Леонид Шадловский - Красное море
— Кто стоит за Фазилем?
— Вот этого я не знаю. Возможно, что никого. Он и сам по себе достаточно силён. К тому же связи у него в полиции, да и в мэрии кое-кто прикормлен.
— А тебя он зачем пожёг?
— Я отказался платить. Я ж не знал, что это от него приходили.
— А если бы знал?
— Все равно бы, наверное, отказался.
— Ладно, Игорь, я подумаю о твоём предложении. Но ты понимаешь, что по краю ходишь?
— Ничего. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
Шульман не торопясь пошёл в общий строй, а Натан остался докуривать сигарету. Вот так, вот теперь все становится на свои места. А он-то голову ломал, кто подвёл его под монастырь, на Валентина грешил, компаньона своего… А это оказывается Фазиль! Нарочно, сука, кляузу накатал, нарочно засадил, чтобы, пока Натан здесь парится, поворошить, значит, по его сусекам. Хрен ему там обломиться, а не брильянты с золотом. Все уже давно спрятано — перепрятано, отмыто через оффшорные зоны, по разным банкам распихано… Никто ничего не знает, кроме, разве что, Валентина. Да и тот не до конца, только то, что можно было ему доверить. Вот только странно, что он до сих пор никакой весточки не прислал. Впрочем, все правильно, зачем зря светиться. Скорее всего, Фазиль устроил за ним слежку, поэтому он и осторожничает. Натану даже не могло придти в голову, что Валентин давно уже продал его. И что документы, которые попали к адвокату, и которые тот скрыл от следствия, это всего лишь счастливое стечение обстоятельств. Но сейчас он ещё не знал об этом. Сейчас его занимала мысль, как использовать Шульмана в той игре, которую против него затеял Фазиль. Что будет с Игорем после этого, Натан не думал. С какой стати он должен о нем заботиться?
Вечером вертухай передал ему последние газеты. Первые полосы пестрели фотографиями Натана Гринберга и статьями, которые почти все начинались со слов «За что?». Шум в прессе, раздутый его адвокатами и поддержанный прикормленными политиками и журналистами, сделал своё дело. Даже ивритские охранники стали относиться к нему подобострастно, как будто рассчитывали на то, что когда Натан отсюда выйдет, он не забудет доброго к нему отношения. Начальник тюрьмы теперь заходил по несколько раз в день, то поздороваться, то узнать, не нужно ли чего… Из кнесета приезжали депутаты, посмотреть, в каких условиях он находится. Нельзя сказать, чтоб Натана радовала вся эта шумиха, но он понимал, что она необходима. Тем более, что «кавказская» община уже заочно выдвинула его своим кандидатом в депутаты. И это несмотря на то, что к «кавказским» он не имел никакого отношения. Поддерживал, конечно, материально. То компьютеры детям подкинет, то на газетку деньги переведёт… «Кавказская» община сильна своими семейными кланами, сильна своей численностью, с ними нужно иметь хорошие отношения.
Натан обратил внимание на статью, написанную Евгением Черныхом. В отличие от других авторов, он не задавался вопросом «за что» был арестован всеми уважаемый человек и бизнесмен. Наоборот, он приводил примеры из обвинительного заключения и тут же опровергал их, приводя в качестве доказательств интервью с бухгалтерами и директорами домов престарелых, куда были переведены деньги из натановской фирмы, восторженные отзывы пенсионеров, которые, благодаря ему, здорово поправили своё материальное положение, руководителей различных общественных структур, большинство из которых жило за его счёт… В статье были также высказывания мэров Беэр-Шевы, Хайфы и Тель-Авива, которые хоть и не признавались в явной благосклонности к Натану, но отзывались о нем почтительно, с уважением. Ещё бы, если бы он захотел открыть рот и поделиться своими знаниями об их деятельности, эти мэры быстро залетели бы под следствие. «Молодец, Чёрный, профессионал! Знает куда бить надо, — подумал Натан. — Нужно будет его найти, когда выйду. Он ещё пригодится».
Но Евгения искать не пришлось. Когда Натана выпускали, у ворот тюрьмы собралось множество журналистов, телекамер и просто любопытных. Чёрный стоял немного в стороне, рядом с Дядей Борухом, которого окружали телохранители. Фазиль тоже был здесь, хотя так и не вылез из своего «Сааба». Возле своих машин стояли Рустам, авторитет из Тель-Авива, глава «кавказской» общины, Юрий Шац, депутат Кнессета и «продажная шкура», Моше (Миша) Бакланов, зам.мэра Беэр-Шевы со своими шестёрками и старый Аарон Берг с хайфскими прихлебателями. Натан повертел головой, надеясь увидеть Валентина, но на него налетела журналистская братия, как всегда наглая и бесцеремонная… Особенно нахальной оказалась какая-то толстая тётка с чёрной щёточкой усов. Она, как ледокол, раздвигала коллег, стараясь стать как можно ближе к Натану. Следом за ней двигался худой и пришибленный фотограф, поминутно щёлкавший камерой. Натан поморщился, он знал такого рода женщин. Про них говорят, что такой легче отдаться, чем потом объяснять, почему ты её не хочешь.
— Меня зовут Лида, — представилась женщина, и начала сыпать вопросами, одновременно отдавая приказания фотографу.
Натану не хотелось ссориться с журналистами, он терпеливо отвечал, терпеливо переносил знойное израильское солнце, и мечтал побыстрее приехать домой, погрузиться в прохладу кондиционера, и выпить сто грамм коньяка.
Наконец, репортёры удовлетворились его ответами и начали расходиться. Возле него осталась только Лида.
— Вам что-то ещё? — удивлённо спросил Натан.
— Да, — нисколько не смутившись, сказала журналистка. — Хотите пригласить меня к себе домой?
— Зачем?
— Дадите мне интервью.
— Не горю желанием. Я хочу отдохнуть. Может быть, в следующий раз.
— Ловлю вас на слове, — томно, как, наверное, ей казалось, ответила журналистка и тяжело переваливаясь на толстых ногах, пошла к машине, где уже сидел её фотограф.
Натан обнял Евгения, пожал руку Дяде Боруху, помахал Фазилю, сел в поджидавший его автомобиль, и кавалькада из пяти машин направилась в Беэр-Шеву. Там у Натана был большой двухэтажный дом, с огромным балконом, на котором он любил загорать, и подвалом, где при желании можно было бы пересидеть газовую атаку. Беэр-Шева, в переводе с иврита, означает «Седьмой колодец». По преданию, праотец Авраам, путешествуя по пустыне, остановился именно в этом месте, вырыл колодец и основал поселение. С тех пор Беэр-Шева считается святым городом. Не таким, конечно, как Иерусалим, но все-таки… А вообще-то, в Израиле есть поговорка: Иерусалим молится, Хайфа работает, Тель-Авив веселится, а Беэр-Шева — спит. Шутка, конечно, но в каждой шутке — доля правды. Когда начинается «хамсин», сухой, жаркий ветер, а температура поднимается до 40 и выше, город вымирает. Те, кто по каким-либо причинам оказался на улице, передвигаются, как сонные мухи, обливаясь потом, ругая и жару, и климат, и пустыню, и Израиль…Тень найти проблематично, но даже если и удаётся найти, она все равно не спасает. Просто удивительно, Моисей водил евреев по пустыне сорок лет, за это время можно было весь земной шар исколесить вдоль и поперёк. А он выбрал именно эту пустыню, где ни воды, ни нефти, ни золота, ничего!
Хоть Беэр-Шева и считается южной столицей Израиля, но по российским меркам, это деревня, с населением 200 тысяч жителей, половина из которых «русские». Натан, по приезде в Израиль, намеренно выбрал этот город. Подальше от центра, от Тель-Авива, где он мог ненароком столкнуться с кем-нибудь из старых знакомых, и где периодически проводились воровские сходки, куда съезжались законники со всего мира, что, естественно, увеличивало опасность с кем-то из них встретиться. А Натану это было совершенно ни к чему. Первое время он снимал квартиру, и, практически, не выходил из неё. Разве что поздно вечером, перед закрытием магазинов, за продуктами и сигаретами. Но через несколько месяцев успокоился, и стал жить, как все новые репатрианты. Ходил на курсы иврита, который давался ему с трудом, забивал «козла» с пенсионерами на лавочке, слушал их наивные политические рассуждения, подрабатывал ночным сторожем на стройке…
Через год, несколько адаптировавшись, немного привыкнув к невыносимой жаре, Натан начал присматриваться к богатым бизнесменам, к криминалу, к местным политикам, и пришёл к выводу, что Беэр-Шева — идеальное место для воплощения его планов. По большому счёту, здесь не было ничего, а то, что было, находилось в зачаточном состоянии. Воры, наркоторговцы, сутенёры, мошенники, больше напоминали неразумных детей, которым дали поиграться со спичками под присмотром взрослых, то бишь, полиции. Все серьёзные люди обосновались в Тель-Авиве или Хайфе, где были порты, склады, ангары, где можно было крутить дела, не опасаясь особенно засветиться. В провинциальной же Беэр-Шеве единственной личностью, которой стоило заинтересоваться, был Фазиль. Родом он был из Дербента, большую часть жизни прожил в Москве, где, как поговаривали, купил себе «корону» вора в законе, хотя этого никто и не доказал…В Израиль он приехал с «малявой» от своих кавказских родственников. Благодаря этому получил в своё распоряжение Беэр-Шеву. Он был не очень доволен таким малодоходным городом, здесь хорошо шли только наркотики, но и эта ниша была занята кланом Абуказизов, выходцев из Марокко. Что делать, весь Израиль поделён между разными группировками, поднимать хай, или затевать войну не имело смысла. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не лезут. У Фазиля была жена, двое сыновей, роскошный дом в пригороде… Бизнес он делал на проститутках из стран СНГ, которых ввозил через Египет, и на рэкете. Пытался подмять под себя ещё и банки, но его быстро поставили на место. Банки — это государственный рэкет, человеку со стороны там делать нечего.
