Мария Гердер - Плановые дети и другие случайности
Она повернула от окна, всерьёз раздумывая, не поехать ли всё же к бензоколонке за спиртным и не напиться ли потом в одиночестве, сидя перед телевизором. Такое с ней случалось не часто, лишь когда уже казалось, что едет крыша.
Потом она снова думала о нём: он убегает от своих проблем... А ты, Сюзанна? Ты от своих не убегаешь?
Она вернулась на кухню и стала выбирать из мусора обрывки письма. После нескольких минут усердного комбинирования ей удалось собрать из клочков шапку почтового листка. Правильно, там были и адрес, и номер телефона. Она снова заколебалась, в неуверенности расхаживая туда-сюда, но наконец всё же пришла к решению: не надо прятаться от жизни. Где телефон?
После трёх-четырёх гудков она уже собиралась положить трубку, но тут услышала его голос:
— Бухнер.
— Раймунд. Вы хотели поговорить со мной?
Молчание. Кажется, он был ошеломлён. Но постепенно начал приходить в себя:
— Госпожа Раймунд! Да. А не могли бы мы где-нибудь встретиться?
— Где?
— Дайте подумать... А почему бы не в Национальном театре? Моё приглашение всё ещё остаётся в силе.
— Я согласна. Но только потому, что я чувствую себя виноватой перед вами.
Он засмеялся.
— Тогда я заеду за вами. Иначе вы снова от меня сбежите.
— Госпожа Раймунд! — просиял он ей навстречу. — Вы чем-то удивлены?
— Вы что... всё же починили вашу спортивную машину?
— Чего там было чинить! Пара царапин. Зато теперь я могу показать вам её во всём великолепии. Абсолютный раритет. Оригинальный «порше-356А-каррера». Год выпуска 1956-й. Мотор с объёмом полтора литра, четыре распредвала и сто лошадиных сил. Держит двести.
— Из какого музея вы его похитили? — спросила она, разглядывая ярко-красный старомодный обтекаемый кузов с узкими стеклами и крошечными задними фонарями. Она чувствовала на себе перекрёстный огонь взглядов из-за кружевных занавесок со всех сторон деревенской улицы.
— Шесть лет назад я нашёл её в одной испанской автомастерской и сам восстановил, — гордо сказал он. — Это была груда обломков. Но через три года интенсивной работы и усердного поиска родных деталей эта красавица вернула себе весь свой блеск. За исключением привязных ремней, которых в год её рождения не водилось, подголовников и широких шин — всё оригинальное.
Сюзанна весело покачала головой. Эта игрушка была под стать хозяину — взрослому мальчику.
Он вежливо открыл дверцу. Пассажирское сиденье оказалось по-спортивному жёстким, но всё же более удобным, чем она ожидала. Он сел за руль и гордо доложил:
— Тут нет кондиционера, нет бортового компьютера, нет сиди-плеера, но зато какой звук! — Он повернул ключ зажигания, запустил двигатель и радостно прислушался к его низкому рёву. — Ну, держись! — воскликнул он и дал газу
Взвизгнули шины. Сюзанну прижало ускорением к спинке сиденья.
— Сотню лошадиных сил сегодня наскребёт любой обывательский автомобиль, но вот облегчённый кузов, без всяких там наворотов — тут полный отрыв! — Он мощно ускорился на деревенской дороге, распугав уток и кур.
— Не так быстро, пожалуйста! — испугалась Сюзанна.
— Почему же, здесь ведь нет радаров! Кажется, это место находится на отшибе даже у задницы мира... извините! Сюда ведёт тупиковый свороток.
Она засмеялась:
— Да, если мир погибнет, вурцельбахцы этого даже не заметят.
— Не хотел бы я тут застрять надолго. Домишки, собаки воют на луну, так?
Но деревня была уже далеко позади, и он ускорился до ста сорока, пока поворот не заставил его притормозить. Центробежной силой Сюзанну отбросило в сторону, а затем снова придавило к спинке. Машина ускорялась с инфернальным рёвом. Перед ними маячил трактор, ещё один полз навстречу. Бухнер стремительно несся вперед... Сюзанна замерла не дыша... Он взял левее, обогнал и в последнюю секунду встроился вправо перед самым носом у встречного трактора.
Она гневно накинулась на него:
— Вы с ума сошли! Мне же не шестнадцать, чтобы производить на меня впечатление такими штучками!
Он замедлил темп.
— Извините, это мой обычный стиль вождения.
— Господин Бухнер! Сейчас у нас восемнадцать тридцать. Спектакль начинается в двадцать, а до театра всего час езды. Нам незачем торопиться, и я надеюсь, на сей раз никого не придётся оттеснять с дороги.
— Чёрт возьми, да вы из тех, кто живёт головой! А вам не приходилось вести машину спинным мозгом и кишками?
— Я понимаю, для вас езда за рулём — осуществлённая свобода.
Он кивнул:
— Иногда даже больше.
«К чёрту. — думала она. — И зачем я в это влипла?»
Солнце клонилось к закату, и Бухнер слегка расслабился в своём скользящем вперёд «порше». Через опущенное стекло в машину вливалась вечерняя прохлада. Они оставили позади перевал и спустились к долине Рейна. Впереди была многорядная дорога, ведущая в город.
— У принца Леонса есть одна общая с тобой черта, — сказала Сюзанна, когда ночью они ехали назад. — Он без устали ищет удовольствий и бежит от всякой ответственности.
Лиственный лес скользил мимо в свете фар.
— Это уничтожающий приговор, — ответил Франк. — Но ведь всё-таки он симпатичный... принц, я имею в виду.
— Я уверена, что Бюхнер не ставил перед собой цель создать симпатичный персонаж, — возразила она. — Для меня этот Леоне — образчик бесполезного плейбоя.
Франк наклонил голову.
— Не знаю, Сюзанна. Опять в тебе говорит этакая учительская назидательность. Разумеется, двести лет назад Бюхнеру хотелось высмеять дворянство. Но этот принц не так прост. Не забывай, что принцесса Леона влюблена в него.
— Да, и это непостижимо. Но поначалу она от него удирает.
— Женщины — сложные существа. Мужчины прямолинейнее.
— Ну да! Принц Леоне — просто образец прямолинейности!
Они беседовали легко и непринуждённо. Сюзанна давно не чувствовала себя так естественно. Может, сказывалось выпитое в антракте шампанское? Сюзанна размягчилась до того, что попросила прощения:
— Мне жаль, что в прошлый раз так получилось.
Он молчал и, казалось, был сосредоточен на дороге. Через некоторое время он спросил:
— Почему ты не пришла тогда?
— Я пришла... но потом ушла.
— Я не понимаю этого.
— Довольно сложная история. Когда-нибудь потом объясню.
Он замолчал. Глядя в окно, Сюзанна задумчиво произнесла:
— Как красиво мерцают звёзды над вершинами деревьев! Прошу тебя, езжай потише. Чтобы дорога не так быстро кончилась.
Вурцельбах. Франк остановился у двухквартирного дома вдовы Шток и заглушил мотор. Воцарилась тишина. Только сверчки стрекотали. Старый деревенский фонарь слабо освещал площадь, и наверняка какая-то из кружевных занавесок слегка отодвинулась в сторону. Сюзанна долго смотрела через стекло в ночное небо. На дальние зарницы. Потом скромно произнесла:
— Ещё раз спасибо за приглашение.
Подождала. Она надеялась получить какой-нибудь знак.
Но он лишь расслабленно откинулся головой на спинку сиденья, как будто был полностью удовлетворён сложившейся ситуацией.
Почему он ничего не говорит? Ведь должен!
Опять зарницы.
Он медленно заговорил:
— Это был первый вечер за очень долгое время, когда я не чувствовал себя одиноким.
Она вздрогнула, как от укола. Он был не такой, каким она его себе представляла. И говорил искренне, от сердца. Но снова замолк.
«Ну же, говори!» — мысленно молила она. — Ну что ж, Сюзанна, спокойной тебе ночи! А мне пора домой. Сестра заждалась.
Сюзанна долго лежала без сна. Надвигалась гроза. Гром гремел над холмами, поросшими лесом. Она была взволнована, ей было и грустно, и радостно. Мысли беспорядочно роились в её голове.
«Почему он не остался? — спрашивала она себя и тут же ставила встречный вопрос: — А сама почему ничего не сказала?»
Она закрыла глаза — и возникла его улыбка. Его тёплая улыбка, за которую не жалко умереть.
Часы на церкви пробили полночь, и тогда она не выдержала. Она нащупала свои очки, быстро натянула майку и схватила летнюю юбку. Потом сбежала по скрипучей лестнице вниз, мысленно благодаря небо за глухоту и здоровый сон вдовы Шток, села в свой «форд», выехала задом из-под увитого плющом навеса и пустилась по деревенской дороге вниз, к долине. Первые капли дождя ударили в ветровое стекло.
Она беспокойно гнала по узкой дороге и выехала на шоссе, которое в бесконечном повороте опять выводило её вверх, к перевалу. Мелькнул знак ограничения скорости — семьдесят. Сюзанна впервые в жизни пренебрегла им и, взвизгнув шинами, едва вписалась в поворот. Но ведь он живёт вместе с сестрой. Ну и пусть, ей просто необходимо к нему. Но ведь это неправильно, так не поступают. Ничего, она целых четырнадцать лет была благоразумной. В эту ночь она наконец вырвется из панциря благоразумия и осторожности. Даже если это будет единственная ночь.
