Геннадий Прашкевич - Русская мечта
Еще поражали цены.
«Представляешь? – потрясенно вскидывал руки отец. – Жирный спекулянт арендует вагон и везет в Ташкент обского судака. Там продает, а домой возвращается с фруктами и с овощами. На продажу, понятно».
«Круговорот веществ в природе».
«Но доход! Доход! Кому идет доход?… Ты подумай! Частнику! В университете зарплату не выдают по полгода, шахтеры питаются одной гречкой, а спекулянты обогащаются, – задыхался отец. – Ты послушай, чего люди требуют на митингах!»
«А чего они требуют?»
«Переименования улиц! – искренне ужасался отец. – Требуют снять таблички с именами канонических героев, восстановить старорежимные. Если никто не хочет знать известных имен… – выпуклый глаз профессора Колотовкина нездорово поблескивал. – Да если бы только это! Недавно в какой-то бульварной газетенке распечатали телефоны томского УКГБ. Дескать, эти отделы занимаются незаконным сбором информации о вашей личной жизни! Но так нельзя! Это разглашение государственной тайны!»
Виталий отмахивался.
Меньше всего он думал о государственных тайнах.
Зато каждый день звонил в Благушино. Павлик Мельников орал в трубку: «Болот в Сибири больше, чем пустынь в Африке, а клюквы не найдешь ни в одном магазине! Давай, давай торопись, Виталик!»
2
Друзья Павлика, впрочем, казались Виталию странноватыми.
Например, Лола. Она часто звонила ему домой. Голос звучал красиво, но, как писали в старинных романах, при личной встрече незнакомка оказалась нехороша собой. Зато голос необыкновенный.
– Нынче такую обувь не носят.
Лола могла и не выпячивать презрительно нижнюю губу, это не делало ее красивей, но она упрямо выпячивала. Подумаешь, тоненькие ножки, знала о себе, зато эротичны, подчеркнуты тонкой французской юбочкой! Подумаешь, как у белки, оттопыренные ушки, зато прическа – что надо, и золото высшей пробы в оттянутых мочках!
– Нынче такую обувь не носят, – повторила.
– В Благушино носят, – возразил Виталий.
– Это потому, что у вас там ногой ступить некуда, везде одно говно, – заявила Лола. – В Пассаже ты ничего хорошего не найдешь. Могу указать местечко.
– Но там, наверное, цены?
– Да уж не как в Благушино.
– А зачем мне это?
– Павлик просил.
– Обуть меня?
– И обуть, – подтвердила Лола. – И одеть. И приобщить к делу.
– И все за просто так?
– За просто так ничего не бывает, – подтвердила Лола опасения Колотовкина-младшего. – Вес веществ, вступивших в реакцию, всегда равен весу веществ, получившихся в результате реакции. – Может, в прошлом Лола была химичкой. – На днях получишь печать кооператива. За тобой будет право подписи, поскольку Павлику этого пока нельзя… – Все же какая-то тайна так и распространялась вокруг Павлика. – Но опыта у тебя нет, поэтому председателем пока сядет Герцен. А кооператив назовем…
«Колокол»? – догадался Виталий.
– Да нет, я не о том Герцене, – снисходительно усмехалась умная Лола. – Наш тоже пытался смыться за бугор, но не получилось. Походка не та. Так что первое время печать и право подписи будешь делить с Герценом.
– Тоже просьба Павлика?
– Естественно, – кивнула Лола.
И недовольно повела острым носиком:
– Никогда с утра не употребляй чеснок. Даже если сильно хочется. Вечером, перед сном, еще куда ни шло, твоей подружке виднее, но с утра…
Укоризненно покачав головкой, вернулась к делу:
– Устав кооператива готов. Направление деятельности: ягоды, грибы, лесные богатства, кедровые орехи. Дарю незатасканное название. «Зимние витамины». Бесплатно.
Офис Лолы занимал пару комнат. В той, где обычно принимали Виталия, окон не было, под потолком горели лампы дневного света. Сквозь свежую краску проступали следы снятых труб. На табличке золотом было вытеснено: « Кооператив Одиночество». Молодые женские голоса из соседней комнаты только усиливали недоумение. Лола усмехнулась и бросила перед Виталием две пачки десятирублевых купюр.
Он спросил ошеломленно:
– Здесь сколько?
– Две тысячи.
– Но я и так должен Павлику пятнадцать рублей!
– Ну, чего ты, Виталик, право? – с некоторым раздражением заметила Лола. – «Пятнадцать рублей!» Ты, наверно, романтик? Я помогу тебе вернуться в реальность. Меня Павлик предупреждал. – Было видно, что ей сильно хочется расспросить о Павлике, но она сдерживала себя. – Тебе придется разговаривать с нужными людьми, ходить в райисполком, к пожарникам, в санэпидемстанцию. Будешь решать всякие проблемы, заодно прикупишь инструмент для кооператива. – И покачала головкой: – Павлик – молодец. Он это все хорошо придумал. Через благушинский «Ветерок» удобно будет прокачивать деньги.
И спросила:
– Помещение имеешь?
– В Томске?
– Ну да.
– Квартира.
– Однокомнатная?
– Да нет. Четыре комнаты.
– Ах да, ты же Колотовкин, – вспомнила Лола. – Профессорский сынок. И квартира у тебя соответствующая.
Некрасиво прищурилась:
– А у любовницы?
– А это зачем?
– Кооператив следует регистрировать по определенному адресу.
– А если?… – он осторожно кивнул на деньги. – Ну, это… Дать на лапу? Чтобы не регистрировать на своей территории…
– Не всегда срабатывает, – засмеялась Лола.
– Мы вместе будем работать?
– У нас другой профиль, – она покачала головой. – Тебе не понравится. «Вам трудно, вам одиноко, тоска давит, звоните нам». Встречал такие объявления?
– Психологи, что ли?
– Ну точно – романтик, – сделала вывод Лола. Страшненькая, черненькая, но обаяния в ее голосе хватило бы на троих. – Пробовал когда-нибудь утешить вдову или вразумить идиота? А мы умеем.
3
В умении Лолы он убедился.
Отец в тот вечер особенно тяжело ходил по комнате. Опирался на трость, потрясал небрежно сброшюрованным местным Пресс-бюллетенем. «Товарищи! Вы видите теперь, что волк скинул овечью шкуру?» Было видно, что революционная терминология убивает отца. Раненый глаз смотрел жалко. «Казенные ведомства уже не стесняются открывать свое истинное лицо…» Ну откуда столько агрессии? Куда смотрит Горбачев? Куда смотрит политбюро? Так скоро страна взорвется.
Сели за стол. Виталий выставил из духовки зажаренную с овощами курицу. В магазине синяя, в пупырышках последнего озноба, в духовке курица сильно похорошела. И коньяк оказался совсем даже неплохой – из магазинчика, присоветованного Лолой. Очень даже неплохой, хотя покупать такой каждый день невозможно даже на деньги Павлика.
– Ждешь кого-то?
Отец удивленно вышел на звонок в прихожую.
Там тотчас раздался раскованный девичий голосок: «Ну, Колотовкин, ты что? Не крути головой, расслабься! Ты вот ждал, я и пришла!» Голос звучал вызывающе молодо. «Чего это у тебя с глазом? По уху дали?» – «Вы из газеты?» – донесся растерянный голос отца. – «Да ну! Мне Лола сказала, что тебя надо срочно грузить в реальность. Она сказала, что ты романтик, – голос незнакомки так и звенел. – Только я не думала, что ты с тростью».
Теперь остолбенел Виталий.
Ему в голову не приходило, что гуманизм загадочного кооператива «Одиночество» простирается так далеко и обеспечивается такими девушками. Впрочем, как иначе утешить вдову, вразумить идиота? Юбочка до колен, даже выше. Даже намного, даже еще выше. Но и это не предел, нет. Ох, не предел, есть перспектива. Июльская жара буквально раздела незнакомку. На загорелых плечах развевалась почти невидимая прозрачная блузка – нежное облачко, не представлявшее никаких преград даже для утомленного зрения профессора Колотовкина. А самое поразительное: незнакомка ужасно напомнила Виталию Светлану Константиновну. Он даже вздрогнул: не бывшая ли это учительница явилась?… Нет, голос звонче… Моложе… Но бровки, но рост, но поворот плеча… Неужели у нее на животе есть родимое пятнышко? – странно волнуясь, подумал Виталий, дивясь таким причудам природы.
– Ой, как у вас уютно! – гостья трогательно прижала руки к почти обнаженной груди, ей все в профессорской квартире нравилось: – Ой, сколько у вас книг!
И лучезарно представилась:
– Я – Маринка.
– Она психолог, папа, – быстро сообразил Виталий.
– Ой, папа! Ой, правда? Вы прочитали все эти книги?
К изумлению Виталия отец не обиделся. Более того, профессор Колотовкин суетливо улыбнулся. Обращение папа подействовало на него так, будто Маринка вдруг удлинила юбку, или накинула черный плат на трогательно обнаженные плечи.
– Как думающий человек…
– Ой, я тоже люблю думать, – перебила профессора Маринка и засмеялась, совсем как Светлана Константиновна. – Только у меня квартира выходит окнами на улицу Ленина, а там все время орут: «Люблю Россию без памяти! Люблю Россию без памяти!» Ну, прям козлы! Чего орать, если с памятью плохо?
– Может, они имеют в виду общество «Память»?
