Катя Рубина - Меркурий до востребования
«Сейчас зазвонит телефон, и ты не успеешь дослушать мою историю, а я люблю рассказывать, не прерываясь».
– А ты мог бы хоть на секундочку показаться мне, просто интересно, как ты выглядишь; когда рассказываешь, ты хотя бы улыбаешься?
«К сожалению, это невозможно. Я и сам бы рад, но не получится».
Устюг, как видно, никогда не ошибался. Внезапно раздался телефонный звонок.
Пупель подошла к телефону.
– Я все понял, – прозвучал голос Марка, – ты просто издеваешься, и ну, и хрен с тобой, издевайся, почему ты не звонишь? Что случилось?
– Я тебя бросила, Марк, извини.
– Что ты такое морозишь?
– Наконец-то до меня дошло, Марк. Мы не должны быть вместе.
– Почему?
– Я не люблю тебя, а как друг ты мне совершенно неинтересен.
– Это тебе эта сучка Магда нашептала?
– При чем тут Магда?
– Чувствую ее происки, нам ведь было так хорошо вместе.
– Нет, Марк, нам не было, за тебя я, конечно, говорить не берусь. Мне скучно с тобой, прости, это надо было сделать давно, нам не надо быть вместе.
– Ты пожалеешь еще.
– Не думаю.
– Вот теперь как ты поешь. А кто мне говорил: «Марк, мне с тобой спокойно, я не нервничаю». Я думал, что у нас все хорошо. И вдруг опять на ровном месте, ни с того ни с сего ты начинаешь выкобыры выкобыривать. Понимаешь, Пупель, так нельзя.
– Это я как раз прекрасно понимаю.
– Мы говорим на разных языках.
– Это как раз то, что я тебе пытаюсь донести.
– Блин, ты опять о своем. Тебе было спокойно, хорошо, что случилось?
– Прости. Я правда не хочу делать тебе больно, но если все останется по-старому, будет еще хуже.
– Мы можем сделать выводы. Мы все поменяем.
– Не получится. Я вообще хочу заняться литературой, мне некогда будет.
– У тебя кто-то появился?
– Нет. Прошу тебя, Марк, не звони мне, давай расстанемся по-хорошему, мы же взрослые люди.
– И это говоришь мне ты, кривляка, ты, фифа выспренная.
– Не звони мне больше, пока.
Пупель повесила трубку. Несмотря на то, что разговор с Марком был ей очень неприятен, она почувствовала облегчение.
«Вот и все, – подумала она. – Проехали».
Потом прислушалась к себе. Никаких ощущений. Грусть? Нет. Желание позвонить, проговорить скороговоркой: простимаркяошибласьятакбольшеникогданебудудавайпробоватьещераз? Ничего не было.
«Что же это за город Пермолон?», – думала она, машинально рисуя на клочке бумаги стеклянные крыши и немыслимые узоры. По каким-то непонятным, неописуемым признакам она знала, что Устюга в комнате нет. Она даже проверять не стала. Просто знала, что его нет, но он обязательно вернется, это она тоже знала четко. Вдруг неожиданная идея пришла Пупель в голову.
История Пупель
– А это моя подруга Магда.
Гости завалились все вместе.
– Это Марк Коняшкин, наш, между прочим, коллега, скульптор, в этом году диплом. Доктор Погост, – представляла гостей Надя.
Все ввалились в квартирку Пупели. Надя с Магдой направились на кухню, а Коняшкин и Погост сразу потопали в комнату.
– Мы с Магдой в одном классе учились, – начала рассказывать Надя. – А нож у тебя есть?
Пупель кивнула. Магда смотрела на них большими зелеными глазами и ждала распоряжений Нади, та, вообще, чувствовала себя, как хозяйка.
– Хлеб нарежь, – обратилась она к Магде, – а Коняшкин этот нескладный, но высокий и светлый, про лужайку с белой мебелью я еще не спрашивала, мы только вчера в курилке познакомились.
– А Погоста где ты откопала? – поинтересовалась Магда.
Пупель поняла, что Магда, так же, как и она сама, никого, кроме Нади, раньше в глаза не видела.
– О, это отдельная история, доктор Погост с фигурой Аполлона и лицом упыря, вот это вещь в себе, это штука штуковенная, вам понравится это чудище-юдище, умный, жуть.
– Так где ты повстречала эту прелесть дивную? – опять спросила Магда с улыбкой.
Пупель тоже улыбнулась, ей понравилась улыбка Магды – «что-то среднее между улыбкой Чеширского кота, Джоконды и Антиноя», – подумала она.
– Доктор Погост учился в медицинском институте вместе с моим братом, вернее, он учился задолго до моего брата, учился, учился, учился, и в результате закончил обучение вместе с моим братом.
– Прямо Петя Трофимов, – Магда опять улыбнулась своей комбинированной улыбкой.
Пупель тоже улыбнулась, потому что она тоже так подумала, и именно в тех же выражениях: и Петя Трофимов, и слово «прям» тоже присутствовало.
– А ты чем занимаешься? – спросила она у Магды.
Надя не дала Магде ответить, затараторив: «Магда у нас звезда, она сразу после десятого класса на журфак МГУ без всякого блата поступила, Магда у нас ходячая энциклопедия, это, об этом можно часами говорить, это что-то отдельное, чудовищный интеллект. В школе все просто очумевали, о нас первого класса могла бы уже преподавать философию и литературу. Скажи, Магда, существуют на свете книги, которые ты не читала?».
– Да ладно тебе, прекрати, – возмутилась Магда, – и не вздумай эти тирады произносить при твоих дружках, я тебя просто умоляю.
Пупель открыла холодильник.
– Вот сколько мне мама насовала, – обратилась она к девчонкам.
Надя заахала:
– И холодец, ну класс, у нас будет пир на весь мир, а мужики-то что там? Пуп, пойди, посмотри, что они? Пусть на стол помогают накрывать, а то уже Новый год на носу.
Пупель вошла в комнату. Коняшкин смотрел в окно, Погост развалился на диване.
«Какие у него огромные ноги», – подумала Пупель.
– Ребята, – чувствуя какую-то нелепость в этом обращении, произнесла Пупель, – поможете на стол накрыть?
Реакция последовала не сразу. Еще некоторое время Коняшкин смотрел в окно, а Погост, видимо, очень глубоко смотрел в свои мысли. Но все-таки после повторной реплики – стол накрыть – оба как-то шевельнулись в сторону стола.
– Красивый вид, – молвил Коняшкин.
Погост как-то руками развел, видимо, проверяя, сможет ли он раздвинуть стол.
– Нельзя ли поживее двигаться!!! – На пороге стояла недовольная Надя. – Вы что, спите, что ли?
Моментально стол был раздвинут, появились тарелки и буквально через несколько минут вся странная компания оказалась за столом. Надя включила телевизор.
– Умоляю, не надо, – прозвучал неожиданно высокий голос доктора Погоста.
Все с недоумением уставились на него.
– Что может быть лучше общения, зачем смотреть в «ящик» и ждать от него указаний.
– А как же Новый год? – возмутилась Надя.
– Надюша, не надо выставлять себя глупее, чем ты есть, – фальцетом пропел Погост. – Новый год отмечали задолго до того, как появились всякие глупые технические изобретения. Читай больше Штейнера, многое почерпнешь и не будешь так привязываться к догмам.
Пупель и Магда переглянулись. Причем Пупель показалось, что они подумали одно и то же. Коняшкин захлопал глазами.
– Разлей шампанское, Марк! – повелительно-указательно выговорила Надя.
– «Вошел, и пробка в потолок», – продекламировала Пупель.
Магда улыбнулась, Погост не прореагировал, Коняшкин разливал шампанское в бокалы, Надя резала студень.
– А музыка у тебя есть? – обратилась она к Пупель.
– Музыки у меня много, только не знаю, что бы подошло к новогоднему празднику, – сказала Пупель.
– Все бы вам себя травить, все бы отвлекаться, – произнес Погост. – Что, просто нельзя созерцать – вот стол, вот вино, вот кушанье, вот компания, что еще надо?
– А что нам теперь, о науке разговаривать? – Надя проговорила это с явным раздражением. – Ой, скорее, без пяти, надо проводить старый год, давай тост, умник, – обратилась она к Погосту.
Тот взял бокал, закатил глаза и таким совершенно не тостовым голосом заговорил: «Особенно интересна в этом смысле его книга „Hackel ind seine Gegner“.
– Пусть все хорошее останется с нами, а плохое уйдет, – сказала Магда.
Все, кроме Погоста, посмотрели на Магду с благодарностью. Чокнулись.
– А теперь с Новым годом! – закричала Надя. – Марк, включи срочно телевизор, уже, поди, куранты бьют.
Телевизор был включен. Все еще раз чокнулись и допили шампанское.
– Давай посмотрим музыку, – обратилась Надя к Пупели. Они вышли из-за стола и начали рыться в пластинках.
Погост временно остался во главе стола. Он смерил сидящих Магду и Марка снисходительным взглядом и выговорил мысль, которая явно сидела в голове:
– В отношениях Штейнера к позитивной науке особенно ярко отразилась широкая терпимость его миросозерцания и его глубокое проникновение в смысл исторического процесса. Как он Геккеля защищал от врагов.
– Конечно, это совершенно не новогодний разговор, – произнесла Магда, – но, чтобы закрыть тему, я бы вот что вам на это сказала, хоть Штейнер и защищал Геккеля, но птица птице рознь, и есть две большие разницы между монизмом Геккеля и философией доктора Штейнера. Геккелевский монизм не заключает в себе нравственного начала: с его точки зрения, все мировые явления, от мельчайших химических соединений до высочайшего человеческого духовного творчества, развиваются естественномеханическим путем, и всё, могущее объяснить их, заключается внутри самого физического мира. Поэтому всякая человеческая действительность с точки зрения монизма есть лишь частица всеобщей мировой деятельности, и деятельность эта не стоит ни в какой связи с высшим нравственным мировым порядком и нисколько не зависит от него. Зачем тогда жить? Думать, чувствовать, свершать открытия?
