — олеандровый бражник (Deilephila nerii), гусеницы которого поедают листья смертельно ядовитого для позвоночных кустарника олеандр (Nerium oleander), и бабочка-монарх (Danaus plexipus) из Америки, чьи гусеницы едят ядовитый ваточник), но это ещё не означает мир растения с насекомым. Растения постоянно вырабатывают новые яды, но этот процесс незаметен одному, и даже многим поколениям людей, поскольку он очень медленный, как и большинство эволюционных процессов. Но иногда эволюционные изменения очень быстры.
«Уникальный пример выработки новой адаптации на протяжении одного поколения людей буквально обошёл всю научную литературу: приспособление калифорнийского кузнечика Romalia microphtera к гербициду 2,4-дихлорфенол. В его популяции возникли и распространились особи, которые не только нейтрализовали яд, как это часто происходит и в других популяциях насекомых. Мутантные особи оказались способными трансформировать 2,4-дихлорфенол в ещё более ядовитое вещество — 2,5-дихлорфенол, которое образуется при соединении 2,4-дихлорфенола с секретируемыми кузнечиком веществами. Благодаря этому кузнечик стал неуязвим для своих врагов — хищных насекомых и птиц».
