Светлана Борминская - Люблю. Ненавижу. Люблю
– Нормально, – кивнула я. – Работаю, а вы как, Анна Рудольфовна? – покосилась я на ее зонт с черепаховой ручкой.
Пани Остальская пожала плечами; выглядела она, как восковая кукла.
– Да так... – сказала она, разглядывая побелку, и будничным голосом, даже не переходя на шепот, спросила: – Ты еще не отравила его?...
– Кого?! – чуть не задохнулась я.
– Засранца Валду Рейтеля. – Пани Остальская кивнула на портрет владельца радиостанции, висевший на стене приемной. Рейтель был снят... в обнимку с Тиной Тернер. Оба улыбались, словно давно познавшие друг друга любовники.
– Анна Рудольфовна, тише, пожалуйста... Какой сторож лодочной станции?... И какая отрава?... – шепотом спросила я, оглядываясь на кадровика, который смачно курил в своем кабинете. Мы с Остальской переглянулись, и я телепатически поймала ее мысль:
«Либо ты должна уйти отсюда, либо... у тебя должен быть план мести!.. Хоть какой-то план мести, Сашка!»
Я покачала головой и твердо сказала:
– Нет!
– Да ладно тебе, – сказала пани Остальская уже вслух, без всякой телепатии. – Пойду, у меня ж кот пропал!.. Кошмар и ужас мой, а не кот.
– А-а-а, – с облегчением кивнула я, радуясь перемене разговора. – А что за сторож-то меня спрашивал?...
– Да он у грузчика спрашивал про тебя, а ко мне не обращался.
– А чего ему нужно?... Ну, этому, с лодочной станции, от меня?... – быстро затараторила я, боясь, что Анна Рудольфовна снова начнет громко вещать про месть.
Пани Остальская вытащила платочек.
– Он ушел без цветов, значит, шел не к женщине, по крайней мере, ведь так? – Тут пани Остальская улыбнулась. – Похоже, у него виды...
– На кого? – удивилась я.
– На тебя, – пробормотала пани Остальская, вытирая слезящиеся глаза.
Я кивнула, а Остальская повторила:
– Раз он с лодочной станции, значит, мастер по ремонту катеров. – И, глубокомысленно вздохнув, встала.
– Анна Рудольфовна, а что вы пришли?... – все-таки спросила я. – Сказать про сторожа или...
– Я объявление хотела подать. – Остальская стояла у двери. – А что?
– О пропаже сфинкса? – улыбнулась я.
– Нет, скажешь тоже, – фыркнула старушка. – Сам придет, вот как май закончится, так и придет, у него всегда в мае гулянки. Я квартиру сдаю...
– Так давайте объявление, – на всякий случай предложила я, боясь, что она снова что-нибудь скажет про Рейтеля.
– Ладно, – согласилась Остальская. – «Сдаю квартиру» и дальше – номер телефона... Сколько с меня?
– Тридцать крон, – подсчитала я.
– Так дорого? – удивилась старушка.
– Это дешево. – Я засмеялась, хотя было мне совсем-совсем не смешно в то утро, совсем-совсем...
Кадровик вышел из кабинета и улыбнулся нам. Он-то заулыбался, а я похолодела, глядя на пани Остальскую. Но Анна Рудольфовна благоразумно промолчала. Зато, когда он отошел, пожаловалась:
– Видеть стала плохо!.. Вчера вместо десяти крон отдала сто. Прикинь, а? – посетовала она. – Хорошо, покупательница честная попалась...
– Вернула?!
Пани Остальская кивнула и добавила, глядя на свое объявление:
– Слушай, а не хочешь...
– Снять?... Я столько не зарабатываю, – покачала головой я.
– ...снова перейти ко мне, – договорила Анна Рудольфовна. – В магазин. Все равно ты ничего не осмелишься ему сделать, – кивнула она на Рейтеля в обнимку с Тиной Тернер. – Или я ошибаюсь?
– Как знать, – сквозь зубы в сторону ответила я, чтоб кадровик не услышал.
– И жить переходи ко мне, – вдруг сказала пани Остальская. – Кот мой пропал, а без кота – тоска... Подумай, Сашка, и звони мне, а лучше приходи совсем, ладно?...
И вышла.
А я задумалась, может быть, и правда переехать к ней? Только в качестве кого – прислуги, приживалки или компаньонки вздорной старухи?... Нет, это счастье – не для меня, поняла я через минуту очень непростых размышлений: ворчание старой дамы и ее капризы сведут меня с ума окончательно!.. И я тогда вряд ли уже вернусь в нормальную жизнь, какой живут обычные люди.
Казарму менять на жизнь приживалки нельзя, нет!.. Я подняла глаза и вздрогнула – рядом со мной, оказывается, стоял Кукулис и, видимо, без моего разрешения читал мои мысли. Рука его жужжала, а сам он пах как давно не мытый человек!..
Вдобавок самое страшное, оказывается, уже случилось, и, пока я боялась, что сумасшедший детектив раскроет мои карты перед Рейтелем, Кукулис все ему рассказал, не преминув сообщить об этом мне, с извиняющейся улыбкой Иуды.
– Ты сама виновата, – въедливо заключил он. – Где моя тысяча крон?!
«Можно подумать, онау меня есть!» – поморщилась я.
Это была вторая мзда за сегодняшний день, и она еще не закончилась, к моему большому сожалению.
Охранник вышел, кадровик куда-то испарился, хотя обычно сидел и улыбчиво гипнотизировал меня, сжимая коленями трясущиеся руки алкогольно-зависимого мученика. Я сидела в приемной одна, не считая кошмарного посетителя – детектива-мошенника Кукулиса.
И Кукулис дал волю своему красноречию... Оказывается, он шел по всему городу со своей жужжащей рукой с серьезными намерениями:
во-первых, предложить свой способ устранения Валду Рейтеля;
а во-вторых, озвучить просьбу разделить с ним его несладкую жизнь.
Он так и сказал, ничтоже сумняшеся:
– Рейтеля мы убьем, как два пальца об асфальт. И я с тобой зарегистрирую свои отношения, милаха! – И замолчал, глядя на меня круглыми глазами грача в старых брюках.
Мне чуть не стало совсем уж нехорошо, когда я подняла глаза и увидела, как к радиостудии подъезжает вишневый минивэн «Мерседес-V-280» Рейтеля. К счастью, это была другая иномарка, а Кукулис, видимо, устав ожидать от меня слов благодарности, пустился в пространные рассуждения, наклонившись и глядя мне прямо в глаза.
Главное правило – не разговаривать с психопатом – тут не срабатывало: я была на работе, а психопат стоял напротив меня и, улыбаясь, молол всяческую дребедень... Он рассказывал про безопасные возможности устранения Валду Рейтеля, чтобы никто не подумал, что его устранили мы с ним. Кукулис, похоже, уже считал меня своей второй половиной, вдруг с ужасом поняла я и спросила:
– Что-что?...
Кукулис оглянулся и с издевкой, очень тихо, повторил механизм убийства, который должен быть испытан на Валду Рейтеле нами – им и мной – в самое ближайшее время.
– Повторяю, – проскрипел Кукулис и показал зубы, – линзы, так?...
Я кивнула.
– Линзы... Он ведь носит линзы вместо очков?...
– Ну, кажется, носит, – согласилась я. – Но, вообще-то, я точно не знаю...
– Так надо спросить, – перебил меня детектив. – Сегодня и узнай!..
Я кивнула от страха раз десять, а Кукулис, распаляясь, продолжил фантазировать, проглатывая окончания слов, которые говорил:
– Его линзы нужно опустить в яд, вот – пузырек с цикутой. – Кукулис сунул мне в руку какой-то липкий пузыречек, заткнутый куском газеты, и я машинально спрятала его в карман. – Или – яйца ленточного червя... Стра-ашная вещь!.. Попадая в желудок, а оттуда – по кровотоку в мозг, вызывают кошмарные головные боли и – смерть, ага!.. Черви прогрызают мозг. Уж я-то знаю, – вздохнул он, потрогав свою лохматую голову искусственной кистью.
Я кивнула, подумав, что Кукулис, похоже, уже забыл про тысячу крон.
– Ведь твой муж погиб не на серпантине дорог, а в городе?... – вдруг проникновенно спросил он, заглядывая мне в глаза.
Голос его звучал бархатно, и я от ужаса потеряла дар речи: похоже, детектив всерьез пытался соблазнить меня, вдруг догадалась я.
А «потенциальный муж» сидел и подмигивал мне. Более абсурдного положения в своей жизни я не припомнила, хотя было как-то черт знает что – несколько лет назад... Но не такое!
– Не желчен, не прижимист, – расхваливал себя Кукулис. – Великодушен и не мелочен!..
«Как мне жить дальше?» – вдруг подумала я, глядя на чистое стопроцентное зло, которое вызвала, в какой-то мере, я сама.
– Да я не Ричард Бартон, ну и что с того? – вполне нормальным голосом спросил Кукулис. – И не Челентано.
– Да, ничего, – тихо ответила Сандрин, то есть я.
– Автоавария – мгновенная смерть и такая счастливая прошлая жизнь, да? – снова пробурчал Кукулис. – Ты привыкла быть замужем, как ты без опоры, а?... Подумай, а я подожду.
«По земле ходит зло».
«А какое оно, бабуль?...»
«Зло притягательно, – говорила моя бабушка. – Ты злишься на кого-то, и к тебе притягивается и притягивается зло, как магнитом! Не желай никому зла, и жизнь сама расставит все по своим местам!..»
«Зло оставит меня, если я перестану желать худа Рейтелю?...» – спросила я у неба в окне...
Я подняла глаза, поверх головы детектива Кукулиса на меня пристально смотрел Валду Рейтель! Марк Кукулис, словно увидев его отражение, медленно повернул голову и взглядом фурии пригвоздил Рейтеля к полу...
Обтекаемый и вишневый
Валду Рейтель притормозил перед входом в радиостудию и некоторое время сидел в машине, пытаясь вспомнить, про что же ему говорил вчерашний прощелыга с жужжащей рукой...
